«Основная задача быть готовым к тому, что нам начнут создавать проблемы извне»

Сделка по консолидации 100% мобильного оператора Tele2 «Ростелекомом» выходит на финишную прямую. Ее детальная схема все еще неизвестна, по словам сторон, не определена даже итоговая цена Tele2. Но уже известно, что в результате акционерная структура «Ростелекома» изменится, а его совладельцами станут структуры ВТБ, Алексея Мордашова и банка «Россия». Зачем понадобилось выкупать Tele2, в интервью “Ъ” рассказал президент «Ростелекома» Михаил Осеевский.

— Казалось, что еще несколько месяцев назад у «Ростелекома» не было планов полностью контролировать Tele2, но 12 марта вы объявили о консолидации этой компании. Что изменилось и когда приняли это решение?

— Мы постоянно думали о том, как должна быть организована работа с Tele2, управление компанией, наверное, последние два года. И ситуация тоже менялась. Во-первых, акционерам вместе с менеджментом удалось вывести компанию в область устойчивого роста. По итогам 2018 года мы видим, что у них увеличиваются выручка, маржинальность, ARPU (средняя выручка на абонента.— “Ъ”), в общем, компания стала сильной и уверенной. Второе: наш проект MVNO (виртуальный мобильный оператор.— “Ъ”) показывает хорошие результаты, спрос на конвергентные пакеты есть и у населения, и у бизнеса, и у государства.

— То есть актив стал более привлекателен?

— В целом да. И третья история — это активное обсуждение и результаты нашего сотрудничества с «МегаФоном» по подходам к созданию сетей связи пятого поколения. Это такой многофакторный анализ: с одной стороны, нам удалось вывести компанию на уверенный рост, мы видим уже синергию текущую, а с другой стороны, у нее есть важный стратегический потенциал.

Почему пятое поколение именно для «Ростелекома» важно? Потому что у нас сотни тысяч корпоративных клиентов — этим мы отличаемся от многих других операторов,— и многим из них те решения по индустриальному интернету, которые обсуждаются, начинают тестироваться, будут нужны. А для этого нам потребуется инфраструктура, в том числе беспроводная.

Вообще, 5G — первый мобильный стандарт, который рассчитан на обслуживание огромного количества пользователей IoT (интернет вещей.— “Ъ”) — машин, датчиков, разного рода устройств. И мы видим, что все крупные мировые операторы, которые похожи на нас, как и мы на них, они такие же конвергентные — объединяющие фиксированные и беспроводные технологии.

— Обсуждали ли вы сделку с Tele2 на встрече с президентом зимой? Что он сказал?

— Оставлю это за кадром. Президент всегда интересуется стратегическими вопросами и неоднократно подчеркивал, что «Ростелеком» — важнейшая инфраструктурная компания, которая отвечает уже не только за развитие отрасли, но и страны в целом. Сегодня без технологий, которые мы развиваем и предлагаем, человек не может, бизнес не может и государство не может.

— Условия сделки вы не раскрываете, но уже фигурируют разные оценки Tele2, по одной из которых 55% компании обойдутся «Ростелекому» в 102,3 млрд руб.

— Можно я сразу остановлю ваши арифметические вычисления? Сейчас работает профессиональный оценщик, изучает отчетность Tele2. Поэтому я даже и ответить не могу. Не потому, что не хочу или нельзя из-за каких-нибудь регламентов, а потому, что сегодня цифры просто нет. Мы понимаем масштаб бизнеса Tele2, но оценка формально отсутствует. Работа идет. Окончательное решение будет принимать совет директоров «Ростелекома», всесторонне рассмотрев инициативу менеджмента.

— Есть информация, что «Ростелеком» планирует задействовать кредитные линии Газпромбанка, банка «Россия» и ВТБ. Вы собираетесь обращаться к ним за средствами для сделки?

— Мы планируем проводить открытые процедуры. Пригласить к финансированию сделки все банки, которые хотят в участвовать, у нас открыты большие лимиты у всех крупных игроков. Кто предложит минимальную ставку, наилучшую структуру ковенант, с тем и будем работать.

— Планируете ли объединять розничные сети Tele2 и «Ростелекома»?

