Греко-болгарская схизма: парад церковных суверенитетов

Расколы и ереси. Проект Сергея Ходнева

Фрэнк Беллью. Гравюра «Положение на Черном море», опубликованная в Harper’s Weekly в июне 1877 года

Фрэнк Беллью. Гравюра «Положение на Черном море», опубликованная в Harper’s Weekly в июне 1877 года

Фото: FRANK BELLEW

Фрэнк Беллью. Гравюра «Положение на Черном море», опубликованная в Harper’s Weekly в июне 1877 года

Фото: FRANK BELLEW

В XIX веке государство и церковь обнаружили, что к их трудному «концерту» прибавляется третий голос — нация. Которая отчаянно ищет своего самоопределения в том числе и в церковных вопросах. На Западе эти поиски с грехом пополам удалось примирить с привычным строем церковного уклада (где католического, а где протестантского), а вот в новых православных государствах, в которые одно за другим превращались европейские владения Турции, было иначе. Здесь и там появлялась своя собственная национально-государственная церковь — Элладская, Румынская, Болгарская, Албанская, в конце концов. И всякий раз национализм, интересы великих держав и притязания Константинопольского патриарха входили в клинч, расцеплять который приходилось десятилетиями.

справка

Греко-болгарская схизма (1872–1945) — самый длительный из расколов православного христианства, вызванных жесткой позицией Константинопольских патриархов в вопросе о принципах предоставления автокефалии (полной церковно-административной самостоятельности). Сопровождалась и осложнялась сначала подъемом национального самосознания второй половины XIX века, затем балканскими кризисами 1910-х и, наконец, событиями Первой и Второй мировых войн.

Храмы, превращенные в мечети,— это, конечно, форменная «мерзость запустения на месте святе», но ведь кричали же в 1453-м: «Лучше турецкая чалма, чем папская тиара». И докричались, и даже получили от чалмы некоторые знаки уважения побольше, чем эксклюзивное право Константинопольского патриарха ездить верхом (чего прочим христианам не дозволялось). Тот же патриарх признавался в Османской империи «миллет-баши» или, как выражались греки, «этнархом» — с правом распоряжаться всеми церковными имуществами, сколько их ни осталось, с властью над православным духовенством и даже простыми мирянами; что-то вроде государя в государстве.

На практике, конечно, государь был марионеточный, чуть что — сместят, и хорошо если сместят, а не удавят. Однако и это только часть проблемы. Скажем, армяне и иудеи тоже были «миллетами», и с ними все обстояло несколько проще, потому что религиозное и национальное никто не мог и не пытался разделить. Те же, кто был подчинен Вселенскому патриарху, чохом назывались «Рум-миллет» — «ромеями», людьми ромейской, греческой веры, и тут уж никто не интересовался, были ли они при этом греками, болгарами, сербами или арабами.

Да и с чего бы интересоваться? Положим, древние патриархаты Александрии, Иерусалима, Антиохии так и считались самостоятельными поместными церквами sui iuris, как, скажем, и Кипрская архиепископия, которая еще во времена Вселенских соборов получила автокефалию, и все-таки в оттоманских реалиях это была до определенной степени фикция. Когда-то в XVI веке по политически расчетливой милости султанов Константинополь даровал подобие церковной независимости сербам, восстановив старинную Печскую патриархию. Но два столетия спустя это решение отозвал: времена были тревожные, на балканские вилайеты точили зубы Австрия и Россия, и держать эти территории под церковным контролем греков было как-то надежнее.

Одна неприятность: когда Старый режим посыпался в странах гяуров, оказалось, что и греки грекам рознь. В 1821 году началось восстание в Греции, так занимавшее всю Европу — достаточно вспомнить Байрона; всем было понятно, что дело идет к образованию независимого православного государства, но тогда и вверять его церковные дела подданному султана невместно. В 1833-м новосозданное по мановению Англии, России и Франции Королевство эллинов наконец решилось формально объявить об автокефалии своей церкви, заодно предписав последней устройство, аккуратно скопированное с русских образцов,— Правительствующий синод, король как «верховный начальник» и так далее (а кого еще было копировать, с другой-то стороны?). Чем, естественно, вызвало показательный гнев константинопольского «этнарха», и тут уж дело было не в одних только подначках со стороны Блистательной Порты.

цитата

«Мы отвергаем и осуждаем племенное деление, то есть племенные различия, народные распри и разногласия... Приемлющих такое деление по племенам и дерзающих основывать на нем небывалые доселе племенные сборища мы провозглашаем, согласно священным канонам, чуждыми Единой Кафолической и Апостольской Церкви и настоящими схизматиками»

(Определение Константинопольского собора 1872 года)

В православном каноническом праве просто-напросто не было четко обозначенных представлений о том, кто, как и по какому поводу может получать автокефалию; все прецеденты катастрофически устарели и едва ли годились в дело. В Фанаре очень хотели сохранить именно за собой последнее слово по этому вопросу — а на что иначе звать «его божественное всесвятейшество» Вселенским? Поэтому, всячески сохраняя лицо, после 17-летнего раскола патриарх Анфим IV все-таки поддался нажиму великих держав и торжественно признал Синод Элладской церкви своим «во Христе братом». Чем пополнил список автокефальных церквей православия еще одной.

