Во вторник, как ожидается, в Вене возобновятся переговоры по восстановлению иранской ядерной сделки (Совместного всеобъемлющего плана действий, СВПД). Глава российской делегации, постоянный представитель РФ при международных организациях в Вене Михаил Ульянов в интервью корреспонденту “Ъ” Елене Черненко сообщил, что процесс вышел на финишную прямую и на столе переговоров уже лежит 20-страничный итоговый документ по восстановлению «сделки века». Однако радоваться, как следует из его пояснений, пока рано.
Постпред РФ в Вене Михаил Ульянов
Фото: МИД РФ
— На какой стадии сейчас переговоры по восстановлению СВПД? Можно ли ее называть финальной?
— Я думаю, что да. Нынешнюю стадию вполне можно назвать финальной. Проделан уже очень большой путь. Сверстан проект итогового документа. Там есть несколько пунктов, требующих дополнительной проработки, но бумага уже лежит на столе. Она довольно объемная, более 20 страниц убористого текста. Это основа, на которой можно завершать переговоры в достаточно сжатые сроки.
— В июле в интервью “Ъ” вы говорили, что 90% пути к восстановлению сделки пройдено. Сколько сейчас осталось?
— Опыт проведения этих переговоров подсказывает, что лучше воздерживаться от таких оценок, так же как и от прогнозов по конкретным срокам. Нам осталось решить еще ряд вопросов, в том числе довольно принципиальных. Последние девять дней в переговорном процессе был перерыв, во вторник иранская делегация вернется в Вену и изложит свою уточненную позицию. В зависимости от тех требований, которые выставит иранская сторона, станет яснее, сколько нам осталось до завершения процесса переговоров.
— А итоговый документ потребует каких-то действий со стороны Совета Безопасности ООН, который в 2015 году принял специальную резолюцию в поддержку СВПД?
— Это будет политический документ, в котором будут зафиксированы конкретные шаги по возвращению к первоначальному СВПД. Политическая часть и приложения. Документ затрагивает вопросы отмены санкций США, а также шаги в ядерной области, которые предстоит предпринять Ирану, и, наконец, порядок осуществления этих договоренностей. После достижения окончательной договоренности начнется период подготовки к ее выполнению. Он может занять месяц-два. После этого наступит день, когда мы, наконец, увидим СВПД в действии в том виде, в котором он был согласован в 2015 году. Но это только приблизительная схема, над которой еще предстоит поработать. Что же касается новой резолюции СБ ООН, то этот вопрос пока не обсуждался. Возможно, она не потребуется.
— Вы сказали, что остается решить ряд, возможно, принципиальных моментов. О чем идет речь?
— Знаете, в многосторонней дипломатии не бывает так, чтобы пожелания одной стороны были учтены на 100%. Во всяком случае, я таких примеров не знаю. Это всегда компромиссы, иногда тяжелые. Порой процесс чем-то напоминает перетягивание каната. По всей видимости, сейчас останется несколько пунктов, по которым Иран хочет получить еще больше.
Мы в целом с симпатией относимся к иранским пожеланиям. Иран в данном случае действительно пострадавшая сторона. Не Иран выходил из СВПД. И не по собственной инициативе он начал отходить от своих обязательств, а в качестве реакции на «политику максимального давления» со стороны США.
Поэтому, повторю, мы с большим пониманием относимся к пожеланиям иранской стороны. Вопрос в том, в какой мере они могут устроить западных участников процесса. Все это будет предметом переговоров. И здесь каждой стороне придется принимать политические решения — согласиться с тем, что уже достигнуто, или по каким-то пунктам пытаться что-то «докрутить» в нужном данной стороне направлении.
— Правильно ли я понимаю, что в подготовленном итоговом документе речь идет о полноценном восстановлении иранской ядерной сделки, в том виде, в котором она была согласована в 2015 году? То есть не о промежуточном решении?
— Промежуточное решение было бы уместно где-то в конце прошлого года — для того чтобы выиграть время для переговоров. Сейчас промежуточное решение совершенно не актуально. Оно не рассматривается. Все внимание обращено на восстановление первоначального СВПД. Мы, повторю, очень близки к достижению этой цели.
Предполагается, что СВПД будет восстановлен в первоначальном виде — без довесков и изъятий. Хотя, может быть, в связи с тем, что ситуация все же сильно изменилась за последние несколько лет, какие-то небольшие новые нюансы могут появиться. Но это все станет предметом переговоров на завершающей стадии процесса.
