интерьер теория
Ситуация на интерьерном рынке коренным образом изменилась, считает обозреватель Ъ ГРИГОРИЙ РЕВЗИН. Произошло окончательное деление жилья на вдохновенные произведения искусства и удобные квартиры.
В середине 90-х годов по журналам ходили архитекторы и предлагали для публикации построенные ими квартиры.
Это были роскошные фантастические произведения с какими-то немыслимыми пространствами и перспективами. Квартиры вмещали в себя римские форумы или центры Помпиду в Париже. Там было тесно, но безумно интересно. И их не публиковали, потому что не было места. Замечательные произведения интерьерной архитектуры выстраивались в очередь, чтобы быть опубликованными.
Сегодня вопросы интерьера освещают около 40 журналов. Все они выстраиваются к архитекторам в очередь. Журналисты всякими путями пытаются выяснить, нет ли у кого новой квартиры. Один и тот же интерьер появляется в пяти журналах сразу, новая квартира сегодня приобретает статус общеполитического события, которое должны отразить все газеты, и разница лишь в том, кто лучше откомментирует.
И при этом никаких фантастических произведений интерьерного искусства не появляется. Пользуясь старыми связями с архитекторами, я все звоню им и спрашиваю, что нового. И все они квартиры больше не проектируют. Таких произведений, как фантастические пиранезианские развалины Михаила Филиппова или вероятностные миры компьютерной органики Левона Айрапетова, холодно-роскошные музейные залы Михаила Тумаркина или техногенные руины Алексея Козыря, больше нет.
Журналы, вроде бы специально нацеленные на поиски таких шедевров, не могут их найти. Они находят другое. Обычные очень хорошие квартиры. Без искривленных пространств, без великолепных колоннад, без манящих перспектив. Три спальни, две гостиные, два кабинета, комнаты для прислуги, хозяйственные комнаты, три санузла. Все очень спокойно и логично, довольно безличные пространства. Воздух.
В него вставлена великолепная мебель и превосходные аксессуары. Итальянские, французские, английские вещи. Таких хороших вещей в середине 90-х годов в Москве просто не было. Сегодня у нас около 30 мебельных бутиков, шоу-румы которых представляют собой, по сути, музеи дизайна — вещи, которые в них продаются, я встречал в коллекциях музеев дизайна в Вене и Лондоне. Это работы лучших западных дизайнеров современности Филиппа Старка, Карима Рашида, Гаэтано Пеше. Функцию эксклюзива в интерьере выполняют именно они.
Когда в России появились эксклюзивные интерьеры, то западные коллеги недоумевали по поводу этого явления. Они рассказывали, что у них архитекторы в интерьере не работают. Там работают декораторы, а это совсем другая профессия. Мы, в свою очередь, недоумевали по их поводу. Какая разница, называть ли того, кто делает вам интерьер, декоратором или архитектором? Главное, что сделано.
Как выяснилось, разница огромна. Архитектор создает уникальное пространство, в котором может стоять все равно что. В конце 90-х в очень дорогих архитектурных интерьерах можно было даже обнаружить мебель из IKEA. Декоратор ничего не делает с пространством. Он даже со стенами ничего не делает, максимум красит их, добиваясь разнообразия фактур. Зато он расставляет по никаким пространствам абсолютно эксклюзивные произведения дизайна. Выглядит примерно так же круто. Но заметьте — если раньше типовой фотографией экскюзивного интерьера была перспектива, улетающая в двусветный зал, то теперь — кресло Giorgetti сквозь листок фикуса.
Рынок элитарного интерьера
Одним из главных правил публикации интерьера является молчание о том, где он находится. Так что человек, просто рассматривающий журналы, может не понять глубины происшедших изменений. А они грандиозны. Если раньше тебе предлагали посмотреть новый архитектурный интерьер, то с 95-процентной вероятностью тебя вели в доходный дом конца XIX века, теперь с той же долей вероятности ты окажешься в доме только что построенном.
С точки зрения перепланировки квартиры особой разницы нет, любой архитектор-интерьерщик начинает рассказ о своем произведении с того, какие идиоты те, кто проектировал дом, как неудачно расположены несущие столбы и стояки санузлов, как глупо сделаны окна и вообще какой кошмар вся планировка и качество строительства. Те же самые рассказы я слышал и пять лет назад, когда интерьерщикам приходилось работать в доходных домах XIX века.
Но с точки зрения динамики заказа разница огромная. Потому что, когда ты идешь смотреть одну квартиру, которую сделал архитектор, ты видишь и другие. И обнаруживаешь общеизвестный факт — все квартиры в этом доме сделаны без всякой внутренней планировки. Это большое бетонное открытое пространство, где есть только стояки санузлов, окна и несущие столбы.
Когда в середине 90-х годов человек расселял коммуналку в доходном доме и въезжал туда, у него был выбор. Он мог звать архитектора, а мог и не звать, а просто тщательно соскрести с хорошей буржуазной квартиры слои коммунального быта. Но когда человек вместо квартиры купил 300 квадратных метров воздуха, у него нет выбора. Без архитектора такое пространство освоить нельзя.
В Москве в среднем сдается по одному суперэлитарному дому раз в три месяца и по десять элитарных в месяц. Это означает, что ежемесячно на рынке появляется заказ на 200-300 квартир. Если учесть, что в центре Москвы одна качественная квартира с отделкой обходится в сумму от 500 тыс. у. е. до миллиона, то становится понятно, что это уже рынок — подчеркиваю, не рынок недвижимости, а рынок элитартного интерьера.
