В прокат на этой неделе выходит фильм Авдотьи Смирновой «История одного назначения» — о том, как Лев Толстой пытался спасти солдата от смертной казни
У Толстого в кино борода хипстерская (в роли писателя Евгений Харитонов)
Фото: WDSSPR
Толстой в фильме — не главный герой, и это, конечно, большая удача. Можно представить, как выглядело бы «кино о Льве Толстом» в 2018 году — с нынешним уровнем актерской игры, сценариями, самоцензурой. Авторы фильма, по их признанию, четыре раза переделывали сценарий, пока, наконец, не поняли, что «Толстой в этой истории — не главный». Режиссер Авдотья Смирнова признается, что даже мысленно обращалась к Толстому за помощью — и он помог в итоге, это не вызывает сомнений. Фильм использует тот самый толстовский прием, названный Шкловским «остранением»: рассматривать привычные вещи и поступки так, как будто мы видим их впервые, с позиции какой-то идеальной «всечеловечности».
Именно то, что Толстой в фильме — лишь один из участников драмы, ставит его в равные условия с другими героями. Это дает нам возможность оценивать его слова и поступки объективно. Толстой тут выступает не в роли писателя, он не «над ситуацией», что привычно для его творчества, а внутри нее. И слова Толстого — его главное оружие — в ситуации жизненной драмы весят не меньше, но и не больше, чем слова других. Само время также выбрано удачно — 1860-е годы, пореформенные; Толстой уже известен, но еще вполне молодой по нашим меркам (38 лет) человек (в его роли — актер Евгений Харитонов). И даже борода у него совершенно хипстерская. Авторы сознательно не желают «воспроизводить эпоху», давая понять, что это и невозможно, и не нужно. Они создают как бы набросок эпохи, намек на Толстого, но именно это парадоксальным образом и делает ситуацию живой.
Наконец, Толстой в описанной истории — вовсе не победитель. Он заблуждается и совершает ошибки. Эта диспозиция лишает нас школьного благоговения перед классиком.
Фильм основан на реальных событиях. В сравнении с сегодняшними практиками российского кино, где вдохновенно выдумывается отсебятина поверх реальности, степень исторического соответствия тут действительно высока. Суд над писарем Шабуниным упоминается в письмах личного секретаря Толстого Гусева и биографа П.И. Бирюкова, история пересказана в известной книге Павла Басинского. 6 июня 1866 года в 65-м Московском пехотном полку, недалеко от Ясной Поляны, ротный командир капитан Яцевич уличил писаря Василия Шабунина в пьянстве и собирался посадить в карцер. Со словами: «За что же меня в карцер, поляцкая морда? Вот я тебе дам!» — Шабунин ударил ротного по лицу. По тогдашним законам военного суда это каралось смертной казнью. Один из офицеров 65-го полка, Г.А. Колокольцев, предложил Льву Толстому быть защитником солдата на военном суде. Толстой произнес страстную речь. Одним из судей был как раз Колокольцев, который, вероятно, из карьерных соображений, неожиданно для всех высказался за смертную казнь. Именно его голос и оказался решающим. Толстой затем пытался подать прошение о помиловании царю через родственницу А.А. Толстую и написал его в броском, даже фамильярном ключе, однако забыл указать номер полка. Шабунина расстреляли. На месте расстрела возникла стихийная панихида, становой пристав приказал сровнять могилу с землей.
Это очень «толстовская история», и ее отголоски, конечно, будут и в рассказе «После бала», и в публицистике. Ужасы солдатского быта, муштра и бесчеловечность переданы в фильме весьма убедительно. Но, как и всегда у Смирновой, в фильме есть еще и внутреннее размышление о роли интеллигенции, и оно также не линейно. Нам представлены два варианта поведения людей одного сословия и мировоззрения. Но если поведение самого Толстого описано без выдумок, то в случае с поручиком Колокольцевым авторы все-таки не удержались и «додумали от себя», превратив его в карикатурного идеалиста, который быстро превращается в циника и подлеца.