— Это стратегический вопрос, и его надо рассматривать не только с точки зрения объединения. Нам в принципе нужно понять, какой должна быть розничная сеть оператора: собственная или франшиза, какого объема, с каким функционалом. Мы эту тему будем с Tele2 обсуждать. У нас большая розничная сеть, а у них еще больше. В том числе у них много партнеров, которые работают по франшизе. Повышение эффективности розницы — важный элемент нашей стратегии на ближайшие годы.

— Идет ли речь о ребрендинге розничной сети?

— Нет, Tele2 продолжит работать под существующим брендом в качестве нашей дочерней компании. Управление будет реализовано через корпоративные процедуры. Тем не менее будем налаживать горизонтальное взаимодействие, уже есть синергия не в ключевом бизнесе, а в поддержке и в том числе в оптимизации инфраструктуры.

— Розничным сетям «Ростелекома» и Tele2 приходится конкурировать, ведь когда клиент приходит в салон «Ростелекома», то ему предлагают купить сим-карту под брендом «Ростелекома», а не Tele2. Нужно ли менять эту ситуацию?

— В этом разделении есть логика. Мы продаем мобильные услуги в пакете с фиксированными нашим действующим клиентам. У нас нет открытой рекламы как сотового оператора на рынке, мы этим не занимаемся, работаем через прямые продажи. А задача Tele2 — привлечение клиентов с рынка и обслуживание собственной абонентской базы. Поэтому у нас нет взаимной каннибализации.

— Планируется ли сменить гендиректора Tele2?

— Нет, мы считаем, что там сильная команда, которая результатами доказала свою эффективность, поэтому Сергей Эмдин и все его заместители продолжат работать.

— Ожидается, что в ходе сделки увеличится долговая нагрузка «Ростелекома». В 2018 году уже сократился свободный денежный поток компании. В этой ситуации планируете ли вы придерживаться действующей дивидендной политики или будете ее менять?

— Мы внимательно относимся к своим метрикам. Отношение долга к EBITDA тут является базовым показателем. Вместе с тем мы считаем важными стабильные отношения с акционерами, поэтому дивидендную политику менять не планируем. Мы смотрим на то, за счет каких источников будут выплачиваться дивиденды.

С точки зрения денежного потока есть кассовые разрывы, связанные с оплатой по большим госпроектам. Например, подключение больниц к высокоскоростному интернету мы в прошлом году закончили, а деньги из бюджета частично получим в этом году. На нас оказывают влияние такие разовые истории, они могут в пределах одного календарного года приводить к какому-то дисбалансу, но надо смотреть на ситуацию в развитии. Мы всегда внимательно смотрим на то, чтобы быть привлекательными для банков, рейтинговых агентств и акционеров.

— В 2015–2016 годах дивиденды росли, потом начали постепенно снижаться. Планируете менять эту тенденцию?

— Мы в 2018 году утвердили дивидендную политику до 2020 года. Здесь мы ориентируемся на отраслевую дивидендную доходность, ситуацию на финансовых рынках, ключевую ставку ЦБ, это традиционный анализ. Акции телеком-операторов сегодня в первую очередь привлекательны дивидендной доходностью, поскольку рынок хоть и вырос в прошлом году, он не может сравниться с теми «горками», которые бывают на рынке нефтегаза, металла, угля. Мы считаем, что важно быть предсказуемыми для более консервативных инвесторов, которым важна стабильность и диверсификация активов.

— Хотите стать чемпионом по дивидендам на телекоммуникационном рынке?

— Мы не будем агрессивными, нам важно поддерживать правильный баланс между инвестициями в основной капитал и дивидендами. Мы по-прежнему проходим сложный этап трансформации. Несмотря на то что прошедший год отметился серьезным продвижением в сторону преобразования в цифровую компанию, по-прежнему падают доходы от классической фиксированной телефонии, мы теряем 8–10 млрд руб. каждый год и вынуждены замещать это новыми продуктами и услугами, привлекать новых клиентов, а это требует инвестиций. И такая трансформация определяет необходимость большой инвестиционной программы, она у нас выходит на цифры около 20% к выручке. Так будет, видимо, в среднесрочной перспективе. Поэтому быть агрессивными с точки зрения дивидендной доходности пока не можем.

