Вчера в своей московской квартире на 55-м году жизни умерла Елена Курляндцева. С ее внешностью, голосом и интонациями у многих ассоциировался сам образ журналиста, говорящего о культуре с телеэкрана.
На телевидение в первую звездную команду НТВ ее занесло уже зрелым человеком, до этого была кафедра МГУ, занятия старым благородным искусством, потом многочисленные статьи, посвященные уже новым хулиганистым героям эпохи перестройки в популярнейших изданиях вроде тогдашней "Столицы". Коллеги по цеху изумлялись, как академическая барышня-искусствоведка, которой, казалось бы, на роду написано работать в музее (она, кстати, и работала — сначала в Музее Востока, потом в ГМИИ им. Пушкина) и говорить непонятно о высоком, перековалась в высококлассного медийщика, умеющего работать с совсем иной, телевизионной аудиторией. Фактически она стала основоположником нового жанра — аналитического, часто иронического и всегда авторского репортажа о культурном событии. Скучное советское слово "популяризатор" ей не шло, как и вычурное "культуртрегер", но она видела свою миссию именно в том, что описывается этими словами, и именно в осознании этой миссии проявлялась романтичность ее натуры. Она любила мужа, дочку и двух внучек, она любила работать и работала, пока могла, даже когда ей был поставлен безнадежный диагноз. Единственное, чего она не успела, это научить кого-нибудь своему стилю. Но той интонации, с которой говорила с нами Елена Курляндцева, никого научить невозможно.