Блогер Руслан Соколовский из Екатеринбурга признан виновным в оскорблении чувств верующих, возбуждении ненависти либо вражды и незаконном обороте устройств для скрытой записи. Он приговорен судом к 3,5 годам условного заключения. В августе 2016 года Соколовский опубликовал видео, в котором ловит покемонов в храме. Протодиакон Русской православной церкви отец Андрей Кураев прокомментировал решение суда в беседе с ведущей «Коммерсантъ FM» Натальей Ждановой.
Фото: Екатерина Балабан
— Как вы можете оценить приговор, вынесенный блогеру Руслану Соколовскому? Вы согласны с оценкой РПЦ, что это демонстрация гуманности по отношению к нему?
— То, что у нас такие приговоры по таким делам считаются проявлением гуманности, — это диагноз всем нам. Как же мы страну настолько довели и самих себя, что считаем это не нормой, а даже выше и чем-то похожим на христианское милосердие. Это очень печально.
Соколовского обвинили в возбуждении негативного отношения, вражды к определенной социальной группе. Но мне кажется, что под эту статью гораздо более адекватно подпадают действия самой Екатеринбургской епархии, которая и возбудила уголовное преследование Соколовского. До того, как епархия возмутилась, о Руслане Соколовском и его существовании знала только его мама. А когда епархия создала этот процесс, дело приобрело не то что федеральный, а международный характер. Юрист епархии, кстати, замечательный жаргон употребляет, он говорит: «Меня пригласили на оперативное совещание в епархиальное управление». Я думаю, что многие люди — не знаю, большинство или нет, — которые до того относились нейтрально или даже благожелательно к Русской православной церкви, боюсь, изменили свое мнение, особенно это касается поколения ровесников Руслана.
— Как вы думаете, почему все-таки срок дали условный? Прокуратура требовала приговорить его к реальному тюремному заключению на 3,5 года. Какие факторы здесь могли сыграть свою роль?
— Об этом должна была бы сказать сама судья. Но дело в том, что судья является заложником того текста закона, который лежит перед ней. Соответствующая статья была в 2012 году принята по инициативе патриарха Кирилла — когда он очень разгневался на выходку Pussy Riot в Храме Христа Спасителя, он инициировал принятие такого рода законодательной новеллы. Статья эта очень странная, в ней речь идет о чувствах и намерениях, то есть об очень эфемерных и субъективных реалиях. Чувства разные у каждых людей, какие-то православные оскорбились на слова Соколовского, какие-то — нет. А меня лично как православного священнослужителя больше всего оскорбляют фарисеи в моей собственной церкви или мои собственные грехи. У судьи есть какой-то интроскоп, который позволяет просвечивать внутренний мир человека, истца и ответчика, и выяснять, было намерение или нет у ответчика, оскорблены ли чувства, правильно ли оскорблены чувства у истца или нет? Я думаю, что нет.
— Вы полагаете, что этой статьи в принципе не должно быть в Уголовном кодексе? Или она как-то должна быть изменена?
— Да, я считаю, что она должна быть изменена, потому что наказывать можно за действия. В ряде западных стран есть четкие совершенно вещи: скажем, «воспрепятствование совершению богослужения» — это понятное дело, когда во время службы, какого-то обряда, не важно, в стенах храме или вне него, врывается кто-то и начинает этому мешать. Это ненормально. А вот что касается чувств и намерений, в этом случае все мы становимся заложниками политического климата.
— РПЦ заявляет, что Руслан Соколовский должен сделать некие выводы из этого дела. Как вы думаете, какими для него должны быть эти выводы?
— Вы знаете, это его дело, какие выводы он будет извлекать. Для меня важно, чтобы сама церковь извлекла выводы из серии своих стратегических и страшных ошибок. Позиционировать себя как силовое и вечно оскорбленное ведомство — это очень неумно в XXI веке.