Событие недели — "Погоня" (The Chase, 1965) Артура Пенна, фильм, котор
463
3 мин.
Михаил Ъ-Трофименков
Событие недели — "Погоня" (The Chase, 1965) Артура Пенна, фильм, которым в момент его выхода на экраны были недовольны решительно все (9 сентября, "Первый канал", 1.35 ****). Режиссер — потому что его лишили права на финальный монтаж: "Я никогда не снимал в таких условиях, я был нужен только для того, чтобы направлять актеров, как направляют лошадей!" Зрители, швырявшие в экран помидоры, поскольку образ Америки, созданный Пенном и сценаристской Лилиан Хелман, коммунисткой, подвергавшейся преследованиям еще во времена маккартизма, казался им слишком мрачным. Тем не менее 30 лет спустя "Погоня" смотрится как большая американская трагедия, а ее мрачность по сравнению с тем, что наснимали сами американцы с тех пор, относительной. Уже через два года сам Пенн превратит безбашенных налетчиков, "бешеных псов Америки", в народных героев в "Бонни и Клайде" (Bonnie and Clyde, 1967). А еще позже выпотрошит мифологию вестерна в "Маленьком большом человеке" (Little Big Man, 1970) — и ничего: помидорами никто швыряться не будет. В техасском городке Тарле царь и бог — Джек, сын нефтяного барона. Он живет с Анной — самой красивой местной девушкой (Джейн Фонда), шериф Калдер (Марлон Брандо) у него на побегушках. Когда из тюрьмы бежит Баббер (Роберт Редфорд), бывший дружок Анны, встревоженный Джек намекает шерифу, что беглецу лучше умереть. И тут начинается трагедия где-то когда-то честного, но бесповоротно униженного, свыкшегося со своим унижением и даже получающего от него мазохистское удовлетворение человека, вдруг решившего поступить если не по совести, то хотя бы по закону. Шериф оказывается не между двумя, между множеством огней: ненавистью Джека, самоубийственной истерикой Баббера, озверением мирных обывателей, в которых проснулись гены предков-линчевателей. Пожалуй, никто из тогдашних звезд не смог бы наполнить достаточно элементарный образ шерифа такими нюансами переживаний, как сделал это Брандо. Хотя продюсер Сэм Спигель планировал сначала на эту роль Питера О`Тула. В "Погоне" современники видели метафору страхов, охвативших Америку после убийства Джона Кеннеди.
"Замужество Марии Браун" (Die Ehe der Maria Braun, 1979) Райнера Вернера Фассбиндера — метафора германской судьбы через частную женскую историю (5 сентября, "Культура", 22.30 *****). Фассбиндер первым увидел историю ХХ века как мелодраму. И первым показал на экране такую послевоенную Германию, какую боялись показывать другие режиссеры: не преступную, не понесшую заслуженное наказание, а растерзанную, несчастную, изнасилованную победителями, нашедшую в себе силы начать жизнь заново, но вечно несущую в себе бациллы смерти. Мария дважды потеряла мужа: сначала он пропал без вести на фронте, потом вернулся и тут же отправился в тюрьму, взяв на себя совершенное женой убийство любовника, чернокожего джи-ай. В побежденной Германии женщине приходится вести себя как мужчина. Мария из числа тех, кто совершил "экономическое чудо" 1950-х годов, заслужил право на домик, телевизор и газовую плиту. Жизнь, казалось бы, наладилась. Но именно что "казалось бы". Мария погибает при взрыве бытового газа: то ли несчастный случай, то ли самоубийство, признание невозможности жить после всего, что было с ней и ее страной. Решить глобальные проблемы современного мира в форме частной истории, бытовой трагикомедии пытается Удаян Прасад в фильме "Мой сын — фанатик" (My Son the Fanatic, 1997), образце процветающего в Англии и очень симпатичного жанра фильмов об иммигрантах, в данном случае, о пакистанцах (3 сентября, РТР, 1.55 ***). Прасад нарушает стереотипы, в соответствии с которыми старшее поколение иммигрантов еще держится за замшелые традиции, а молодежь выбирает джинсы и свободную любовь. Здесь, напротив, пожилой таксист вполне принимает вольные европейские нравы и становится вместе с проститутками мишенью "моральной зачистки", которую устраивает в городке его сын с друзьями-исламистами. Российское кино представлено двумя неудачными, но смелыми жанровыми экспериментами. "Одиночество крови" (2002), режиссерский дебют актера Романа Прыгунова,— фильм ужасов (5 сентября, НТВ, 22.10 **). Насладиться тем, как в подражание Дарио Ардженте маньяк без лица кромсает юных москвичек, мешает эстетика рекламных клипов. Гоша Куценко и Ингеборга Дапкунайте в роли ученых, изобретающих панацею от бесплодия, выглядят как Катрин Денев в колхозном свинарнике. Но в фильме есть один — завораживающий, бессмысленный и страшный — эпизод, ради которого его стоит смотреть. Повинуясь ночному зову, Дапкунайте кромсает бритвой вены, вытягивая из собственного тела магнитофонные пленки с посланиями от без вести пропавшего мужа. Александр Прошкин в "Трио" (2003) попытался разрушить ментовскую мифологию, скрестить криминальную интригу с бытописанием русской провинции и историей непростой мужской дружбы (4 сентября, НТВ, 19.40 **). Два мента мотаются по стране, изображая дальнобойщиков, а товарищ старший сержант ловит вместе с ними убийцу водил, кривляясь под трассовую проститутку. Но результат получился ни рыба ни мясо. Провинция на экране не тосклива, а скучна. Фуры мчат по трассе на фоне вполне гламурных закатов и рассветов. Киноусловность никуда не делась: захватив героев, другая спецгруппа, тоже работающая под прикрытием, вместо того чтобы с ходу отбить им почки, радостно смеясь, послушно изучает их удостоверения. Все бы ничего, но, как было принято в советском кино, героев "утеплили", наделив страстью к итальянской опере, что превращает экранное действие почти в пародию. Остается любоваться отличной рязанской актрисой Марией Звонаревой, в одночасье ставшей звездой, в роли старшего сержанта.
