Из чего состоит опера: действие (акт)

Игорь Тимофеев. «Три грации», первая половина 1930-х

Фото: JENNIFER MERIN

Действие (акт) — основная и самая крупная единица в структуре оперы, включающая законченную часть ее сюжета. Возникло как прямая параллель делению на акты драматических произведений, которое, в свою очередь, театр Ренессанса позаимствовал у античных теоретиков. Число актов может варьироваться в зависимости от жанра, времени создания и других обстоятельств.

Из всех принципов устройства оперы ее разделение на части выглядит самым удобопонятным и прагматичным. Ну в самом деле, поди высиди три-четыре-пять часов, не сходя с места. Рассеивается внимание, затекает тело, даже самые сладостные звуки начинают заметно терять в сладости. Надо же дать зрителю возможность ненадолго стряхнуть с себя одухотворенность — для бесцельного фланирования по фойе, для санитарных надобностей и для визита в буфет (тем более что тут и театру прямая выгода).

Притом принцип этот, естественно, вечный. «Пусть сочиненье не больше пяти и не меньше содержит / Действий, ежели хочешь, чтоб вновь его видеть желали» — это еще Гораций советовал; не до конца понятно, почему именно пять, но обычно это число увязывают с пятью этапами, которые, по старым понятиям, должно было проходить развитие сюжета драмы (например, экспозиция-развитие-кульминация-перипетия-развязка). Иными словами, все несколько сложнее, чем банальная потребность зрителя в перерыве, и за ритмом «действие-антракт, действие-антракт» стоят еще и формально-композиционные нормативы.

Но Гораций, понятно, писал не об опере; если же посмотреть на десяток-другой самых ходовых оперных партитур, то становится очевидно, что никакого единообразия нет,— есть оперы пятиактные, но есть и произведения в четырех, трех, двух действиях, а есть и одноактовки.

Обстоятельств, которые такой разброс обусловили, на самом деле множество, и вот они-то не всегда так уж удобопонятны и прагматичны. Бывает, например, что то или иное количество актов — это маркер «свой-чужой», знак принадлежности к определенной оперной традиции, например национальной. «Лирические трагедии» французского барокко, начиная с Люлли, аккуратно следовали канонам классицистской драматургии и включали непременные пять актов. У итальянцев было иначе; в «Эвридике» Якопо Пери два действия, в «Орфее» Монтеверди — пять, но потом в качестве незыблемого стандарта на долгое время утвердилась трехактная структура. Тут даже радикальные смены эстетических приоритетов ничего не меняли: в три действия укладываются оперы венецианцев XVII века — Кавалли, Сарторио, Чести — с их пестрой смесью запутанных интриг, переодеваний, бурлеска и чудес, в три же акта — строгие и чинные оперы-seria композиторов следующего столетия, придерживавшихся итальянской модели, от Скарлатти и Генделя до молодого Моцарта.

Еще по количеству действий подчас можно понять, к какому жанру относится опера, даже не читая либретто. В зародыше opera buffa была одноактной вещицей, позже стандартом стали два акта. Здесь, впрочем, не стоит делать вывод, что чем меньше актов — тем меньше серьезности. Итальянская оратория XVIII века, произведение по музыкальному складу совершенно оперное, только как раз от буффонады бесконечно далекое, тоже обычно сочинялась в двух частях: оратории такого пошиба обыкновенно исполнялись Великим постом в церкви, и в перерыве между действиями общество слушало проповедь.

Но иногда, экспериментируя с актовой структурой произведения, композитор и его либреттист свидетельствуют именно о том, что какая бы то ни было традиция им не указ и что они драматургическое членение оперы хотят подчинить соображениям, допустим, естественности и правдивости, а не формальным правилам. Так было, например, с моцартовским «Милосердием Тита», где старое и почтенное трехактное либретто с несколько даже демонстративной радикальностью переработали (с включением большого числа ансамблей),— и у получившейся, по словам Моцарта, «настоящей оперы» оказалось уже два акта. Так было и у композиторов-веристов рубежа XIX–XX веков, которые совершенно не были убеждены, что серьезную, захватывающую, эффектную музыкально оперную историю необходимо во что бы то ни стало растягивать на три-четыре действия. «Паяцы» Леонкавалло или «Сельская честь» Масканьи — опусы одноактные, но от того ничуть не менее важные для истории оперного театра, нежели «Тоска» или «Андре Шенье». То же можно сказать и о Рихарде Штраусе, у которого есть огромные трехактные «Женщина без тени» и «Кавалер розы» — но есть и одноактные «Электра» и «Саломея», все обаяние которых именно в том, что действие предельно сконцентрировано и непрерывно.

Во всех этих случаях, однако, акт — это не просто часть партитуры, выделенная по чисто сюжетному принципу. Действие оперы — еще и в музыкальном смысле законченный и даже автономный период, у которого тоже есть свои собственные завязка, кульминация и отчетливый финал (оформленный в соответствии с модами того или иного времени: когда бравурной арией, а когда массивным ансамблем, да еще и с хором). С одной стороны, композитору при этом положено было стараться, чтобы акты спорили друг с другом в выразительности, чтобы человек, опоздавший к первому акту, был уверен, что впереди у него все равно в достатке хорошей музыки. С другой — случалось так, что композиторы уровня Верди или Мусоргского перерабатывали свои оперы (директорам театров, что греха таить, тоже доводилось высказываться на предмет желаемого количества действий), вычеркивая или вставляя целые акты, и в результате этих замен восприятие оперы в целом менялось решительно и капитально.

А если вернуться к современной театральной прагматике, то она на самом деле композиторское деление на акты воспринимает вовсе не буквально. В «Воццеке» Берга, например, три акта — но обычно оперу, учитывая ее хронометраж, исполняют целиком без перерыва. Четырехактная «Свадьба Фигаро» Моцарта, скорее всего, будет идти не с тремя антрактами: времена изменились и театры предпочитают не затягивать оперные представления до глубокой ночи. Слушателю приходится, таким образом, воспринимать акт оперы прежде всего как музыкальную реальность — а не как механический отрезок от звонка до звонка.