Два эти наблюдения приводят к парадоксу. Он элементарен. Рынок интерьера пережил качественный скачок, он вырос раз в десять. При этом количество архитекторов, которые им занимаются, сократилось, а качественные архитектурные интерьеры встречаются гораздо реже, чем раньше. Выглядит это так, будто рост потребления ведет к сокращению производства. Странно выглядит.
Но если вдуматься, то логично. Меняется модель интерьера.Рынок предполагает более или менее свободную конвертацию товаров и денег. И чем более рынок устойчив, чем динамичнее он развивается, тем это требование жестче. А здесь оказывается, что труд архитектора совершенно по-разному конвертируется в деньги в разных точках его приложения.
Дизайнерская мебель ликвидна. В принципе она тяготеет к тому, чтобы вести себя как произведение искусства, чья цена должна возрастать на 5-10% при каждой следующей перепродаже. Подчеркиваю, тяготеет — это не значит, что она ведет себя таким образом всегда. В Москве, где накрутки мебельных бутиков по сравнению с ценой, выставленной на сайтах соответствующих фирм в интернете, достигают 200%, ситуация несколько иная. Но в любом случае это продается. Что же касается уникальных архитектурных пространств и перспектив, римских форумов и центров Помпиду в интерьере, то их продажа — гораздо более сомнительное дело. Они проблемно ликвидны — есть вероятность, что вложенные вами в интерьер деньги вы никогда не возвратите.
С экономической точки зрения интерьеры середины 90-х строились по тем же законам, по каким строились дворянские усадьбы или городские дворцы,— для демонстрации богатства хозяина. Это экономика траты напоказ. Но по мере того как интерьер все больше становится товаром, у него возникает другая экономика — ликвидности. Так что, как это ни парадоксально, чем более развит рынок интерьера, тем меньше на нем уникального. Зато тем больше на нем хороших дизайнерских вещей.
Прогноз
Сказанное означает, что у нас сложилась крайне странная ситуация. А именно — рынок требует более или менее стандартных квартир, лишенных ярко выраженных архитектурных особенностей, которые в дальнейшем будут оформлены усилиями декораторов. При этом на рынке предлагаются пространства без стен, обжить которые невозможно без архитектора.
Понятно, почему так. В 90-е годы риэлтеры отказались от продаж квартир с готовой внутренней планировкой просто потому, что у нас не было никакого стандарта качественного жилья. Непонятно было, что там должно быть, сколько санузлов, какого размера спальни, как должен выглядеть и где должен быть расположен кабинет и что такое в смысле размеров гардеробная. Мы придумывали какие-то удивительные формы интерьера, когда кухня обязательно объединялась с большой гостиной, соединяя в себе качества места для советского разговора по душам на кухне и места для светского приема гостей на новый буржуазный лад. Люди заказывали себе спальни размером с физкультурный зал и кровати с пологом для уюта, насмотревшись фильмов про рыцарский быт. Предугадать, куда зайдет человеческая фантазия, было невозможно, а никакого стандарта для обуздания этой фантазии не существовало. Оставалось продавать воздух, предоставляя каждому дышать, как он хочет.
Но теперь ситуация изменилась сильно. Представления о квартирах сравнительно стандартизировались, и на самом деле довольно странно наблюдать, как в 20 квартирах одного вновь сданного дома 19 архитекторов делают примерно один и тот же набор комнат с одним и тем же набором функций, а в 20-й делается что-то совсем другое, ни на что не похожее и, как потом выясняется, непригодное к использованию. Я почти уверен, что уже сегодня при прочих равных дом (не в категории суперэлитных) с уже готовой планировкой квартир продавался бы успешнее, чем со свободной, и полностью уверен, что завтра так будет наверняка. Архитектурный интерьер уйдет в прошлое.
При этом важно заметить: принципиально неверно думать, что архитектурный интерьер неликвиден вообще. Скажем, Михаил Филиппов в свое время сделал себе квартиру и неожиданно был вынужден ее продать — несмотря на то, что это был фирменный филипповский интерьер-аттракцион, квартира продалась очень легко и по цене, окупавшей всю работу. Но это уникальный случай.
Дело в том, что продажа таких интерьеров — особый бизнес, который у нас не развит. Скажем, в том же интернете или в западных журналах по недвижимости вы можете иногда наткнуться на объявления о продаже замков или дворцов XVII-XIX веков, это абсолютно уникальные интерьеры. И мало того, купив их, вы по условиям покупки никогда не сможете ничего в них изменить. Но тем не менее они продаются, и по ценам, в порядки раз превышающим цены на недвижимость аналогичной площади в аналогичном месте.
Но продавать его нужно особым образом. Русские журналы по недвижимости публикуют статьи о продаже таких интерьеров в южной Франции — это дает представление о бюджете рекламной компании. Сам факт продажи публичен, его так долго готовят, что ему может предшествовать выставка или книга. Такой интерьер не продается как недвижимость, он продается как произведение искусства.
В 90-е годы, как мне кажется, мы переживали золотой век интерьера. Мне кажется, мы его уже пережили. Архитекторов такого уровня и с таким пафосом относящихся к этой работе в интерьере теперь долго не будет. И мне кажется, что через некоторое время эти интерьеры будут продаваться именно по модели произведений искусства. Но это будет штучный уникальный товар, который никак не определяет ситуацию на рынке.