Константин Маковский. «Болгарские мученицы», 1877

Константин Маковский. «Болгарские мученицы», 1877

Фото: Константин Маковский

Константин Маковский. «Болгарские мученицы», 1877

Фото: Константин Маковский

Но это было только начало. Разве что в случае с Сербией после Берлинского трактата все заинтересованные стороны повели дела так удачно, что в 1879-м патриарх Иоаким IV без проволочек подтвердил своим «томосом» независимость новой национальной церковной структуры. А в остальном — схизма на схизме. В 1865 году княжество Молдавии и Валахии завело у себя самостоятельную церковь, но Константинополь признал ее только 20 лет спустя, когда уже и княжества не было, а было Королевство Румыния. В 1922-м об автокефалии заявила Албания — и тут, даром что и Османская империя ушла в историю, Вселенская патриархия снова сопротивлялась и сдалась только в 1937-м.

Но всего скандальнее и болезненней получилось с Болгарией. Отчасти, вероятно, потому, что Болгария и поближе была к Стамбулу, чем какая-нибудь Румыния; но как знать — не в том ли дело, что предводителям «Рум-миллета» мерещились болгарские царства, бивавшие ромеев не раз и не два. Еще в 919 году был провозглашен независимый Болгарский патриархат — который Византия сначала со скрипом признала, потом, после устроенной императором Василием Болгаробойцей кровавой бани, ликвидировала, но в XIII веке снова признала, а затем уж его ликвидировали турки.

Впрочем, болгарская автокефалия была еще и «автокефалией снизу» — национально-освободительная церковность в чистейшем виде. Фактически болгары отложились от Константинополя до восстаний середины 1870-х, до большой войны, до «На Шипке все спокойно» и уж тем более до появления автономного Болгарского княжества. Еще в 1860-м болгарский епископ Иларион, вынужденно обретавшийся в Константинополе, решился помянуть вместо патриарха «всякое епископство православных» — и началось. Посулы разрешить богослужения на славянском и назначать в Болгарию епископов, знающих местное наречие, делу уже не могли помочь; пришлось вмешаться султану, который в 1870-м самолично даровал Болгарии самую широкую церковную автономию с номинальными признаками зависимости от Константинополя. Новую структуру должен был возглавить архиерей с титулом экзарха (то есть наместника), которому полагалось поминать за богослужением Константинопольского патриарха и получать от него миро. Впрочем, и эта мера запоздала. В 1872 году болгары провозгласили свою церковь автокефальной (хотя и почему-то сохранили за ее предстоятелем звание экзарха).

цитата

«Я стал подозревать, что отрицательное действие мусульманского давления, за неимением лучшего, спасительно для наших славянских особенностей и что без турецкого презервативного колпака разрушительное действие либерального европеизма станет сильнее...»

(Константин Леонтьев, «Восток, Россия и славянство»)

И получили в ответ залп тяжелой артиллерии. Вместо прекращения отношений и евхаристического общения — соборное отлучение от церкви и обвинение в расколе по всей форме. Но мало того. В случае Элладской или там Сербской церкви Вселенские патриархи пусть далеко не сразу, но все-таки изрекали примирительные слова о том, что, мол, церковь Христова едина, однако же в духе мира и любви возможно создание новых автокефальных церквей «применительно к устройству областей и степени их достоинства». Болгары же 1872-м были осуждены как адепты новоизобретенной в Константинополе ереси «филетизма», которая состояла в привнесении в церковь племенного, национального начала — но главным образом в самом признании за тем или иным народом права на свободную и канонически правомерную церковную сецессию.

И здесь уже не помогали никакие резоны. Впрочем, и эффекта эти громы имели немного. Экзарх Болгарии преспокойно сидел в Стамбуле, от его имени Синод беспрепятственно вершил дела в княжестве, а потом и царстве. Собственно, и авторитет Константинопольской кафедры пошел трещинами — и это в дальнейшем, несмотря на кое-какие сполохи межвоенного времени, так и продолжалось; когда в 1940-е годы сталинское руководство рассчитывало добыть патриарху Московскому титул Вселенского, это была, конечно, утопия, но не то чтобы в прагматическом смысле вовсе полоумная.

Послевоенные перемены в «устройстве областей и степени их достоинства» вообще много чего изменили: СССР хотел, чтобы в странах народной демократии и православные церкви были сателлитами Москвы. Еще в феврале 1945-го Русская православная церковь представила в Фанар настолько основательное ходатайство, что 73-летняя схизма наконец была прекращена, и Болгария наконец получила официальную автокефалию. Затем уже непосредственно из Москвы томосы об автокефалии были отправлены Польской православной церкви (1948) и церкви Чешских земель и Словакии (1951) — и Вселенская патриархия снова, хотя теперь уже без последствий, осерчала. Как это так, Польше Константинополь и сам автокефалию дал давным-давно, а Чехословакии еще не дал. Москва пыталась настоять на своем представлении о том, что автокефалию должна представлять «церковь-мать» (а епархии в Польше и в Чехословакии к концу 1940-х формально были в юрисдикции Русской церкви) — но тщетно. И когда в 1970 году Москва даровала автокефалию православной церкви в Америке, Константинополь и другие древние кафедры Востока это решение так и не признали.

Понятно, что Украина — продолжение того же давнего спора, но и ей дело не ограничится. На повестке дня уже стоит вопрос провозгласивших свою самостоятельность церквей Черногории и Северной Македонии; никто не знает, не присоединится ли к ним со временем, допустим, Белоруссия. Однако никаких общепринятых, ясных и непротиворечивых установлений о «праве церквей на самоопределение» как не было в 1820 году, так нет и в 2020-м.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...