— Еще несколько лет назад обсуждался вопрос размещения квазиказначейских акций. Нужно ли сейчас «Ростелекому» привлекать новых крупных инвесторов?

— Я не готов комментировать, были ли ранее идеи проводить SPO и почему они не реализовались. Хотя «Ростелеком» — компания с государственным участием, нам важно оставаться публичным акционерным обществом. Хотим работать не только на российской бирже, но и в Европе, где мы сейчас представлены на внебиржевых площадках. Видим, что по-прежнему среди акционеров много фондов, в том числе американских. Крупные инвесторы требовательны, задают нам вопросы, требуют роста капитализации, повышения операционной эффективности, они дают нам как менеджменту и совету директоров ощущение рыночного игрока и заставляют работать более агрессивно и эффективно.

— Какие у вас KPI?

— KPI сложные, ключевых показателей много. В основном они относятся к финансовой части — ROIC (возврат на вложенный капитал.— “Ъ”), EBITDA; есть показатели, связанные с ростом эффективности (выручка на сотрудника). Сейчас появится, видимо, KPI, связанный с реализацией программы импортозамещения программного обеспечения. Всего их у меня меньше десяти, но больше пяти, и они сложно структурированы. Для правления в качестве одного из ключевых показателей определен NPS (индекс потребительской лояльности.— “Ъ”). Качественная оценка со стороны клиентов — важный индикатор для рыночной публичной компании, поэтому все об этом помнят.

— После делистинга «МегаФона» с LSE МТС также задумалась о смене площадки с NYSE на другую. Ценные бумаги «Ростелекома» торгуются в системе внебиржевых торгов OTC Markets Group, а также в Лондоне и США. Планируете ли вы возвращаться с этих площадок в Россию?

— Компания, которая хочет стать национальным чемпионом, должна быть публичной. Мы считаем важным присутствовать на европейских рынках, хотим быть интересными не только на внутренних рынках, но и на международных. У нас много международных партнеров, мы работаем с международными вендорами. Это тоже важная часть стратегии.

— Вопрос к вам, как к одному из основателей Петербургского международного экономического форума (ПМЭФ). Financial Times написала о возможном бойкоте форума американскими инвесторами из-за дела задержанного основателя Baring Vostok Майкла Калви. Как вы считаете, пострадает ли от этого репрезентативность ПМЭФ, приедут ли инвесторы?

— Всякий, кто был последние несколько лет на форуме и видел 10–15 тыс. человек, которые там собираются, скажет, что неучастие одной страны или представителей каких-то отраслей ни на что не повлияет. И хотя это пока даже не демарш, а всего лишь идеи, слухи или домыслы, на форуме они никак не скажутся. Его повестка за последние годы в значительной степени стала российской. Мы обсуждаем наши задачи, наши проблемы, наши цели. И поэтому, приедут к нам американские компании или не приедут, на наше видение того, зачем нам нужен форум и что мы там будем делать, никак не повлияет.

— США готовят новый пакет санкций против России. Может ли он повлиять на «Ростелеком» и телекоммуникационную отрасль в целом?

— Президент и премьер неоднократно говорили, что в санкциях ничего хорошего нет. И утверждать, что они не наносят какого-то вреда стране, было бы неправильно, это не так. К счастью, мы в последние годы не сталкивались с ограничениями. Надеюсь, что так будет и дальше. Тем не менее мы думаем о потенциальных рисках, у нас есть программы импортозамещения не только в отношении ПО, но и в отношении оборудования. Мы с разной скоростью и разной эффективностью двигаемся по этим трекам. Тем не менее мы последовательны, и надеюсь, что информационный суверенитет России будет укрепляться.

— Один из крупных партнеров «Ростелекома» — китайская Huawei, которая, например, помогала вам строить линию связи на Курилы. Huawei стала жертвой конфронтации между Китаем и США в последние месяцы. Планируете ли вы как-то помогать своему китайскому партнеру?

