«Жаль терять репутацию одной из фестивальных столиц»

Коронавирус, парализовавший обычное течение культурной жизни, оказался особо безжалостен к ее интернациональной части — весенним и летним международным фестивалям. Отменяются важнейшие и крупнейшие из них: Каннский кинофестиваль, оперные фестивали в Байрейте и Экс-ан-Провансе, театральные Авиньонский и Эдинбургский форумы. Российские балетные фестивали отчаянно сопротивляются: крупнейший весенний фестиваль Санкт-Петербурга Dance Open перенес программу на октябрь-декабрь, совпав по времени с главным фестивалем петербургской осени — международным фестивалем искусств «Дягилев. P.S.». О программе последнего, конкуренции, сложностях — финансовых и организационных, а также об особенностях характера Сергея Павловича Дягилева Татьяна Кузнецова расспросила руководителя и бессменного куратора фестиваля, директора санкт-петербургского Музея театрального и музыкального искусства Наталью Метелицу.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Крупнейший балетный фестиваль Санкт-Петербурга — весенний Dance Open — умудрился почти всю свою программу, балеты пяти европейских компаний и финальный гала, перенести на осень. Если шенгенские границы будут открыты, он пойдет с октября по декабрь включительно, даты уже согласованы. Не опасаетесь прямой конкуренции?

— Катя (Екатерина Галанова, руководитель Dance Open.— “Ъ”) большой молодец. Принципиально хорошо, что мы с ней петербургскую балетную фестивальную картину вместе держим: она начинает весной, а мы заканчиваем в конце года. Мы выразили им огромное сочувствие, когда у них из-за карантина все сорвалось. Теперь будем, конечно, толкаться — наш фестиваль с 20 октября до 13 ноября. Но ведь еще неизвестно, как все обернется: самое страшное, что этот вирус пока никому не понятен до конца. Ничего нельзя прогнозировать, понимаете?

— И все же: как будете делить зрителей? Тем более что коронавирус всем ударил по карману.

— У нас всегда были невысокие цены. Даже по петербургским меркам. И, слава богу, у меня в этом году немного спектаклей. Принципиальное событие — выставка, которая по существу и по бюджету самостоятельный фестиваль. Ее организовать труднее, чем пять трупп привезти. Участвуют семь российских музеев, шесть зарубежных и еще частные собрания. Плюс-минус 120 портретов, из них — примерно 30 фотографий, остальное — живопись и графика. Консультант — всемирно признанный исследователь Дягилева, голландец Шенг Схейен. Собственно, меня его книга о Дягилеве и вдохновила на эту неподъемную работу. Называется выставка «В круге Дягилевом. Пересечение судеб», посвящена Сергею Павловичу и его окружению — тем, кого он втянул в свою жизнь, и тем, кого он отверг. Он ведь тасовал людей, как колоду карт. Не по прихоти, очень осознанно.

Хотя обожал сцены — мог кричать, плакать, ругаться, он же был по физиологии рыхлый, сентиментальный.

Но расставался с людьми расчетливо, без колебаний — как только они, как ему казалось, переставали чувствовать время.

— И какой период жизни Дягилева вы представляете на выставке?

— Всю его взрослую жизнь, которую мы поделили на 12 разделов-сюжетов. Начиная с 1890-го, когда провинциальный мальчик приезжает в Петербург и встречается с этими ребятами из школы Карла Мая — Шурой Бенуа, Костей Сомовым, Валечкой Нувелем, Димой Философовым, и заканчивая сюжетом 1929 года, который называется просто: «Смерть в Венеции». Последний раздел будет без портретов. Черная гондола, струящаяся вода залива и плывущие белые буквы на черном фоне — много потрясающих высказываний о личности Дягилева, о его значении. А сюжет 11-й — особый для меня. 1912–1929 годы, мечты о России, невозвращение блудного сына.

Он же с 1912 года мечтал вернуться, но мистическим образом мешали обстоятельства — сначала интриги дирекции, потом сгорает Народный дом, в котором планировались гастроли его антрепризы, потом начинается Первая мировая.

Но и после октябрьского переворота он поддерживает контакты с новой Россией — с Мейерхольдом, Маяковским, Эренбургом, Луначарским, все эти разговоры-переговоры… Каждый наш сюжет на отдельную выставку тянет. А история с «Миром искусства»? На издание журнала Тенишева и Мамонтов давали огромные деньги, но когда Серов добился субсидий от Николая II, Дягилев благородно поблагодарил их и сказал: больше не надо. Он с деньгами был человек корректный, хотя часто не платил вовремя. Но не потому, что придерживал средства, а потому, что их у него просто не было. Когда деньги появлялись, он всегда рассчитывался с долгами.

— А у вас есть? Откуда?