СВПД был подписан Ираном с пятеркой постоянных членов Совета Безопасности ООН и Германией. Суть соглашения, названного журналистами «сделкой века»,— ограничение иранской ядерной программы в обмен на снятие санкций с Ирана. Однако в 2018 году США в одностороннем порядке вышли из СВПД и вернули свои антииранские санкции. Спустя год Тегеран начал постепенный отказ от своих обязательств в рамках «ядерной сделки». После прихода в Белый дом администрации президента Джо Байдена США решили возобновить диалог с Ираном. Шесть раундов непрямых переговоров в Вене позволили сторонам продвинуться весьма далеко. Однако после июньских президентских выборов в Иране и прихода к власти в Тегеране новой команды все зависло до ноября. Возобновившиеся в конце года переговоры протекали весьма непросто.
— Ряд западных официальных лиц и экспертов называют в качестве дедлайна переговоров середину-конец февраля, настаивая на том, что, если к этому времени не будут найдены последние развязки, далее договариваться смысла нет. Другие указывают на 7 марта и встречу Совета управляющих Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ) как крайний срок. Действительно ли время уже почти истекло?
— Что касается Российской Федерации, то мы категорически против установления искусственных крайних сроков. В то же время мы согласны с тем, что переговоры нельзя затягивать и что при желании их вполне можно завершить до конца текущего месяца. При наличии политической воли и готовности сторон проявить разумную гибкость это реально.
Причина, по которой наши западные партнеры так активно педалируют вопрос о сроках, связана с тем, что даже в условиях переговоров иранская сторона продолжает развитие своей ядерной программы, в том числе наиболее чувствительных ее аспектов. Иранцы приостановили установку новых центрифуг, но продолжают производить уран с уровнем обогащения в 20% и 60%, что выходит далеко за рамки первоначального СВПД. Западные партнеры подают ситуацию так, что в результате нераспространенческая ценность СВПД утрачивается и уже якобы близка к нулю. Поэтому, мол, важно завершить переговоры в самое ближайшее время.
Отмечу, что упомянутые дедлайны все время переносятся. Вначале говорили о конце января, потом о начале и середине февраля, теперь речь идет о самом начале марта. Это якобы крайний срок и дальше «ехать» некуда. Мы советуем иранцам относиться к этому серьезно.
Действительно, на переговорах в связи с развитием чувствительных аспектов их ядерной программы ощущается определенная нервозность, а это значит, что в какой-то момент могут сдать нервы и кто-то из участников может пойти на опрометчивые шаги. Не надо до этого доводить.
Что касается увязки с мартовской сессией Совета управляющих МАГАТЭ, то здесь, на мой взгляд, никакой связи нет. СВПД и повестка дня Совета управляющих в чем-то пересекаются, конечно, но прямой взаимозависимости я здесь не усматриваю.
В любом случае мы будем стремиться к тому, чтобы завершить переговоры как можно скорее, желательно в текущем месяце.
— Как вы в целом оцениваете взаимодействие Ирана с МАГАТЭ в последнее время?
— Насколько я понимаю, оно развивается достаточно спокойно, нормально. Иранская сторона в основном демонстрирует высокую степень кооперабельности. Один из наиболее острых вопросов — об установлении видеокамер на предприятии в Кередже — был решен позитивно.
Остаются так называемые неурегулированные вопросы, относящиеся преимущественно к истории иранской ядерной программы начала века. Здесь если прогресс есть, то он пока минимальный, но вроде бы обе стороны настроены вести диалог на эту тему, причем в самое ближайшее время. Мы рассчитываем, что в результате эти раздражители уйдут с повестки дня Совета управляющих вместе с тем пунктом, который как раз и касается вопросов осуществления гарантий в Иране.
Останется только пункт, связанный с осуществлением СВПД и резолюцией (Совета Безопасности ООН в поддержку иранской сделки.— “Ъ”) 2231. Традиционно он называется «Проверка и мониторинг в Иране в свете резолюции 2231 Совета Безопасности ООН». Этот пункт, безусловно, сохранится.
— Как вы оцениваете недавнее решение США о снятии ограничений с гражданской ядерной программы Ирана, по так называемому восстановлению изъятий из санкций?
— Это шаг, который давно нужно было предпринимать. Речь идет о том, что теперь, начиная с 4 февраля, когда было объявлено о соответствующем решении, ядерные проекты, связанные с СВПД, не подпадают под режим американских экстерриториальных санкций.
Это затрагивает положительно и наши интересы. Мы осуществляем в рамках СВПД ряд проектов. К примеру, проект по производству стабильных медицинских изотопов на предприятии в Фордо.
Есть и другие аспекты, связанные, например, с тем, что делать с избыточными запасами обогащенного урана в Исламской Республике Иран, которые превышают первоначальные параметры СВПД. Этот уран нужно либо разбавлять, либо вывозить. Если вывозить за пределы Ирана, то та сторона, которая возьмет на себя этот труд, тоже должна быть уверена, что не подвергнется американским санкциям.