— Huawei — один из наших стратегических крупных партнеров наряду с Nokia, Ericsson и целым рядом других глобальных компаний. Мы в нашей политике ни в коей мере не ориентируемся на то, что думают американцы. Для нас важны технические характеристики оборудования и решений, которые нам предлагают, ценовые условия, поскольку все закупается на конкурсах. Мы действительно уже много лет работаем с Huawei, видим их интерес к дальнейшему сотрудничеству и надеемся, что они будут по-прежнему одним из наших стратегических партнеров. И могу сказать, что по многим направлениям, например по оборудованию для сетей пятого поколения, пока Huawei — это мировой лидер. И отказываясь от сотрудничества с ним, США ограничивают возможности и американских операторов.

— В США есть мнение, что китайские бренды, в частности Huawei, несут риски безопасности. В администрации Дональда Трампа высказывалось предложение национализировать сети 5G, чтобы снизить угрозу безопасности со стороны Китая. Если такие риски существуют для США, существуют ли они для России?

— Здесь можно впасть в крайность: вокруг враги, и поэтому нужно иметь свое плохонькое, но доморощенное, национальное, поставить везде забор.

Мне кажется, что такое натуральное хозяйство сложно построить в отдельно взятом государстве, даже таком экономически и инновационно развитом, как США. Но нужно помнить и о том, что появились такие термины, как кибервойска, киберспецслужбы. Поэтому и стоит задача создания и внедрения российских аппаратных и программных средств.

— «Ростелеком» создает отечественную мобильную операционную систему «Аврора». Вы планируете оснастить чиновников смартфонами на этой ОС к концу года. Кто будет их производить? По нашей информации, китайских партнеров не заинтересовал тот объем устройств, которые «Ростелеком» готов был заказать.

— Рынок развитый, есть крупные производители, есть средние, в любом случае мы давно уже на этом рынке и покупаем там партии и в 10 тыс., и в 50 тыс., поэтому не видим проблемы с поставкой таких смартфонов. В любом случае будет конкурс, а кто выиграет из тех, кто прошел тестирование, кто сможет предложить «Аврору» на своих устройствах, посмотрим.

— Одним из основных недостатков этой ОС считается то, что у нее мало приложений, и есть мнение, что чиновники просто не захотят ею пользоваться, им будет неудобно, так как они привыкли к другим устройствам. Как вы планируете приучать к «Авроре» чиновников?

— Даже сейчас, пока мы еще на самом старте, целый ряд разработчиков прикладного ПО уже адаптируют его под эту ОС. Это важная задача, о чем говорит и государство. В «Авроре» уже есть приложения от десятков различных вендоров, в том числе для выполнения служебных задач в различных отраслях. Мы договаривались с коллегами из «Сколково», что оно может стать площадкой для формирования пула разработчиков. Это процесс рутинный, к нему надо терпеливо относиться.

Но с точки зрения информационного суверенитета это важная часть работы. Связан с ней и вопрос создания ПО для сетей пятого поколения. Возможно, появятся opensource-решения, на базе которых Россия сделает ПО, которое можно будет устанавливать на оборудование разных производителей.

Мы такой путь с нашими операторами — коллегами из мобильной четверки — обсуждали, сейчас наши специалисты смотрят, что происходит в мире, там тоже ситуация меняется.

Иметь только смартфон с российской ОС и по-прежнему пользоваться иностранным ПО, которое обеспечивает работу самой сети связи, в этом есть определенные риски.

— Практически ничего не известно о том, кто использует такие аппараты сейчас. Мы знаем, что «Почта России» закупала, сам «Ростелеком». Можете ли об этом рассказать?

— Они в количестве 100–200 штук тестируются более чем в десяти разных федеральных органах и госкомпаниях, на разных задачах. Но пока это не очень масштабные цифры.

— А «Почта России» использует их в тех масштабах, которые закупила? Речь шла о более 24 тыс. устройств.

— Использует, да, у них есть проект «Цифровой почтальон». Обсуждаем с Росстатом использование нашего решения при проведении переписи населения. Это было бы хорошей стартовой возможностью.

— Сколько устройств вы могли бы поставить Росстату?

— Несколько сотен тысяч.

— А на выборах можно будет их использовать каким-то образом?

