Вчера в Петербурге состоялось торжественное открытие после капитальной реставрации Военной галереи Зимнего дворца и передача бизнесменом Борисом Йорданом будущему эрмитажному Музею гвардии штандарта лейб-гвардии Уланского его величества полка, вывезенного из России в ноябре 1920 года при эвакуации армии барона Врангеля из Крыма.
Главный герольдмейстер России Георгий Вилинбахов вполне маршальским голосом командовал церемонией передачи штандарта, для непосвященного странной, но преисполненной, очевидно, глубокого геральдического смысла. Из рук почетного караула знамя перешло в руки господина Йордана, от него — к генконсулу США Моррису Хьюзу (сначала предполагалось участие посла Александра Вершбоу), затем по очереди к Михаилу Швыдкому, Михаилу Пиотровскому и новому почетному караулу. Через Георгиевский зал промаршировали солдаты, матросы и кадеты. Церемония получилась лаконичной и мужественной: к чему слова, когда говорят военные трубы?
Только Михаил Пиотровский произнес несколько фраз об Эрмитаже как памятнике русскому оружию, отразившему за три века трех страшных агрессоров: шведов, французов и немцев. Возвращение реликвии, кочевавшей 80 лет по свету, было названо свидетельством "связи времен, приятной и трогательной". Наверное, господин Пиотровский был прав, умолчав в такой торжественный день о том, что история реликвии несколько двусмысленна.
Дед и отец господина Йордана и их однополчане, сберегшие знамя в годы Второй мировой войны, были не только хранителями воинской славы, но и офицерами Русского охранного корпуса (какое-то время он назывался Русской охранной группой), сформированного в Югославии немецкими оккупантами в 1941 году. Дед — начальником штаба одной из двух бригад корпуса в звании полковника, отец — простым обер-лейтенантом.
О репутации корпуса можно судить по тому, что даже радикально-антикоммунистический Народно-трудовой союз категорически запретил своим членам вступать в него, а виднейший монархист и националист Василий Шульгин признавался в мемуарах, что, когда он слышал о делах русских "охранников", ему становилось стыдно за свое русское происхождение. Корпус — в отличие от власовской армии — подчинялся непосредственно группенфюреру СС Нойхгаузену, его бойцы носили немецкую форму, приносили присягу лично фюреру, обязуясь не задумываясь пожертвовать за него жизнь, и отблагодарили гостеприимное югославское правительство участием в карательных операциях против сербских партизан. А в октябре 1944 года — и против советских войск.
В 1944 году штандарт, хранившийся в белградском эмигрантском Музее памяти императора Николая II, разобрали и спрятали, а в конце 1940-х переправили в США. Сначала он хранился в храме Христа Спасителя в Нью-Йорке, затем в небольшом музее в штате Канзас. Теперь он вернулся на родину, и, наверное, это правильно: знамя-то не отвечает за то, в чьих руках побывало. А возникшая вокруг дара семьи Йорданов аура двусмысленности развеется только тогда, когда историю России ХХ века перестанут спрямлять в патриотическом духе с той же грациозностью, с какой ее спрямляла советская пропаганда.
МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