Гики круглого стола
Василий Корецкий о триумфальном возвращении Стивена Спилберга в 80-е
В прокате — новый фильм Стивена Спилберга, экранизация главного гиковского романа XXI века «Первому игроку приготовиться». После нескольких драматических фильмов о судьбах Америки Спилберг как будто возвращается во времена своей молодости — действие фантастической утопии разворачивается в будущем, помешанном на 1980-х. И он в отличной форме!
Сцена, открывающая фильм «Первому игроку приготовиться», помечена титром «2045 год». Но на одну-две секунды, когда на экране появляется постапокалиптический городской пейзаж в стиле «Бегущего по лезвию» и в нем — главный герой, плотный мальчик в очочках и кедах, кажется, что на дворе 1980-е, Спилберг такой молодой и только что снял «Инопланетянина», а скоро выйдут «Клуб „Завтрак"» и «Назад в будущее». Эта иллюзия длится ровно мгновение, до появления следующего персонажа — тоже в очках, только уже не простых, а VR,— но ощущение возвращения в золотой век вечного «до 16» не покидает до конца фильма. Да, новый фильм Спилберга — это признание в любви американской поп-культуре как таковой, экранизация гиковской библии — одноименного романа-бестселлера Эрнеста Клайна 2011 года (студия Warner Bros. предусмотрительно приобрела права на него за год до публикации).
Собственно, кроме мира поп-культуры во вселенной, описанной Клайном, толком ничего и нет: пережив сахарный кризис и бунты из-за низкой скорости интернета, Земля совершенно потеряла интерес к реальности, превратившейся в бетонную пустыню, по которой рыщут стаи дронов всемогущей корпорации. Люди теперь почти непрерывно тусят в огромной мультипользовательской игре с десятком подсюжетов, некоем ОАЗИСе (это аббревиатура), придуманном двумя гениальными чудаками — аутистом Джеймсом Халлидеем в вечной джинсовой куртке и его чуть более вменяемым другом Огденом Морроу в старомодном пиджаке. После смерти Халлидея дивный новый мир оказался без присмотра и без владельца — по завещанию Создателя, вселенная ОАЗИСа перейдет под контроль того, кто найдет три спрятанных в игре «пасхальных яйца», три ключа, дарующих контроль над половиной акций ОАЗИСа. Именно охота за этими ключами и движет всеми разноликими аватарами, населяющими виртуальный мир, в том числе и нашим героем, носящим в ОАЗИСе красноречивый никнейм Парсифаль. Она же — двигатель всего сюжета «Первого игрока», организованного, в общем, как стрим, трансляция прохождения уровней компьютерной игры.
Но Спилберг не был бы Спилбергом, если бы взялся за банальную экранизацию квеста. После увесистой гражданской лирики вроде «Линкольна», «Шпионского моста» и недавнего «Секретного досье», возвращаясь к своим любимым игрушкам (помимо всего прочего он создал и несколько видеоигр, в том числе и оригинальных, не связанных с сюжетами его фильмов), динозаврам, киберпанку и приключениям, он держится как титан, по-товарищески похлопывает по плечу самого Кубрика — и после «Искусственного разума», снятого по эскизам и рукописям последнего, несомненно, имеет на это право. Самый восхитительный и одновременно шокирующий аттракцион «Игрока» — не головокружительные экшен-сцены в виртуальном пространстве, но мэшап «Сияния» и геймерской параферналии. В одном из извивов сюрреалистического пространства ОАЗИСа герои в образах мультперсонажей (один из которых — огромный орк) попадают в пространство настоящего пленочного фильма, «Сияния»,— и олдскульный хоррор оказывается куда более жутким творением, чем все современные компьютерные навороты.
«Игрок» — это вообще настойчивое утверждение витальности, бодрости и широты мысли «старой школы» в противовес однообразному эзотеризму новейших гик-франшиз, вход в которые заказан зрителю со стороны. Спилберг изящно лавирует между реальностью фильмической (здесь — как бы реальной) и глубокой CGI-виртуальностью. Он, как и положено гику, жонглирует цитатами и аллюзиями — как очевидными, легко считываемыми любым, кто хоть немного знаком с американской массовой культурой, так и довольно специфическими (не все, признаем, знакомы с философией ископаемых игр для Atari). При этом его фильм не выглядит занудным бубнежом ботаника-заучки, штудирующего комиксы,— он ежеминутно излучает свежесть 1980-х, десятилетия, когда голливудский блокбастер еще стремился к новизне, оригинальности, а то и визионерству, а хайтек еще казался кому-то возможным путем к утопии, а не дорогой в «1984». Об этой утопии и подстерегающих ее опасностях капитализма, собственно, и говорится в романе Клайна.
При этом в книжке (и в экранизации тоже) нет одного крайне важного для всех фильмов Спилберга драматургического элемента — фигуры патриарха. Режиссер, умудрившийся даже антиутопию Уэллса превратить в этакий «Крепкий орешек» (канонический пример сюжета, в котором спасение мира затевается ради восстановления героем отцовского статуса), при любой возможности вписывал в свои фильмы ребенка, отчаянно ищущего папу, или мужчину, стремящегося вернуть себе патриархальную позицию. Но в «Первом игроке» отец-Создатель Джеймс Халлидей не просто мертв и бесплоден (по сюжету Халлидей так и умер девственником) — он еще и антипатриархален. Завет креатора ОАЗИСа — никаких заветов, правил и законов, его универсум — анархический мир, делезианская ризома, где не работает привычная позитивистская логика, где все (на что, добавим от себя, имеет копирайт компания Warner Bros.) равносвязано со всем и присутствует единовременно, где Стальной Гигант (персонаж мультфильма Брэда Бёрда) может цитировать Терминатора, а шаг назад оказывается не отступлением, а прыжком вперед. Отправившись в эту цифровую Телему, в поход за виртуальным Граалем, новый Парсифаль (в реальности, конечно же, сирота, как и все его друзья по игре) обретает не королевские регалии властителя ОАЗИСа, но праздник непослушания, торжество веселой безотцовщины и беспризорности, свой клан — как радикальную антитезу буржуазной нуклеарной семье, и любовь — как революционную силу, способную мобилизовать сотни тысяч. Новое Средневековье, Анти-Эдип и дедушка Спилберг — вот это мэшап, подобного которому нет места ни во вселенной «Марвел», ни в мире комиксов DC!