биеннале архитектура
На Венецианской архитектурной биеннале прошли открытия национальных павильонов. Открылся и павильон России. Из Венеции — ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН.Российский павильон представил в этом году кураторскую выставку Давида Саркисяна "Два театра". Два театра — это проекты реконструкции Большого и Мариинского театров, два главных проекта федеральной власти, поэтому потенциально открытие должно было быть крайне торжественным. Ждали Валерия Гергиева, но он не приехал из-за того, что из Петербурга не взлетали запертые смогом самолеты. Ждали Михаила Швыдкого, но не очень, потому что уже давно ходили слухи о его неприезде. Ждали Анвара Шамузафарова, председателя Госстроя, но он тоже не приехал, потому что не приехал Швыдкой. В общем, никто не приехал, кроме замминистра культуры Александра Голутвы, но он был так утомлен кинофестивалем, что, увидев пришедшую на открытие толпу человек в пятьсот, стушевался и отказался говорить речь.
Вообще-то церемония открытия — процедура формальная, но тут она выражала всю парадоксальность русской экспозиции. Она очень не по-русски красива. Дизайнером павильона стал русский американец Георгий Цыпин, известнейший сценограф. В двух главных залах павильона стояли макеты Мариинского театра Эрика Мосса и Большого театра Михаила Хазанова и Михаила Белова. От Мариинского прямо в лицо входящему зрителю бил свет софита, он проходил сквозь стеклянную перегородку между двумя залами, разбивал ее, и этот световой взрыв материализовался в стеклянных осколках, летящих на металлических проволоках над макетом Белова и Хазанова.
Взрывами нас не удивишь, у нас часто взрывается, но это был такой чистый, такой аккуратно вырезанный из стекол, такой хай-тековский взрыв, что возникало ощущение, будто взрывается не от имени России, а от имени какой-то другой страны, достигшей подлинного технологического процветания. Под стать этому были и макеты, и проекты. Те, кому приходилось раньше видеть проект Большого, отмечали некоторую запутанность (есть десяток вариантов, ни один не утвержден), известную неряшливость исполнения и вообще непонятность. Тут он словно преобразился, на безупречно выполненных прозрачных штандартах, висящих на отлете от стен, каждое очередное изображение Большого выглядело единственно верным решением. Трудно поверить, но рядом с этим американский проект казался несколько менее внятным (два варианта), менее технологичным (макет оказался каким-то шершавым и шерстистым) и вообще недоделанным. Но в целом такой чистой, такой лаконичной, такой современной архитектурной выставки в российском павильоне никогда еще не было. У нее совершенно неожиданный замысел. Я бы сказал — очень государственнический.
На первом этаже павильона Цыпин устроил инсталляцию, где в темном пространстве, залитом черной водой, под довольно тревожную музыку к светлой стеклянной башне плывет хрустальный корабль. Это очень красиво, но здесь еще ощущается что-то такое тревожное. Все-таки вода черная, и хотя такой торжественный корабль не может не выплыть к чему-то хорошему, в воде вокруг башни, к которой он движется, расставлены светящиеся луковки русских храмов, так что при желании тут можно углядеть и апокалиптические нотки.
Зато наверху все становится просто триумфальным. Тема биеннале — NEXT, и очевидно, что будущее России прекрасно. Были у нас периоды плавания впотьмах по черной воде, а теперь прорыв в будущее, торжественный русский макет, и даже свет от макета Мосса нужен нам главным образом для того, чтобы ярче высветить всю силу триумфа Большого. Луч света в светлом царстве. Трудно сказать, что здесь сыграло свою роль, то ли время изменилось, то ли куратор выставки Давид Саркисян как директор Государственного музея архитектуры счел уместным именно такой ход, но это очень необычно для русского павильона. Здесь с советских времен никогда не говорили от имени государства. Начиная с выставки Юрия Аввакумова российская экспозиция всегда была каким-то надрывом художников-оппозиционеров, которые только здесь, на Западе, могут высказать всю бедственность своего положения. А теперь у нас, напротив того, государственная мощь процветающей страны, уверенно идущей в светлое будущее. Образцовое художественное выражение путинской государственной идеологии.
А парадоксальность всего этого заключается в том, что эта государственная программа на самом деле никакая не государственная, а, я бы даже сказал, индивидуально-мечтательная. Церемония открытия, на которой нет ни одного государственного лица, кроме утомленного до отсутствия слов замминистра Голутвы, ясно это показывает. Тут все обман. Нет на самом деле никакой реконструкции Мариинского театра, проект Мосса отвергнут, это фикция, годная только для биеннале, и поэтому нет и Валерия Гергиева. Нет и проекта Большого, потому что за три года власти оказались не в состоянии решить, что им нужно — то ли расширить здание театра, то ли, наоборот, уменьшить его до первоначального размера Осипа Бове, превратив в музей театрального искусства. И потому все эти эффектные решения Хазанова и Белова — блеф, и потому нет Анатолия Иксанова, которого могут здесь неудобно спросить, по какому из этих убедительных и торжественных проектов будут строить. Нет решения по этим важнейшим культурным проектам России, и потому нет и Михаила Швыдкого, и Анвара Шамузафарова, которые в силу министерского статуса должны как-то за это отвечать. Нет никакой сильной европейской страны среди других цивилизованных стран, потому что этих цивилизованных стран в виде Мосса мы боимся до неприличия, и никакая стеклянная преграда между нами и Западом не пробита и в помине.
Так что мы все равно выступаем как страна с большими странностями. Удивительно то, что мечта о такой стране сама собой захватывает лишенных государственного финансирования и поддержки кураторов, художников — русских эмигрантов в Америку, бывших оппозиционных бумажных архитекторов Михаила Хазанова и Михаила Белова и даже американского профессора Эрика Мосса, а государство их совершенно не замечает.
Это интересный момент. Георгий Цыпин в разговоре с корреспондентом Ъ заявил, что чувствует себя продолжателем традиций русского конструктивизма. Михаил Хазанов в дискуссии с инвестором Эрика Мосса Фредериком Смитом (корреспондент Ъ служил тут переводчиком) доказывал, что русский конструктивизм — это наш главный взлет и главный шанс, а Фредерик Смит, в свою очередь, доказывал, что Эрик Мосс как раз и опирается на эти традиции. Все ждут возвращения времен русского конструктивизма и не поймут, когда же это будет.
Я думаю — уже есть. Потому что русский конструктивизм — это когда лучшие художественные силы сами собой не пойми с чего начинают создавать государству триумфальный авангардный образ, а государство недоуменно чешет репу и не понимает, чего это они делают. Лет через десять оно расчухивается, всех этих художников уничтожает и начинает само создавать себе образ в другом стиле. А этот краткий период оказывается нашим взлетом и шансом, с которым носятся следующие 70 лет.