В прокат вышел фильм Александра Бустильо и Жюльена Мори «Техасская резня бензопилой: Кожаное Лицо» (Leatherface). Восьмой за 43 года фильм о семейке садистов-людоедов Сойеров, снятый дуэтом французских наемников Голливуда в братской Болгарии, погрузил Михаила Трофименкова в бездну размышлений о загадочной американской душе.
Фильмы о маньяках — реальных или вымышленных (Кожаное Лицо — маньяк гибридный, отдаленно напоминающий реального монстра Эда Гейна) — снимались и снимаются по всему миру. Вы не поверите: их снимали даже в соцстранах 1960-х годов. В милейшей Франции существует целая традиция экранных баллад о душегубах. Но в Чехословакии или Болгарии героями были не маньяки, а их преследователи. А во Франции какой-нибудь кошмарный доктор Петио, сжигавший людей в домашнем крематории, предстает на экране двуногой метафорой морального неблагополучия нации в эпоху исторических катаклизмов или, напротив, чрезмерного благополучия.
Соединенные Штаты — исключение. Ни в одной другой стране мира немыслим длящийся годами, если не десятилетиями, цикл фильмов о маньяке в хоккейной маске Джейсоне («Пятница, 13-е») или о тех же Сойерах. Это чисто национальный жанр, то есть жанр значительный в том смысле, что транслирует нечто важное об американской душе. Или, говоря по-другому, об американской мечте, потому что все значительное, что создано американской культурой,— от Вашингтона Ирвинга до Хантера Томпсона,— посвящено поискам, обретению или отрицанию американской мечты.
Джейсон воплощал кровавый протест глубинной, пуританской Америки против сексуальной революции. Сойеры некогда стали жертвами реструктуризации производства: мясники с закрытой фабрики продолжали на вынужденном досуге практиковать привычное ремесло. То есть были почти что «проклятьем заклейменными» рабами капитализма. Ну, еще они воплощали страхи прогрессивных, но чрезмерно пугливых западного и восточного побережий США перед нутряной Америкой реднеков и «белой швали». Тех, кого ныне обзывают — не без нотки социального расизма — «электоратом Трампа».
Псевдосоциальный акцент отчетливо звучит и в новой «Резне», рассказывающей о генезисе Кожаного Лица. Среди трех дегенератов и одной дегенератки, сбежавших из психушки для несовершеннолетних преступников, прихватив с собой заложницу-медсестру (Ванесса Грасси), Джед Сойер (Сэм Страйк) — единственный, кто претендует на человечность. Он, мол, не по своей воле взялся за бензопилу: жизнь вынудила. Виноват не он. Виноват, во-первых, садист-шериф, изъявший его из семьи. А, во-вторых, директор психушки, пытавший своих подопечных по ночам электрошоком. Но, положа руку на сердце, шериф виноват лишь в том, что не пристрелил Джеда и всех его родственников еще в прологе фильма. Ведь мальчуган уже получил тогда в подарок на день рождения свою первую бензопилу и не распилил в капусту связанного соседа, обвиненного Сойерами в краже поросят-антропофагов, лишь по малолетству. Хорошо, что дедушка-полупаралитик помог, добив соседа молотком. Жертвой же шерифа Джед пал, когда уже успешно заманивал в смертельную ловушку встречных-поперечных, включая дочь блюстителя закона. В общем, перефразируя Иосифа Бродского, «лучший вид на эту ферму — если сесть в бомбардировщик».
Только не надо говорить, что долголетие киноциклов о маньяках связано исключительно с их коммерческой успешностью. Если зрителей не стошнило уже на первом из многочисленных сиквелов-приквелов «Пятницы, 13-го» или «Техасской резни», значит, что-то не в порядке со зрителями. Потому что по сравнению с вот этой вот восьмой «Резней» любая порнография — душеспасительное зрелище. Даже плохая порнография выполняет чисто техническую, но терапевтическую функцию. Но решительно непонятно, что терапевтического в зрелище девушки, покрытой гниющими коровьими кишками, или шерифа, поедаемого огромными хряками. Можно, конечно, вспомнить, что в бунтарских 1960-х «свиньями» в Америке величали копов. Но вряд ли историко-культурная память Бустильо и Мори простирается так далеко и так глубоко. И, по большому счету, интересно лишь одно: насколько популярен цикл о «Техасской резне» в самом Техасе.