«О теле и душе» венгерского режиссера Ильдико Эньеди, картина—победитель последнего Берлинского фестиваля, с точки зрения Андрея Плахова, может претендовать на звание самого небанального фильма года.
Высшей оценки заслуживает исходная вполне безумная идея — разыграть поэтическую love story не где-нибудь, а на скотобойне. С обстоятельностью и документальным реализмом современного кино в двух-трех коротких сценах показан антураж этого малоэстетичного заведения: туши, мясо, кровь, рогатый скот, обреченный на заклание. Все это не инсценировка: кино снималось на мясокомбинате под Будапештом (хотя коров специально для фильма не убивали), камера фиксировала то, что реально происходит «за кадром» жизни большинства людей и о чем они стараются не думать.
Режиссер задает эти жестокие координаты, но потом словно забывает о них, переключая зрительское внимание на развитие любовной интриги. Она сама по себе тоже опрокидывает ожидания, да и чего можно ждать от этих замкнутых в своем одиночестве чудиков-персонажей. Мария — молодая женщина с манерами социопатки и без чувства юмора (ее играет Александра Борбей). Эндре — мужчина в возрасте, холостяк, инвалид с дефектом левой руки, его роль исполняет вообще не актер, а драматург и переводчик русской литературы Геза Морчани. Он — финансовый директор мясокомбината. Она — инспектор по качеству мяса.
Служебный роман вспыхивает как следствие производственного конфликта, когда неожиданно выясняется, что героям снятся одни и те же сны. Первый из этих снов (шедевр оператора Мате Хербаи) мы видели в самом начале фильма. Заснеженный лес, двое прекрасных оленей, самец и самка: наступит час, когда они будут готовы к соитию, но сейчас производят впечатление вполне романтической пары. А вот что сказать о героях, каждый из которых застыл в своей форме аутизма? Им придется пройти через множество стадий любовного церемониала, через преодоление фобий и условностей, чтобы соединились не только их сердца, но и плоть.
Название фильма очень точно определяет его внутренний сюжет. Это кино о том, как трудно человеку с достаточно развитой и прихотливой душой совладать со своим телом, с его загнанными вглубь желаниями. Сон проявляет подсознание и ведет к исходной природе, которая тоже одухотворена: разве не читается это в печальных глазах и благородной стати оленей? Но наступает пробуждение, и мы опять оказываемся на скотобойне, где уничтожают коров, пускай не столь красивых, но с такими же пронзительными глазами. Неужели люди не видят в них своих страдающих собратьев? А если и видят, таковы правила игры. И недаром финансовый директор признается новому сотруднику забойщику, что на работу предпочитают брать тех, кто жалеет животных, а не делает свое дело автоматом. То есть тех, у кого не отмерла душа, и это, как ни странно, не имеет ничего общего с лицемерием.
Есть загадка в картине Эньеди, снятой на кровавом материале, но деликатной, нежной, при этом остроумной и ничуть не сентиментальной.
Ее называли экологической притчей, находили в ней сходство с советским кино «духовных исканий» и восточноевропейским — «морального беспокойства».
А еще — с эстетикой Аки Каурисмяки, который конкурировал с Ильдико Эньеди в Берлине и все же уступил ей «Золотого медведя». Да, минимализм диалогов и характер немой актерской игры, как и общий тон печальной комедии о маргиналах, оправдывают эту параллель. И все же фильм не помещается ни на одну из отведенных ему полок. Он совершенно отдельный — даже более, чем дебютная киноработа Эньеди «Мой ХХ век», некогда завоевавшая «Золотую камеру» в Канне и заставившая говорить о появлении нового перспективного режиссера. В той картине снимался Олег Янковский, она была сформирована по традициям и законам чисто авторского, ассоциативного кино, еще живого в конце 1980-х годов.
Дальнейшая карьера Ильдико Эньеди сложилась не самым блестящим образом, а за последние 18 лет, когда венгерский кинематограф стремительно коммерциализировался, она не сняла ничего, кроме короткометражек, зато воспитала много способных учеников в киношколе. В наконец-то появившемся новом фильме чувствуется энергия накопленного опыта и нерастраченный потенциал молодости. Чувствуется сила личности, сумевшей на долгой дистанции сохранить хрупкий баланс между душой и телом.