Кошмар под музыку Вивальди

Смотрел Андрей Плахов

Гостям Каннского фестиваля, жюри которого возглавлял Квентин Тарантино, достаточно было отсидеть первые полчаса на сеансе "Old Boy", чтобы уверенно сказать, какой фильм станет здесь фаворитом. Так и случилось, и, если бы только левак Тарантино не получил партийное задание наградить "Фаренгейт 9/11" Майкла Мура, "Old Boy" Чхан Ук Пака наверняка стал бы обладателем "Золотой пальмовой ветви".

В течение первых получаса главного героя картины — ничем не примечательного человека, не ангела, не злодея — хватают и держат пятнадцать лет в частной тюрьме с элементами садистского комфорта. Из теленовостей он узнает, что его жена зверски убита и что улики изобличают в нем убийцу. Когда проходит положенный срок, его выбрасывают на волю с деньгами и мобильником в кармане напяленного на плечи дорогого пиджака (в этой сцене неподражаем актер Мин Сик Цой). Главной проблемой становится разобраться: кто и за что? Расплачивается он за вину, обременяющую его с рождения, или все же за совершенные им конкретные поступки? Кто таинственный экзекутор и что такое месть, если не деформированное чувство вины, нежелание перенести ее на другого? На разгадку уходит остальная часть экранного времени, и это время сжато, как пружина: такого бешеного драйва и такой сюжетной накрутки даже в посттарантиновском кино поискать. Фильм успевает вобрать в себя и любовную историю с фрейдистской начинкой, и парад жестокости с поеданием живого осьминога, и экзистенциальную мелодраму (забавно, что среди любимых режиссеров Чхан Ук Пака — Бергман и Тарковский). Подобно тому, как в классическом "Заводном апельсине" сцены пыток шли под Бетховена, так здесь кошмар жизни разыгрывается под музыку Вивальди.

Мода на Азию продолжает распространяться: японское аниме, фильмы якудзы, гонконгские боевики, однако понятие "корейское кино" еще недавно было гурманской экзотикой, почти как живой осьминог. Но чем дальше, тем больше фильмы из этой страны, наполненные энергией, саспенсом и брутальным садомазохизмом, завоевывали престижные фестивальные призы, а вслед за ними и экраны кинотеатров. С середины 1990-х годов средний возраст кинематографистов (включая режиссеров и продюсеров) в Корее достиг самой низкой отметки в мире. Отсюда — молодой напор и витальность как главные черты "корейского стиля".

Одним из его полномочных представителей в мире стал Ким Ки Дук, другим — режиссер, чье имя на Западе произносят как Парк Чан Вук, а наши прокатчики настаивают на варианте Чхан Ук Пак (зато название фильма осталось интернациональным — "Old Boy", что означает "Однокашник"). За спиной сорокалетнего режиссера несколько фильмов-провалов, один признанный критикой и один всенародный успех — политический триллер "Объединенная зона безопасности". Это рассказ о том, как пограничники Северной и Южной Кореи подружились и стали встречаться под покровом ночи, проводя время в застольных беседах и мальчишеских играх. Идиллии пришел конец, когда появился северокорейский командир, и друзья были вынуждены перестрелять друг друга. Корейская публика устраивала овацию каждый раз на одной и той же сцене: когда камера пересекала демаркационную линию с Севера на Юг — так называемый "мост, откуда не возвращаются".

"Old Boy" не имеет политического прикрытия, однако и он стал кассовым чемпионом. Фильм работает на двух уровнях, шокируя беспрецедентной жестокостью и в то же время позволяя наслаждаться изысканной игрой в психоанализ и синефильство. Эстеты найдут в нем следы многих первоисточников — от "Графа Монте-Кристо" до восьми томов комиксов Цутии Гарона и Минегиси Нобуаки. Исследователи творчества Чхан Ук Пака (а после каннского приза таковые несомненно появятся) обозначат его главную тему — тему вины и мести. Они обратят внимание на то, что предыдущий фильм режиссера назывался "Сочувствие к господину Месть", следующий будет "Сочувствие к госпоже Месть", и на то, что эта госпожа особенно близка автору "Убить Билла". Между прочим, у себя на родине "Old Boy" побил в прокате этого самого "Билла". А на голливудский ремейк корейского фильма хотят подписать чуть ли не Дэвида Линча.