премьера кино
По поводу вызывающе пошлого названия фильма "Вечное сияние страсти" одним из коллег был задан вопрос: это взаправду или стеб? Целью проверить задался АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ.
Вообще-то в оригинале картина называется "Вечное сияние незапятнанного ума", что в корне дела не меняет. Это теперь в Голливуде такое новое кино. Сценарист Чарли Кауфман пишет очередную псевдоинтеллектуальную мульку, а один из его друзей-режиссеров снимает ее на пленку. На сей раз, правда, снимал не Спайк Джонз, почивающий на лаврах успеха фильмов "Быть Джоном Малковичем" и "Адаптация", а Мишель Гондри — клипмейкер, автор компьютерных розыгрышей и просто модный персонаж из той же тусовки. Чарли Кауфман уже успел препарировать подкорку Джона Малковича и Николаса Кейджа и вот сейчас решил покопаться в мозгах у Джима Керри.
Джоэл Бэриш (так зовут героя Керри) обнаруживает, что его возлюбленная Клементайн Грузински (Кейт Уинслет) обратилась в фирму "Лакуна", которая занимается стиранием из памяти клиентов нежелательных воспоминаний. В данном случае большой стирке должно быть подвергнуто все связанное в ее жизни с Джоэлом и с их любовью. Клементайн поступает примерно как одна советская актриса, проведшая ночь с известным поэтом, который на следующий день заявился к ней с чемоданом, но дверь ему не открыли и (правда, без помощи всяких фирм) как бы совсем не узнали.
В отчаянии Джоэл тоже бежит в "Лакуну", тащит фотки и фенечки прекрасной Клементайн, имеющей обыкновение разгуливать то с красными, то с синими волосами. Он пытается выскоблить эти въевшиеся пятна-воспоминания, для этого его заставляют долго лежать в скафандре, пока механический ластик чистит его любовные файлы. Но поскольку они стираются с конца и постепенно, в голове героя прокручиваются как раз самые страстные моменты начала романа типа совместного поедания суши на продавленном диване. Вновь охваченный чувствами Джоэл пытается прервать контракт, но это не так-то просто. Изобретатель метода большой стирки фанатичный доктор Мерзьяк (британский трагик Том Уилкинсон) не хочет вылезать из головы своего клиента. Мало того, подручные Мерзьяка (их играют Элайджа Вуд и Кирстен Данст) пользуются случаем, чтобы кое-что из воспоминаний Джоэла подтасовать, а кое-что украсть, разнообразив и благоустроив таким образом свою личную жизнь, которая уже давно зависла в виртуальном пространстве.
Можно посмотреть на все это с точки зрения научной фантастики — от "Головы профессора Доуэля" до "Заводного апельсина" и "Вспомнить все". Однако гораздо ближе к природе этой картины недавние голливудские шизотриллеры про потерю памяти и разнообразные ее изъяны. Моделью для таких фильмов стал "Помни", герой которого, пытающийся найти убийцу жены, никак не может удержать в голове информацию больше десяти или пятнадцати минут и потому делает бесконечные пометки на собственном теле. В отличие от "Помни", фильм Мишеля Гондри — не только триллер, но и мелодрама, и комедия, иначе зачем было звать Джима Керри, хоть он и старается убедить всех, будто играет драматическую роль?
В связи с "Вечным сиянием" невозможно не вспомнить, поскольку их у нас из головы никто не стер, и "Игры разума" (Beautiful Mind), и "Признания опасного человека" (Confessions of Dangerous Mind по сценарию того же Кауфмана), которые в оригинале объединяются одним и тем же английским словом mind (ум). Я уж не говорю про множество фильмов, герои которых впадают в кому или каким-то другим образом вываливаются из реальности. Покопаться в компьютерных ячейках чьего-либо мозга, поиграть с ними, то стирая информацию, то внедряя заново,— любимая забава современных кинематографистов от Альмодовара до Тарантино. Скорее всего, это выражает романтическую надежду разочарованного в прожитой жизни человечества что-то изменить, очиститься, родиться заново, прожить множество разных жизней. Конечно, в этом процессе бывают издержки — так, даже "Лакуна" призывает чистить мозг не чаще трех раз в месяц.
В попытках придумать драматургию нового века нет ничего криминального. Но создатели "Вечного сияния", используя для этого элементы фантастики, компьютерного дизайна и старых сентиментальных схем, окончательно запутывают сюжет. Если и Квентин Тарантино, и Педро Альмодовар пытаются выразить новую правду о человеке и его "уме", то Чарли Кауфман все больше погрязает в формальных экспериментах, которые, как это ни странно, возвращают его обратно к голливудской рутине. Так что почти пародийное прокатное название фильма оказывается приложимо к фильму почти что всерьез.