Выставочные залы РОСИЗО в Петроверигском переулке показывают выставку «Re:Renaissance. Егор Остров». Полсотни картин известного питерского автора Егора Острова поют осанну не столько Ренессансу (другие эпохи и стили классического искусства тоже в строю), сколько петербургскому неоакадемизму — яркому, озорному явлению в искусстве 90-х годов прошлого века. О «повороте к классике» в нынешних обстоятельствах — Игорь Гребельников.
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Егор Остров — из тех художников, кто привержен одному и тому же удачно найденному в свое время приему. «Пересборкой» классического искусства он занимается уже тридцать лет: произведения живописи и скульптуры воспроизводит на холсте, произвольно расцвечивает их и дробит линейным растром, чаще всего волнообразным, отчего возникает эффект мерцания. Техника исполнения усовершенствовалась: уже не уследишь, где на картинах заканчивается компьютерная графика и начинается ручная прорисовка. Диапазон заимствований из классики широчайший: в скульптуре — от антиков до Арно Беккера, в живописи — от Леонардо да Винчи до Энгра, есть и работы на основе современной фотографии, стилизованной под старинную, а еще фарфоровые тарелки по мотивам своих картин.
Растр как прием в изобразительном искусстве не нов: куратор нынешней выставки, хранитель коллекции гравюры Эрмитажа Василий Успенский напоминает, что еще в XVII веке им пользовались мастера резцовой гравюры, а в середине ХХ — художники оп-арта, «оптического искусства». Первые — для придания объема и реалистичности, скажем, небу или облакам; вторые с помощью геометрии и цвета добивались эффекта подвижности, пульсации абстрактных изображений, тем самым предвосхищая трюки цифровых технологий.
Картины Острова тоже манипулируют зрением. Сквозь пелену извивающихся линий как бы затуманенным взором мы видим скульптуру «Дискобола», фрагмент «Сотворения мира», «Святого Себастьяна», «Данаю», «Похищение сабинянок» — итого шесть залов, в которых фоном звучат григорианские песнопения.
Все это мыслится неким противоядием от мирской суеты и пагубного влияния модернистского (читай: современного) искусства. «"Черный квадрат" обозначил модернистское неприятие изобразительности… искусство сложных, полнокровных, противоречивых, наполненных пафосом образов осталось в прошлом, уступив место искусству знака. Вместе с образом из искусства была изгнана и сфера возвышенного»,— гремит, словно на партсобрании, сопровождающий экспозицию текст.
Классика и современность сражаются и на картинах Острова. Четыре огромных полотна из новой серии «Архистратегия» сталкивают в поединке архангела Михаила (позаимствованного у Рафаэля и других мастеров Ренессанса) с супрематическими композициями: геометрические фигуры плотно обступают Архистратига, замахивающегося то мечом, то копьем, но, в отличие от оригиналов этих картин, на которых он уверенно поражает дьявола, здесь исход борьбы не так очевиден.
Чего не скажешь об экспозиции в целом: ее открывает «Сикстинская Мадонна» в голубых и розовых тонах (в прошлом году эта картина завершала эрмитажную выставку «Линия Рафаэля»), продолжает сонм античных и ветхозаветных героев, апостолов, святых, а венчает в отдельном темном зале «Спаситель мира» — на войну с модернизмом снова брошены лучшие силы.
Такое уже бывало, и не так давно. В начале 90-х «поворот к классике и красоте» исповедовали и насаждали в Новой академии изящных искусств, основанной в Петербурге Тимуром Новиковым. Остров участвовал во многих их выставках. Тогдашнему упоению «прекрасным», «идеальным», «возвышенным» благоволили и место действия, и время. «Классицистические декларации Новой академии соседствуют с красочной богемностью жизни девяностых… Все слетело с петель: и двери, и мозги; художественная жизнь, десятилетиями зажатая, спертая, вдруг распахнулась настежь; профессора и члены-корреспонденты Новой академии были обаятельны, молоды, нищи и оголтелы, все выглядели очень cool»,— напишет о том времени искусствовед Аркадий Ипполитов. Да и телесной раскрепощенности — искусство петербургского неоакадемизма весьма эротизировано — сподручнее было опереться на образы античного и ренессансного искусства.
Легкость, с которой участники Новой академии жонглировали классикой, выставляя ее заслоном современному искусству, очаровывает до сих пор. Вспомнить хотя бы, коль речь идет о «пересборке» Ренессанса, «Аполлона, попирающего красный квадрат» (1991) Тимура Новикова: простенькая аппликация из двух крошечных фигурок на блестящей ткани низводила пафос борьбы с модернизмом до обаятельной шутки.
Вот и нынешний «Re:Renaissance», несмотря на масштаб выставки и звуки хоралов, все еще смотрится скорее данью памяти тем временам. Тем более что задача одолеть модернизм в России, кажется, уже выполнена, причем отнюдь не на художественном поле.