Ленинградский областной суд отменил решение суда первой инстанции об исключении картины Карла Брюллова «Христос во гробе» из Музейного фонда РФ и прекратил производство по делу, опираясь на определение Верховного суда России (ВС), исключившего из решений судов трех инстанций указание о возвращении картины законным владельцам — Александру и Ирине Певзнер. В мотивировочной части определения ВС, с которым ознакомился “Ъ”, указывается, что нижестоящие суды не исследовали все документы, касающиеся разрешения вопроса о передаче картины, «в том числе и как предмета, представляющего культурную ценность». Эксперты называют это скрытой экспроприацией картины Брюллова в пользу государства.
Фото: Алексей Высоцкий, Коммерсантъ
Фото: Алексей Высоцкий, Коммерсантъ
Супруги Певзнер не смогли добиться исполнения постановления президиума Верховного суда, который в 2017 году отменил решение о конфискации картины «как орудия преступления» и постановил вернуть ее им как законным владельцам. Это произошло после того, как Конституционный суд (КС) признал решение ВС о конфискации картины неконституционным. Несмотря на решение КС, картина в мае 2017 года была включена в Музейный фонд РФ и на протяжении двух с половиной лет супруги Певзнер отстаивали исполнение вынесенного президиумом ВС решения. Этой осенью Выборгский городской суд Ленинградской области исключил картину из Музейного фонда, однако вчера Леноблсуд это решение отменил, а производство по делу прекратил.
Как развивалось дело о картине Брюллова
«С 19 декабря 2019 года та часть апелляционного определения, исполнение которой вызывало сомнения и неясности, утратила силу. Однако вместе с прекращением производства Ленинградский областной суд отменил само постановление Выборгского городского суда Ленинградской области, к чему не было никаких законных оснований: кассационное определение Верховного суда РФ от 19 декабря 2019 года не имеет никакого отношения к вопросу законности и обоснованности постановления Выборгского суда, вынесенного еще в сентябре»,— отмечает адвокат Максим Крупский, представляющий интересы семьи Певзнер.
На прошлой неделе судебная коллегия по уголовным делам ВС, рассмотрев кассационное представление заместителя генпрокурора Леонида Коржинека, определила исключить указание суда о возвращении вещественного доказательства как законным владельцам Александру и Ирине Певзнер. В мотивировочной части решения утверждается, что суды трех инстанций «не проверили ее принадлежность супругам Певзнер как законным владельцам, оставив без внимания противоречивые сведения о ее принадлежности».
При этом из протокола судебного заседания от 24 июня 2014 года в Леноблсуде (есть у “Ъ”) следует, что по ходатайству адвоката Хохловой судебная коллегия исследовала и оглашала договор купли-продажи картины, его перевод, а также заверенную нотариусом подпись переводчика.
Руководитель судебной практики Института права и публичной политики Григорий Вайпан отмечает, что пересмотр судебных постановлений по уголовному делу спустя год после их вступления в законную силу запрещен, если это ухудшает положение обвиняемого. «Такое решение Верховного суда позволяет отобрать любое имущество у любого фигуранта уголовного дела спустя неограниченное время после прекращения уголовного дела»,— говорит юрист. Глава международной практики правозащитной группы «Агора» Кирилл Коротеев считает, что решение ВС не имеет никакого отношения к соблюдению принципа правовой определенности. «Ст. 6 Конвенции требует стабильности судебных решений, отмена судебного акта шести-семилетней давности, вынесенного в пользу гражданина, ничем уже оправдана быть не может, сколь бы сам ВС РФ ни уверял в обратном. Если есть спор о собственности, то граждане, которые могут иметь требования в отношении картины, могут их предъявить в гражданском процессе. Но это не повод для РФ удерживать картину, поскольку она ей не принадлежит»,— замечает господин Коротеев.
ВС также посчитал, что нижестоящие инстанции не оценили высокую ценность картины. Эксперты Государственного Русского музея в экспертных заключениях, имеющихся в материалах уголовного дела, утверждали, что полотно признано подлинным, «может считаться историко-культурной сенсацией, имеет высокую художественную и музейную ценность».
То, что картина «представляет собой историческое и художественное наследие России, была включена в Музейный фонд», по мнению ВС, не нашло оценки в решениях судов нижестоящих инстанций.
По мнению Григория Вайпана, решение Верховного суда является скрытой экспроприацией картины Брюллова в пользу государства.
«Из содержания кассационного определения можно сделать вывод, что Верховный суд считает необходимым изменение судебных решений в целях защиты государственных интересов, поскольку картина "Христос во гробе" является культурной ценностью и представляет для государства особый интерес. Целью ограничения прав супругов Певзнер в данном случае является не обеспечение справедливости судебного разбирательства, а фактическое завладение картиной. Мы здесь видим нарушение ст. 18 Конвенции, которая говорит о том, что ограничения прав и свобод человека допускаются только в целях, для которых они были предусмотрены»,— пояснил “Ъ” Максим Крупский.
Кирилл Коротеев отмечает, что ст. 18 Конвенции требует высокого стандарта доказывания: «Аргумент о национальном достоянии, мне кажется, должен быть отклонен скорее на основании международного правила об эстоппеле: чтобы этот довод был действителен, на него надо было ссылаться с самого начала процесса, ссылка же 16 лет спустя изъятия — процессуальное злоупотребление»,— считает юрист.
В мае этого года ЕСПЧ коммуницировал жалобу Александра и Ирины Певзнер на отказ России возвращать им картину. В середине декабря истек срок, до которого правительство России должно было ответить на восемь вопросов об исполнении вынесенного решения, однако заместитель министра юстиции России Михаил Гальперин попросил отсрочки до середины февраля 2020 года в связи с возвращением дела в Верховный суд России. «Я убежден, что это дело не просто история о нарушении прав собственности частных лиц, это пример неоднократного грубого нарушения принципа верховенства права, и в этом смысле оно является очень опасным прецедентом»,— отмечает Максим Крупский.