Так что оценка (решения США.— “Ъ”) положительная. Этот шаг позволит ускорить восстановление СВПД. И, наверное, это еще и знак того, что переговоры действительно вступили в завершающую фазу и с принятием такого решения американцам больше нельзя было затягивать.
— Скоро в России будут отмечать День дипломата. Недавно вам был посвящен отдельный профайл в Foreign Policy, одном из наиболее авторитетных западных изданий. Достоверна ли информация коллег-журналистов, что именно российская дипломатия и вы лично неоднократно спасали переговоры в Вене и предложили каркас компромиссного решения?
— Ну в многосторонней дипломатии, как подсказывает опыт, секретов почти не бывает, рано или поздно информация «протекает», становится достоянием СМИ. Могу подтвердить в принципе то, что в минувшем году раза четыре в очень острых ситуациях — когда события развивались «за кадром», вне поля зрения прессы — мы предотвращали очень опасное развитие событий. Включая возможную неконтролируемую эскалацию с непредсказуемыми последствиями. Американский журналист раскопал информацию на этот счет.
Кстати, и «Коммерсантъ», насколько я помню, одному из таких эпизодов посвятил статью в сентябре.
— Да-да, мы писали об этом.
— Действительно, эти приятные, положительные результаты имели место быть. Единственно хочу отметить, что это была заслуга не только РФ. Работа велась в треугольнике — Россия, Иран и генеральный директор МАГАТЭ Рафаэль Гросси. В этом формате Россия выступала в роли конструктивного посредника, помогая сторонам договориться о необходимых решениях. Так что это коллективный успех, не только российский.
— Может ли история с удерживаемыми в Иране гражданами США сорвать усилия по восстановлению СВПД, как то сообщают некоторые американские СМИ?
— Мне кажется, что нет. Хотя этот вопрос исключительно важен для американской стороны. У них четыре человека задержаны в Иране, они находятся либо в тюрьме, либо под подпиской о невыезде. И кстати, в Соединенных Штатах, насколько я помню, в заключении содержатся несколько иранцев. Но все это не имеет прямого отношения к предмету переговоров в Вене. Надо надеяться, что две страны найдут какие-то решения вне рамок венского переговорного процесса без ущерба для восстановления СВПД. Так было в 2015 году, когда мы выходили на ядерную сделку. Наверное, нечто подобное возможно и сейчас, но, повторяю, к моей сфере ответственности этот вопрос не относится.
— Вопрос для гурманов, проходила информация, что многократно переносившаяся Обзорная конференция по Договору о нераспространению ядерного оружия (ДНЯО) может состояться весной в Вене. Как в России к этому относятся?
— Пандемия — это враг многосторонней дипломатии. Обзорная конференция по ДНЯО уже несколько раз переносилась. Переносились и мероприятия по линии специального комитета по киберпреступности, для нас эта тема очень важна. Бороться с этим очень трудно.
Что касается новых сроков проведения Обзорной конференции, то насколько я понимаю, тут ясности пока нет. Может быть, это будет и весна. По крайней мере, спецкомитет по киберпреступности в качестве одной из опций может провести свою первую переговорную сессию в Вене в мае.
Ну, наверное, при наличии свободных помещений и нормальной эпидемиологической обстановки то же самое может произойти и с Обзорной конференцией ДНЯО. Хочу напомнить, что помимо Вены есть еще и Женева, где такие конференции тоже можно проводить, для этого есть все условия. Против переноса конференции из Нью-Йорка в Европу мы возражать не будем.
— Потому что американские власти в последнее время выдают визы не всем участникам российских официальных делегаций, направляющихся в ООН?
— Да, они действительно не выдают визы. В этом мы убедились вот как раз в конце декабря, накануне предполагавшихся в январе сессий спецкомитета по киберпреступности и Обзорной конференции по ДНЯО. Так что европейская точка в качестве места проведения этого мероприятия у нас аллергии не вызывает, а по срокам позиция у нас весьма гибкая.
— Возвращаясь к СВПД: сейчас идет Олимпиада, и если говорить в спортивных терминах, то, подводя итог, можно констатировать, что переговорщики по СВПД уже на финишной прямой и вот-вот достигнут цели?
— Опыт подсказывает: не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Всегда есть вероятность того, что кто-то допустит непродуманные шаги, которые могут просто подорвать венские переговоры. Полностью исключить такой возможности нельзя. Но подобная ситуация говорила бы о крайней безответственности того, кто предпримет такие шаги. На нынешнем продвинутом этапе переговоров — весьма продвинутом этапе — совершенно недопустимо создавать излишнюю напряженность, ставить под угрозу достижение позитивного результата. Мы в пяти минутах от финиша. И нужно этот последний отрезок пройти достойно, достаточно быстро и эффективно.