выставка живопись
В Государственной Третьяковской галерее на Крымском валу открылась выставка "Cubisme--Кубизм--Kubismus". Академически полновесная экспозиция подготовлена Третьяковкой совместно с ганноверским Sprengel Museum. Кубизм действительно едва ли не единственное авангардное движение, в котором русские и западные мэтры участвовали на равных и говорили на одном языке, в чем еще раз убедилась ИРИНА Ъ-КУЛИК.
Из всех классических авангардов ХХ века кубизм легче всего поддается академическому музеифицированию. К полотнам Пикассо или Брака даже самые закоренелые обыватели привыкли относиться с почтением. Это не какая-нибудь непонятная абстракция, перед которой можно издать завистливо-снисходительный вопль "Я так тоже могу", и не сюрреализм, поражающий чересчур внятным воспроизведением картин подсознания. Любому ясно, что так, как Пикассо, он не нарисует. И хотя при этом непонятно, что же именно и зачем нарисовал художник, академическая почтительность заставляет не заниматься выяснениями, а тихо следовать дальше по музейному указателю "Продолжение осмотра". Так что мы порой забываем, что кубизм, как и любой настоящий авангард, не в последнюю очередь апеллировал к своеобразному визуальному юмору. Кубистическая картина должна была вызывать смех хотя бы в силу своей неожиданности. Строгий, почти научный анализ геометрии форм видимого мира и возможности их представления на холсте оказывался чреват головокружительными парадоксами вроде тех, в которые играл математик Льюис Кэрролл. Привычную живописную реальность, разобранную кубизмом на плоскости и объемы, уже никогда не смогли собрать заново в прежнем виде.
Выставка в Третьяковской галерее следует самым что ни на есть академическим классификаторским правилам. Произведения их и наших классиков — Пабло Пикассо и Казимира Малевича, Наталии Гончаровой и Жоржа Брака, Аристарха Лентулова и Фернана Леже — разбиты на тематические отделы. Традиционно жанровые "Новый образ человека", "Город в кубизме", "Натюрморт" продолжаются историко-искусствоведческими разделами вроде "От кубизма к геометрической абстракции", "Возвращение к предметности" или "Маргиналы кубизма. Кубизм и фантазия", совершенно на равных укомплектованными творениями русских и западных художников. И наблюдать эти столкновения и сопоставления крайне увлекательно. "Королева Изабо" наконец встречается с персонажами Александра Осмеркина и Владимира Татлина. Вдохновленные африканскими масками лица персонажей Пикассо соседствуют с "Обнаженной негритянкой" Наталии Гончаровой. И даже в "Портрете М. Рефатова" Роберта Фалька проступают непонятно откуда взявшиеся негритянские черты.
Похожая на сияющий вывесками и иллюминацией луна-парк "Флоренция" Александры Экстер столь же тревожна и в то же время празднична, что и сведенный к одной волшебной витрине ночной город у Аугуста Маке или феерическая "Москва" Аристарха Лентулова. В унисон звучат гитары с натюрмортов Пикассо и Надежды Удальцовой; кочуют с картины на картину дробящиеся стеклянными гранями стаканы, графины и бутыли ликеров, словно бы припасенные для общего застолья; карты, брошенные "Гадалкой" Жана Метценже, оседают на натюрморте Луи Маркусси. И даже фрагменты текстов и надписей, которые так любили вводить в свои внезапно ставшие читаемыми картины кубисты, часто кажутся вырванными чуть ли не из одних и тех же газет и вывесок: русские художники также охотно использовали в своих картинах латинский шрифт и парижские реалии.
Кубизм был одним из первых художественных направлений, узаконивших себя в качестве учебной дисциплины. В парижской Academie de la Palette преподавали Жан Метценже и Анри ле Фоконье. А в 1912-1913 годах там учились кубизму Надежда Удальцова и Любовь Попова. А в 1920-е годы кубистические штудии задает своим ученикам уже давно миновавший свой период кубизма Казимир Малевич. Один из разделов выставки в Третьяковке, отсутствовавший в ганноверской версии экспозиции, посвящен именно такому учебному кубизму.
Правда, пройдя сквозь обязательную школу кубизма, искусство могло двинуться в самых различных направлениях. Кубизм, конечно, открывается в абстракцию, которой отведена немалая часть экспозиции, в которой "Черный квадрат" Малевича соседствует с разноцветными квадратами Пита Мондриана. Придуманный кубистами коллаж впоследствии очень пригодился дадаистам — и не только как художественный, но и как литературный прием, что и продемонстрировал представленный в Третьяковке коллаж Курта Швиттерса, где сочетание слов не менее диковинно, нежели сочетание фактур. Даже сюрреализм возник из кубистического искажающе-пристального видения. В Третьяковке нашлось место и для Пауля Клее, и для неожиданно магриттовской картины Юрия Анненкова, где в лесу-лабиринте персонаж в котелке никак не может встретиться с собственным двойником. Ряд можно было бы продолжить до поп-арта и дальше. Но все-таки даже куб имеет свои грани, и, к счастью, подробная экспозиция не превратилась в обзор всей истории искусств ХХ века.