— От верблюда. Не скажу пока. Еще до коронавируса городской фестивальный бюджет сократили в 10 раз — до 17 млн на все фестивали. А вот теперь увеличивают, уже готово постановление — ведь жаль терять репутацию одной из фестивальных столиц Европы. Этих денег, конечно, пока нет. Но, как правило, и российские, и западные музеи дают нам свои картины безвозмездно. За исключением музея Пикассо, там они немного берут, но это называется реставрационно-подготовительный сбор. А вот Музей Руана не берет ничего, а дает нам пять прекрасных работ. Затем Испания, там Хуан Гри, тот же Серт — как без них? Портретов Миси Серт, преданной подруги Дягилева и его меценатки, привезла бы хоть дюжину — ее писали все великие. Но я выбрала Боннара из мадридской коллекции Тиссена-Борнемиссы. Он роскошный: Мися сидит вся в шелках, можно делать выставку одной картины. А Мунк? Его портрет Гарри Кесслера. Гарри ведь был очень важной персоной для Дягилева — умница, дипломат, ввел его в высший лондонский круг и вообще был менеджер толковый. И вот мы должны везти этого Мунка из Флоренции, из частной коллекции. Одна перевозка больше €20 тыс. Как целая труппа — Дада Масило («Компания Дада Масило» из ЮАР.— “Ъ”) стоила нам €17 тыс. Правда, нашему фестивалю помогают и французы, и итальянцы, так что художественный диалог Европы и «Дягилева» продолжается.

— Но ведь еще страховка…

— Да, мы должны заплатить больше 3 млн руб. А евро, который подскочил? А логистика? Мне, правда, повезло — откликнулась одна мощная российская компания: безмерно, просто до слез благодарна «Норильскому никелю», который поддержал эту выставку.

Много проблем с транспортировкой: некоторые музеи требуют, например, только самолет. Это проще, конечно, чем трейлер. Но ведь, скажем, картину 130 см на 90 см в пассажирский самолет уже не пустят — слишком большой формат.

Требуется грузовой, а они в Петербург не отовсюду летают. Очень рассчитываем на нашего партнера — ГМИИ имени Пушкина. У нас в Шереметевском дворце выставка будет до февраля, а потом переезжает к ним в Москву. Надеюсь, что мы картины привезем, а они отправят. Правда, не все: в ГМИИ выставку переформатируют. У них доминирует тема «Дягилев-куратор». Ведь он же родоначальник двух профессий — куратора и продюсера.

— Да, ведь сначала Дягилев в Париж привез иконы и русскую живопись…

— Сначала он привез в Петербург немецких, английских акварелистов, финских художников показал, в 1905-м сделал потрясающую выставку русского исторического портрета в Таврическом дворце. Именно Дягилев, по сути, открыл нам наш XVIII век. Ведь раньше как казалось? Андрей Рублев, а потом чуть ли не Шишкин с Репиным. А он показал никому тогда не известных Левицкого, Боровиковского, Рокотова, ввел эти имена в художественный оборот, в сознание русского общества. А уж потом повез в Париж.

— А продюсерскую ипостась Дягилева вы проявите? Что балетного покажете на фестивале?

— Я везу любимую петербуржцами Светлану Захарову с балетом «Шанель», в этом контексте Коко для меня особенно важна — это раз. Во-вторых, мне кажется, что Светлана с возрастом становится интереснее, содержательнее. Ну, и качественная хореография Посохова (Юрий Посохов, хореограф «Героя нашего времени» и «Нуреева».— “Ъ”). Еще будет вечер балетов Десятникова — к 65-летию большого композитора. Там только российские балетмейстеры с премьерами — Самодуров, Петров, Пимонов, Кайдановский. Сначала все это покажут в Екатеринбурге, потом сразу к нам. Ну и Анжелен Прельжокаж со своим «Лебединым озером».

— Полнометражным балетом Чайковского?!

— Ну со вставками современной музыки. Но да, четырехактным балетом. Уже три года при каждой встрече я ему твердила: «Послушай, тебе удается большая форма — "Белоснежка", "Ромео". И вообще: черное-белое — это твоя тема». Он обещал подумать — как еще от меня отделаться? А в прошлом году встречаемся в Париже, и он мне говорит: «Знаешь, я все время думал про "Лебединое" и решил его делать». Ну вот, мировая премьера должна была быть весной в Экс-ан-Провансе, отменилась, конечно. Может, в итоге премьера будет на нашем фестивале. Декораций приедет много… минимум два фургона.

— То есть вы буквально выступили в роли Дягилева — навязали хореографу тему?

— Ох, ну да, не знаю, что будет… Надеюсь, на «Лебединое озеро» публика в любом случае пойдет.