Идея фильма, стало быть,— «благими намерениями вымощена дорога в ад». Вот вам бюст Вольтера, книжечки, идейки, новое мышление, за все хорошее — а вот тот же человек оказывается главным виновником убийства.
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что на место идеализма тут можно легко подставить слово «либерализм» (поручику и пеняют в одном эпизоде, что он, мол, ведет себя «как либерал»). И вот что выходит в итоге. Муштра ужасна, система ужасна, насилие ужасно, но главным виновником оказывается в итоге именно идеализм. Не шпицрутены виноваты, а интеллигент, который вовремя в себе не разобрался. И хотя остальные участники суда, ротный и полковой командиры, тоже голосовали за казнь, но от поручика ожидали, видите ли, «другого», и они ему теперь тоже пеняют и выказывают презрение.
Разве авторы не имеют права на такой взгляд? — спросят нас читатели. Конечно, имеют. Вполне может быть, что авторы искренне именно так и думают, что во всем виноваты те, кто хотят «как лучше». Конечно, все это сделано в фильме не в лоб, тонко. Проблема только в том, что такой взгляд на идеализм интеллигенции, которая «все погубила», не является чем-то оригинальным. Напротив, этот взгляд сегодня самый что ни на есть общепринятый, мейнстримовский, и он находит отражение в каждом втором фильме, который сегодня делается в России.
Авторы в таких случаях говорят: мол, мы не хотели однозначных образов и выводов, хотели создать противоречивые характеры, «мир сложнее»… Авторы даже и сами как бы не понимают, «как такое могло случиться с поручиком». Но в итоге ты приходишь к выводу, что поступки героев в российском кино непонятны именно потому, что сами авторы не до конца разобрались в себе и своих представлениях о мире. Причем это они еще и выдают за отдельную добродетель.
Что побуждает в фильме молодого идеалиста Колокольцева (Алексей Смирнов) отказаться от своих убеждений? Желание получить, наконец, признание собственного отца-генерала? Понимание, что нужно считаться с правилами системы? Фильм не дает ответа на этот важнейший вопрос. Зато мы понимаем другое — идеалист оказался в итоге главным подлецом, и это дискредитирует все правильное и хорошее, что он проповедует: насилие над человеком недопустимо, солдатам нужно образование… Так оказываются скомпрометированы заодно и хорошие книги, и бюст Вольтера, и главное — стремление человека к свободе, пусть даже наивное, легковесное и непрочное.
А еще авторы тут зачем-то усугубляют и без того безысходную ситуацию писаря. Волею создателей фильма он втянут еще и в какую-то коррупционную схему, принуждаем регулярно подмахивать ведомости с полковыми тратами. Зачем это, что меняет в самой ситуации, кроме броских параллелей с современной коррупцией?
Это старая проблема российского кино. До тех пор, пока авторы не выдумывают историю, все выглядит логично; как только они пытаются раскрасить, «усилить» или «додумать», выходит каша с маслом масляным.
В фильме Колокольцев как-то неотвратимо превращается в законченного циника-карьериста, который, как мы предполагаем, будет и дальше идти по трупам. В реальности, по воспоминаниям очевидцев, Колокольцев впоследствии раскаивался в содеянном, а Лев Толстой продолжил с ним дружить; вот где толстовский сюжет, хочется воскликнуть. Вот то, что потом презрительно 70 лет будут называть «толстовством». Толстой нашел в себе силы простить поручика, чтобы уберечь, возможно, от новых ошибок. В этом и есть гений Толстого. И именно поэтому сегодня мы чествуем не только великого писателя, но и великого идеалиста. Первого российского пацифиста и гуманиста, который сумел изменить мир — хотя бы с помощью слова. Вот где, как говорится, настоящий сюжет, но, как можно предположить, уже для какого-нибудь следующего фильма.
«Толстой нам не принадлежит»
В преддверии юбилея Льва Толстого его праправнучка Фекла Толстая объясняет, почему писатель и его герои до сих пор актуальны