— На выборах, если все-таки мы будем двигаться в сторону удаленного голосования, это будет ПО для скачивания на личный смартфон. Если мы хотим, чтобы 20–30-летние избиратели были активны, надо им дать соответствующие их технологическому образу жизни возможности.

— «Ростелеком» усиливает присутствие в госсекторе. Недавно вы обратились в Минтранс с предложением поучаствовать в концессии по созданию федеральной системы весогабаритного контроля грузовиков. Что они ответили?

— Мы подали документы, дальше будут соответствующие процедуры. Официально пока ответа не получили. Рассчитываем, что наша позиция будет услышана, принята. Мы в последние годы много проектов реализовали, на региональных дорогах стоят десятки комплексов. Это большой практический опыт. Пока в эту реку не войдешь, не набьешь шишек, сложно стать эффективным в сегменте. Мы эти шишки набили, понимаем и знаем, как технологии работают, поэтому и вышли с предложением.

— Но у вас есть сильный конкурент — «РТ-Инвест транспортные системы» (РТИТС) «Ростеха» и Игоря Ротенберга. В 2014 году РТИТС стала оператором системы «Платон», на создание которой претендовал «Ростелеком» и другие компании. Как оцениваете свои шансы?

— С точки зрения интересов государства, да и граждан, жить хорошо, когда в стране есть крупные, сильные, серьезные игроки, которые могут реализовать проекты подобного масштаба, имея необходимые возможности и компетенции. И хорошо, когда таких игроков несколько. Потому что появляется возможность выбора. Конкуренция — это всегда хорошо. Мне кажется, что именно с этой позиции и правительство, и министерство будут рассматривать подходы к проекту.

— Государство пытается совершенствовать систему блокировок запрещенной информации в интернете. Говорят, что «Ростелеком» участвует в этом путем задействования комплекса DPI (глубокий анализ трафика). Какие у вас ожидания от проекта?

— Подходы к обеспечению устойчивости российского интернета никак не связаны с технологией DPI. Очевидно, что интернет — часть нашей жизни. Очевидно, что это глобальная система, но тем не менее, как у любой технологии, у нее есть плюсы, минусы, потенциальные ограничения. И закон, который сейчас у всех на слуху, отвечает на вопрос, должна ли Россия создать такие технические возможности, которые позволят гражданам, государству и бизнесу по-прежнему пользоваться этими технологиями, если вокруг нас построят файервол.

Поэтому закон не про то, как мы от кого-то отгородимся или начнем кого-то отключать,— это вопрос надежности нашей собственной инфраструктуры и суверенитета.

Мне нравится это понятие — информационный суверенитет. Это важная вещь, которая сегодня должна быть у всех нас, и у государства, и у компаний, в силу глубокого погружения общества в цифровые технологии.

Если говорить про решения DPI, то мы являемся миноритарным акционером компании RDP.ru, стали им еще несколько лет назад через венчурный фонд. Эти технологии используются в мире для управления трафиком в первую очередь в коммерческих целях. Периодически возникают вопросы технологической нейтральности: как оператор должен относиться к различным типам контента, должен ли он иметь возможность давать приоритет какому-то трафику.

— Вы же и поднимали этот вопрос на ПМЭФ в 2018 году.

— Я являюсь жестким сторонником того, что в интересах потребителей, общества и государства такая возможность должна быть. По-прежнему у нас огромное количество торрент-трекеров, при помощи которых незаконно качается пиратский контент. И качественный, и некачественный, и порнография — все что угодно.

— Вы считаете, что использовать торренты незаконно?

— Незаконно с точки зрения правообладателя. Речь идет о том, что нужно иметь техническую возможность создать для этих сайтов такие условия, при которых потребители, желающие ими воспользоваться, сделать бы этого не смогли. DPI позволяет приоритизировать трафик, тогда разные категории трафика будут передаваться с разной скоростью. Эти технологии используются во всем мире, они известны. Почему это важно для нас? Потому что трафик загружает нашу инфраструктуру, создает дополнительные обязательства в связи с «законом Яровой». Для нас это большие расходы, мы хотим такой инструментарий у себя иметь.

— Вы готовитесь к тому, что сетевая нейтральность будет отменена в России?

