В прокат вышел фильм Бена Луина «Шпионская игра» (The Catcher Was a Spy). История бейсболиста Мо Берга, работавшего в годы войны на американскую разведку и едва не переквалифицировавшегося из аналитика в ликвидаторы, навела Михаила Трофименкова на размышления о людях тридцатых годов.
С точки зрения кинокритики об «Игре», снятой уныло по-телевизионному, сказать нечего. Ни к триллеру, ни к психологической драме она никакого отношения не имеет. Триллера без саспенса не бывает, а в истории агента, которому поручили ликвидировать в 1944 году великого физика Вернера Гейзенберга (Марк Стронг) и сорвать тем самым нацистскую ядерную программу, саспенс по определению не ночевал. Заранее известно, что Гейзенберг прожил после войны еще тридцать лет и даже успел побороться за мир во всем мире. Тем самым обессмысливаются и гипотетические терзания героя, готового «переступить через кровь». Здесь вообще никто ничем не терзается, а просто оттарабанивает роли. Единственная сцена со стрельбой напоминает отходы производства «Спасения рядового Райана», что неудивительно: хит Спилберга на счету сценариста «Игры» Роберта Родата.
Единственное, что удалось авторам,— это оригинальное название «Кэтчер был шпионом», утраченное в прокате.
Но абсурдный парафраз названия повести Сэлинджера «Над пропастью во ржи» (The Catcher in the Rye) по определению не переводим ни на какой язык. Другое дело, что решительно непонятно, какая муха укусила прокатчиков при переводе вводного титра. «Разведка послала в Швейцарию еврея-бейсболиста» превратилось в «Разведка послала в Швейцарию своего агента». Однако звезду бейсбола Мо Берга (Пол Радд) узнают в лицо даже таксисты, а еврейство его непрестанно поминается.
Возможно, причуда перевода объяснима желанием снизить градус абсурдности сюжета. Еврей-бейсболист в роли киллера — это столь же странно, как бейсболист-аналитик. Между тем Берг владел дюжиной языков, мгновенно отвечал в радиовикторине на каверзный вопрос о происхождении названия Канарских островов и, штудируя востоковедческие издания, задолго предчувствовал Перл-Харбор.
Немудрено, что коллеги считали его «извращенцем», но тайну своей ориентации Берг не раскрыл даже легендарному генералу Уильяму Доновану (Дикому Биллу), создателю управления стратегических служб — прообраза ЦРУ. Получив отлуп, гомофоб Донован немедленно принял Берга на работу. Зрителям повезло больше: с ними Берг поделился подробностями связи с волнующей Эстеллой (Сиенна Миллер). Увы, лирический эпизод в русском сознании обречен ассоциироваться с анекдотом о поручике Ржевском и «очень скользком инструменте»: Берг предпочитает совокупления на рояле.
Знаменитая аттестация Берга как самого странного в мире бейсболиста справедлива. Но фильм о человеке-тайне имеет смысл лишь в том случае, если авторы пусть и не разгадывают его, но транслируют ауру этой тайны. В финале «Игры» же мы знаем (и чувствуем) о Берге не более чем в прологе.
Фильм может навеять аналогии с «Признаниями опасного человека» (2002) Джорджа Клуни. В конце концов, Клуни тоже не объяснил, подрабатывал ли телезвезда Чак Бэррис на каникулах киллером для ЦРУ или его признания — колоссальная мистификация. Но Клуни снимал кино о тотальной неопределенности всего на свете в эпоху массовых коммуникаций. А тут все сурово: судьба человечества решается. И зависит она только от проницательности Берга, уполномоченного решать на месте, пустить пулю Гейзенбергу между глаз прямо на его лекции или помиловать, поверив, что тот бомбу не создаст.
Проще махнуть рукой: Голливуд, что с него взять. Ну и вообще, не бывает так, чтобы бейсболист-денди, пусть и полиглот, так органично переквалифицировался в тайного агента.
В том-то и дело, что бывает. Вернее, бывало с людьми 1930-х, которых мы обречены не понимать, как не понимаем жестокий и по-своему прекрасный мир, в котором они жили. Что там далеко ходить. Возьмем моего дедушку, тихого мирного искусствоведа и художника. О том, что знание, как у Берга, пригоршни языков привело его в 1939-м в нелегальную разведку Балтийского флота, семья знала. Но при этом считала, что в блокаду он командовал на флоте отделом военных переводчиков. И вот на «Подвиге народа» появилось представление (февраль 1942 года) к ордену Красной Звезды старшего лейтенанта Бродского, командира опергруппы, работавшей в немецком тылу. Чего только в этом документе нет: никакому Бергу не снилось. И это да, сверхъестественная норма эпохи: органично перейти из нормальной жизни в зазеркалье и так же органично вернуться. И единственное достоинство «Игры» — то, что она, пусть и неуклюже, об этих былинных людях напоминает.