премьера театр
В Нью-Йорке состоялась премьера пьесы Резо Габриадзе "Запрещенное Рождество, или Доктор и пациент", главную роль в которой сыграл танцовщик Михаил Барышников. На спектакле побывал МИХАИЛ Ъ-СМОНДЫРЕВ.
Вряд ли можно признать "Доктора" пьесой для драмтеатра. Доминирует не текст, а сценография, музыка (грузинские и русские песни) и движения, пластика актеров. В главной роли городского сумасшедшего Чито — Михаил Барышников. На сей раз ему довелось сыграть автомобиль.
В прологе Чито — матрос в тельняшке и бескозырке с дембельским чемоданчиком. Место и время действия — Кутаиси, 1945 год. Чито вернулся домой, он выжил, его ждет любимая. Но Цисана в свадебном платье уезжает с другим. После неудавшейся попытки утопиться Чито впадает в тихое помешательство: воображает себя автомобилем. 25-минутный пролог к полуторачасовой пьесе обходится без слов, и он, пожалуй, самая сильная ее часть. В роли пыхтящего автомобильчика господин Барышников чрезвычайно убедителен и даже трогателен: носит на пояснице номерной знак, "заводится", покрутив прикрепленную к нагрудному карману ручку, воображает галоши шинами последней американской модели, гудит в клаксон, переключает невидимый рычаг скоростей, тормозит, дает задний ход. Полный контраст с тем, как он подает текст — тусклым от волнения голосом абитуриента, сдающего вступительный экзамен.
Действие основной части пьесы происходит семь лет спустя — в ночь перед Рождеством 1952 года. Чито ведет доктора к заболевшей девочке через темный заснеженный город. Их ждет, оказывается, та самая Цисана. Выясняется, что она ушла от мужа к Чито месяц спустя после злосчастной свадьбы, когда осознала, что не может жить без этого сумасшедшего. С тех пор они вместе, а девочка — их дочь. Потому что разве это нормально, когда у людей есть первая, вторая, третья любовь? Нормален как раз Чито-автомобиль, заботливый отец и нежный муж, для которого любовь может быть только единственной.
Все бы хорошо, да вот беда: доктору удается вылечить Чито, внушив, что он не автомобиль, а пешеход. Герой Михаила Барышникова впадает в тоску, его хрупкий мир в опасности, но тут вмешивается персонаж по имени Эрмония — однокрылый (второе крыло он наскоро кроит себе на старомодной швейной машинке) ангел-хранитель безумца. В финале он сымитирует ДТП: легкое столкновение Чито с машиной, после чего тот снова переходит в блаженное состояние не ведающего людских тревог автомобиля.
Резо Габриадзе сам и оформил спектакль, проявив немалую изобретательность. Два красных фонарика в руках Цисаны оказываются задними огнями увозящего ее автомобиля, когда невеста отступает в тень кулис. Табуретка становится небесами, с которых Эрмония наблюдает за своим подопечным. Напавший на доктора волк нарисован на листе жести, с помощью которого в театрах производят гром. Явно лишними выглядят гротескные приметы сталинских времен: карикатурные чекисты, красные звезды, буденновские шлемы, но "русская" пьеса в Америке без них — все равно что суши без васаби. Местные критики сразу выделили скудную политическую составляющую "Доктора" и сделали умный вывод, что сумасшествие Чито символизирует эскапизм в условиях трагической прогрессии тоталитарного режима.
Но что могут понять американцы: английские диалоги и монологи "Доктора и пациента" плоски, как стиральная доска. Спектаклю недостает того чудесного русского языка с грузинским акцентом, который создал половину успеха фильмам "Не горюй", "Мимино", "Кин-дза-дза", где Резо Габриадзе был соавтором сценариев. Ангелом-хранителем спектакля в буквальном и в переносном смысле оказался Луис Перес — бывший солист известной чикагской труппы "Джоффри-балет". Это он играет Эрмонию, он же создал и хореографию пьесы — куда более тонкую и выразительную, чем ее текст. В итоге оба блистательных танцовщика — русский и американец — вытянули грузинскую мелодраму буквально на своих плечах.