— Это большой вопрос. Мы сторонники такого подхода, считаем его справедливым, в том числе из-за того, что изменилась структура рынка. Мы видим, где деньги, точнее, куда уходят деньги. Мы вкладываем огромные средства в то, чтобы передавать гигантские объемы трафика, но наши собственные доходы при этом растут на проценты, а многие зарабатывают гораздо больше. Технологии DPI нужны в первую очередь именно для уравнивания всех, кто оказался в такой ситуации.

— И не для того, чтобы заблокировать Telegram?

— Мы внедряем технологии с коммерческими целями, а не для блокировки Telegram.

— Считается, что это проект по тестированию нового способа блокировки Telegram.

— Это вопрос к Роскомнадзору. Если Роскомнадзор решит, что ему как госоргану нужны такие технологии, наверное, он будет искать варианты их применения. Мы не занимаемся разработкой технологий, чтобы как-то ограничить Telegram.

— Закон о «суверенном рунете», о котором вы упомянули, как раз подразумевает установку Роскомнадзором некоего оборудования на сетях оператора для управления сетью в определенных ситуациях. Возможно ли ухудшение качества услуг связи из-за этого?

— Чтобы ответить на ваш вопрос, нужно переходить в технологическую плоскость. Но пока это не нужно, потому что закон дает Роскомнадзору только некоторые возможности, которые еще должны быть реализованы. Они сегодня ни с другими операторами, ни с нами это не обсуждали, мы не знаем, какие будут использоваться решения.

Я уже сказал, что основная задача не что-то внутри страны зажать, а быть готовым к тому, что нам начнут создавать проблемы извне. Ну, например, мы крупнейший обладатель точек обмена трафиком, и значительная доля внутрироссийского трафика проходит именно через наши компании. Но мы не единственные, в том числе есть такие точки, которые принадлежат нерезидентам. Как они поведут себя в такой ситуации, я не знаю.

— Некоторые из таких точек называют себя нейтральными.

— Слушайте, да мы насмотрелись на нейтралитет отдельных стран и отдельных компаний, уже никто в это не верит. Выступит кто-нибудь из западных лидеров: «Вы это для России делаете!» Кто-нибудь и испугается.

— Недавно был принят закон о наказании за оскорбление власти через интернет. Возникнут какие-то сложности у «Ростелекома»?

— Мы власть точно не оскорбляем. А во время работы в правительстве Петербурга чего я только не читал и не слышал — и в Twitter, и в электронной почте. Такие помои в адрес сотрудников администрации приходят! Конечно, это неприятно. И вот эта безнаказанность и хамство требуют какого-то ответа и какого-то решения. Нам же не нравится, когда мы идем с детьми или с внуками, а кто-то рядом стоит и матерится? Нормальный человек всегда начинает делать замечания, начинает реагировать, а в интернете реагировать сложно, хочется найти какое-то законодательное решение. И всем нам важно, чтобы сохранялась свобода слова и была возможность критики. Но критики конструктивной, как в нормальном общечеловеческом пространстве, без оскорблений.

— Речь идет о том, что пользователи за некие слова могут быть без суда заблокированы. Как это вообще технически возможно?

— Мы живем в рамках действующего законодательства. Сейчас любая блокировка осуществляется Роскомнадзором в автоматическом режиме. Все эти IP-адреса поступают к нам не каким-то заказным письмом. Просто есть технические решения, которые действуют автоматически, и адреса блокируются. Поэтому мы повлиять не можем и не собираемся это делать.

— В апреле 2017 года эксперты обнаружили, что «Ростелеком» в течение нескольких дней перенаправлял трафик к сайтам Visa, MasterCard и некоторых других финансовых учреждений в свою автономную систему. Появились опасения, что трафик мог быть дешифрован в России. Насколько оправданны эти опасения?

— Не помню такого. Цели перехватывать трафик компаний или целых отраслей не ставим. Мы не перехватчики. Мы вообще зарабатываем деньги.

— У «Ростелекома» есть самый крупный набор частот, подходящих для запуска сетей 5G, но пока государство не дало разрешения, развивать технологию предлагается в другом диапазоне. Как вы планируете задействовать имеющиеся частоты?

