В прокат вышел «Миллиард» с Владимиром Машковым. Впервые за многие годы на экране богатый человек — именно человек. Правда, авторы всеми силами постарались это от нас скрыть.
Российский фильм нужно уметь смотреть: первые двадцать минут, когда задается фабула, приходится просто зажмурить глаза и не спрашивать ни о чем — ни о логике, ни о реальности.
А между прочим, несмотря на всю абсурдность происходящего, для российского кино — это шаг вперед: главные роли бизнесменам в нашем кино давно не доставались. Разве что роли злодеев-статистов или, в лучшем случае, спарринг-зла (как в фильме «Завод» Юрия Быкова) — для кого-то, напротив, очень хорошего.
А фактически кино о жизни российского миллиардера не было со времен фильма Павла Лунгина «Олигарх» (2002, с тем же Машковым в главной роли) и еще нескольких работ примерно того же времени. Но правильнее, конечно, было бы сказать, что главным героем нынешнего и всех прочих фильмов является не богатый человек, а само богатство, которое существует у нас в кино как бы само по себе, отдельно и не зависит от усилий человека. Как пришло, так и ушло, гласит русская присказка. Такое представление о богатстве — как о везении, чуде, об удаче — очень типично и симптоматично для массового сознания, и наше кино ничуть не борется с этим предрассудком, а всячески его поддерживает. Хотя в новейшее время мы уже знаем о существовании множества состоятельных людей, которые честно заработали свои миллионы, но кино продолжает буквально вдалбливать классический тезис Прудона «Собственность — это кража», потакая самым архаичным инстинктам.
Этот фильм, правда, отличается от всех предыдущих тем, что в нем бизнесмен все-таки не конченый человек: когда он оказывается без денег, в нем просыпается что-то человеческое. Но даже это «человеческое» авторы постарались сделать как можно менее человечным — отдаем должное их выдумке и изобретательности. Дело в том, что дети, к которым он в итоге обращается за помощью, его дети лишь в строго биологическом смысле.
Короткий флешбэк объясняет нам, что банкир в 1996 году решил пройти «полное медицинское исследование», и его биологический материал, назовем это так, в замороженном виде тайно стал предметом купли-продажи. Недобросовестный врач за доллары продавал его налево, а состоятельные охотницы за «хорошими генами и наследственностью» этот материал приобретали. Так у банкира появилось в общей сложности 17 детей; их даже не назовешь незаконнорожденными, скорее уж тайнорожденными. Но теперь они выросли и занимаются чем попало: кто на стройке подвизается, кто хакером, кто тырит мелочь (а заодно и шантажирует бизнесмена, не без этого). Этот замысловатый поворот ставит поначалу в тупик: зачем было городить всю эту карусель вместо того, чтобы иметь дело с обычными детьми, пусть даже брошенными или внебрачными, что, конечно, печально, но более типично?
Наши режиссеры и продюсеры, вероятно, соблюдают какой-то негласный, но строгий код: богач на экране ни в коем случае не должен вызывать не просто жалости или сочувствия, но вообще никаких человеческих чувств. Ничего человеческого в олигархе или бизнесмене быть по определению не может. Следуя этой логике, даже дети у него могут быть только такие — «искусственные», хотя и вполне симпатичные. Нужно отдать авторам должное: в конце нас ждет вполне человеческая мораль: настоящим отцом считается тот, кто воспитал; и именно готовность пожертвовать собой, своим состоянием ради детей и превращает бессердечного бизнесмена в отца. Но прежде чем мы доберемся до этой морали, нам предстоит пережить еще немало испытаний.
Весь основной экшен происходит вдали от родины, в одном французском банке. За семью заборами, за семью запорами хранится бумага, договор, где черным по белому записано, кому на самом деле все эти миллиарды принадлежат. Но эту бумагу герою (о, не спрашивай, читатель, почему, по кочану) нужно не просто взять, а именно выкрасть. Для этого циничному миллиардеру и понадобились внезапно обнаруженные дети, из которых, говоря по-простому, он формирует преступную группу (к ним также примкнет фальшивая дочь).
Далее разыгранная на современном материале сцена из Ильфа и Петрова — дети олигарха Левина — в общем-то ничем не отличается от известных сюжетов о дерзких ограблениях банков, от «Убить старушку» вплоть до каких-нибудь «Ограблений по-американски». С той только разницей, что там грабители строят свои расчеты на знании местных обычаев, а здесь ограбление происходит практически вслепую и в итоге заканчивается неудачей. Но именно благодаря неудаче незадачливый отец может проявить свои лучшие человеческие качества. В эти минуты ты, конечно, понимаешь, что чисто теоретически синтез западного приключенческого жанра и русского сентиментального может, вероятно, дать какой-то яркий плюс. Но не в нашем случае. Для катарсиса нужно, чтобы все предыдущие обстоятельства были более или менее убедительными, подлинными; если бы в этом «шоу пошло не так» можно было бы найти хоть каплю правдоподобия. Но, увы, это не наш случай. Ни одна деталь фильма или черта характера героев не может вызвать узнавания, а потому и момент откровения нашего сочувствия вызвать не может, несмотря даже на все природное обаяние артиста Машкова.
Фильм о прозревшем (раскаявшемся?) миллионере не единственный в прокате этого года: где-то к сентябрю маячит «Дорогой папа» («владелец ведущей торговой сети Вадим бросил дочь, когда ей было два года, а теперь полумиллиардное наследство может достаться ей»), созданный как под копирку, даже в части странностей с «завещанием». Особняком стоит уже вышедший в прокат «Папа, сдохни» — макабр о семейных ценностях через страдание, в духе «Жмурок» Балабанова…
Отцы и дети — известный жанр, но богатый отец почему-то представляется нашим киношникам отдельным биологическим видом, для рассказа о котором нужен особый подход. Но вместо «особого» подход всегда один и тот же: бизнес превращает человека в животное, и только встреча с бедными, но хорошими родственниками может вернуть его в человеческое состояние. Мораль там тоже нехитрая: любовь за деньги не купишь. Мысль о том, что богатый человек может испытывать нормальные чувства по отношению к своим детям, кажется авторам, вероятно, скучной. Или, может быть, опасной? За всей этой конструкцией стоит какой-то панический ужас перед богатым человеком. Этот вещий страх напоминает нам советский ужас перед «всем иностранным», который был изжит только в перестройку. Это прозрение — «богатые тоже люди» — вероятно, тоже когда-нибудь нас ожидает, в будущем; но наше кино делает все, чтобы оттянуть этот момент.