— Тот диапазон, который мы видим базовым для разворачивания сетей пятого поколения, 3,4–3,8 ГГц, используется в группе наших компаний FreshTel для беспроводного доступа в интернет. Больше 10 тыс. клиентов этими технологиями пользуются. И кстати, у наших партнеров, у «МегаФона» тоже есть компания с такими частотами, именно это было одной из причин, которая привела нас к сотрудничеству. Будем в СП консолидировать частотный ресурс для 5G.

Для нас сейчас вместе с «МегаФоном» важно двигаться в технологической плоскости. Мы планируем предложить Минкомсвязи расширить пилотные зоны, которые создали в прошлом году в Сколково, Иннополисе и Эрмитаже. Мы считаем, что надо двигаться дальше, делать их в большем объеме, можно сделать что-то на ПМЭФ, посмотрим.

— Говорят, что в «Ростелекоме» были мысли о том, чтобы часть этих частот через государство продать, а деньги, возможно, использовать для расчетов за акции Tele2.

— Мы не находимся в плоскости обсуждения идей, как бы на использовании частот нажиться. Нам нужно понять, как будут строиться сети пятого поколения, как эти частоты использовать.

— Недавно стало известно, что «Ростелеком» планирует обанкротить свой телемагазин «Бум-ТВ», который создавался совместно с корейским партнером. Почему принято такое решение?

— Век телевизионных магазинов уже прошел. Сегодня такое количество интернет-магазинов, которые технологически гораздо проще, дешевле. Мы видим, что результативность этой компании крайне низка, для нас выгоднее этот проект закрыть и появившийся ресурс отдать другим каналам, другим игрокам. На этом мы просто больше заработаем, чистая экономика.

— Правда ли, что одной из причин, приведших к тому, что проект, по сути, развалился, была коррупционная история, о которой писали СМИ, когда «Бум-ТВ» пытался через подкуп проникнуть в сеть «Триколор»?

— Нет, это частный случай. Просто сама природа этого бизнеса себя исчерпала. Там остаются покупатели с совсем низкими доходами, этот бизнес для нас не имеет стратегического значения. Мы лучше поставим в сеть другой канал, более эффективный, который принесет нам больше. У нас огромный спрос со стороны производителей контента на попадание в наши пакеты. У нас есть выбор.

— У вас создано совместное предприятие вместе с «Национальной медиагруппой» (НМГ) «Медиа-Телеком». Почему понадобится новый партнер для тематического ТВ?

— НМГ не новый партнер, мы давно с ней сотрудничаем. Большой объем контента, в первую очередь глобальных производителей, мы получаем от них. Мы считаем, что у нас стратегическая синергия — они лучшие в контенте, мы развиваем технологии и обеспечиваем абонентскую базу. Поэтому мы, не конкурируя, друг друга хорошо дополняем. Компания уже показала хорошие результаты, Fox через нее начала работать, с каналами Sony ведутся переговоры. Нам удалось за прошедшие годы серьезно оптимизировать и сократить расходы на телевизионный контент, который представлен в наших сетях. И вообще, я много об этом говорил, мы сторонники партнерства, мне кажется, что будущая модель бизнеса — это модель партнерства, в том числе между крупными игроками. У нас динамично развиваются отношения с «Ростехом», много проектов с «Росатомом». Мне кажется, что это глобальный тренд на следующий год.

— Насколько я понимаю, сделка с Tele2 самая большая, с которой вы работаете в своей бизнес-карьере?

— Да.

— Что планируете дальше? Будете ли оставаться в «Ростелекоме» или, может быть, в политику планируете вернуться?

— Я приходил в «Ростелеком» не для того, чтобы сделать исключительно эту сделку. Она могла быть, могла не быть. Не знаю, какие еще у нас будут сделки впереди, если мы хотим стать национальным чемпионом. Управлять огромной национальной компанией — исключительная возможность, ей мечтает воспользоваться немалое количество людей, которые профессионально чувствуют себя готовыми к исполнению этой миссии. Насколько наши акционеры будут видеть меня эффективным во главе компании, настолько долго я буду здесь работать.

Интервью взял Владислав Новый