Это знаменитая утопия, и знаменитость составляет, пожалуй, ее загадку. Я бы не назвал этот текст увлекательным ни в литературном, ни в политико-философском смысле. Он написан человеком, не известным ничем, кроме создания этого текста. Тем не менее: в 1675 году книга выходит на английском, в 1677-м — на французском, в 1682-м — на голландском, в 1689-м — на немецком, в 1728-м — на итальянском. Во втором английском издании к трем вышедшим частям неизвестный автор дописывает еще две. «Жизнь Вераса целиком принадлежит XVII веку, но подлинный успех «Истории севарамбов» относится к следующему столетию. <…> Ее читают Вольтер и Монтескье, Лейбниц и Кант, и что особенно важно — это первая утопия, достигшая массового читателя того времени». Это цитата принадлежит Леониду Воробьеву, российскому исследователю истории литературной утопии.
Иллюстрация из голландского издания «Истории севарамбов», 1682
Фото: Timotheus ten Hoorn
Иллюстрация из голландского издания «Истории севарамбов», 1682
Фото: Timotheus ten Hoorn
Этот текст — часть проекта «Оправдание утопии», в котором Григорий Ревзин рассказывает о том, какие утопические поселения придумывали люди на протяжении истории и что из этого получалось.
Неизвестно, когда родился и когда умер Дени Верас. Известно, что он начал карьеру как военный, но далее получил юридическое образование и в 1660 году стал доктором права — на этом основании год его рождения определяется около 1630-го. Он был протестантом, из-за религиозных преследований эмигрировал в Англию и там некоторое время жил при дворе герцога Бэкингема (сына героя «Трех мушкетеров»). После того как герцог попал в опалу, он возвращается во Францию, после отмены Нантского эдикта в 1685-м эмигрирует в Голландию, где исчезает без следов — считается, что он умер около 1690-го. От него осталась одна книжка — «История севарамбов».
Фабула повествования следующая. Капитан Сиден (анаграмма имени Вераса — Denis) отправляется в Батавию (Индонезия), но попадает в шторм, его, матросов и пассажиров корабля «Золотой дракон» выбрасывает на неизвестный остров в южных морях. На острове обнаруживается государство всеобщего благоденствия Севарамб, где капитан проводит следующие 16 лет. Он ведет дневник и составляет путевые записки. На обратном пути он умирает в Смирне, записки достаются его другу-врачу, тот передает их Верасу, который их обрабатывает в цельное повествование.
Страна Севарамб основана выходцем из Персии Севариасом в 1427 году. Этот человек принадлежал к древнему зороастрийскому роду, был воспитан христианином, венецианцем Доменико, и отправился на остров из-за давления мусульман. Открыв остров, он запросил военную помощь из Персии, прежде всего артиллерию, но в дальнейшем отношения с метрополией прекратил. Местные равнинные жители, престарамбы, признали его посланником Солнца, местные воинственные горные племена струкарамбов он покорил, из двух народов и прибывших с ним на остров его соратников-персов он создал новое государство и назвал его жителей в свою и их честь севарамбами.
Дени Верас. «История севарамбов», 1734
Фото: Henry Desbordes
Дени Верас. «История севарамбов», 1734
Фото: Henry Desbordes
Политический дизайн нового государства — произведение Севариаса, человека, наделенного «красотою гения и несравненной твердостью ума». «Государственный строй там монархический, деспотический и гелиократический, то есть господство и высшая власть принадлежат единому монарху, коим признается Солнце, имеющее неограниченную власть». Солнце правит через вице-короля, своего наместника на земле, сочетающего функции верховного правителя и верховного жреца,— эту должность Севариас и занял. Основной общественной единицей является община в 1000 человек, они живут в общинном доме, называемом осмазией (в стране более 5 тысяч осмазий, т. е. около 5 млн населения). Во главе каждой осмазии стоит осмазионт, восемь осмазионтов выбирают бромазионтов, из них выбираются севаробасты (сенаторы), 24 севаробаста образуют высший госсовет и занимают государственные должности, «генерал, адмирал, префекты зданий, продуктов, жертвоприношений, школ», то есть являются главами гражданской и военной администраций. Из числа севаробастов путем жребия выбирается новый вице-король в момент, когда старый или сам снимает с себя полномочия по немощи, или умирает. Вице-король выбирается по жребию, и выбор ритуально подтверждается оракулом в храме Солнца.
«Чтобы устранить все ненормальности, порождаемые неравенством происхождения, Севариас не пожелал иного деления среди своего народа, кроме как на должностных и на частных лиц, и среди этих последних лишь различие в возрасте могло составить разницу в положении. Он отменил право собственности, лишил его частных лиц и пожелал, чтобы все земли и народные богатства принадлежали исключительно государству, которое может ими неограниченно распоряжаться, так чтобы его подданные могли получить лишь то, что им будет предоставлено должностными лицами. Таким образом, он совершенно изгнал страсть к наживе, оброки, налоги, голод и бедность, порождающие столько бедствий в различных государствах мира. Со времени установления этих законов все севарамбы богаты, хотя и не имеют никакой собственности. Севарамбам принадлежат все богатства государства, и каждый из них может считать себя столь же счастливым, как самый богатый в мире монарх. Если среди этого народа кому-нибудь понадобится что-либо необходимое для жизни, ему стоит лишь попросить это у должностного лица, и он всегда получит. Ему не приходится заботиться ни о питании, ни об одежде, ни о жилище в продолжение всей своей жизни, ни даже о содержании жены и детей, хотя бы их у него были сотни и тысячи».
Эта система благоденствия поддерживается религией Солнца. Верас делает своего героя — основателя государства зороастрийцем, однако ни в коей мере не имеет в виду исторических практик зороастризма. Ирина Эрлихсон, российский специалист по английской утопии, характеризует религиозную систему Севарамба следующим образом: «Наряду с культом Солнца, "великого божества, одухотворяющего все живое", среди севарамбов бытует представление о высшей сущности, "невидимой, вечной, бесконечной, всемогущей и совершенной в своем величии", в которой явственно проступают черты христианского Бога. Эту загадочную сущность, самую большую тайну в религии севарамбов, символизирует прозрачная черная вуаль, наброшенная на храмовые алтари. Подобно христианам, севарамбы верят в бессмертие души, в загробную жизнь, посмертное воздаяние и наказание, только их ад закован в вечные льды, а души праведников живут на Солнце. Солнце же называют "первым министром Бога природы", "королем света", "душой Вселенной", каналом, по которому невидимый бог посылает людям благодать и жизненную силу; именно изображение Солнца украшает храмы и к нему обращены молитвы и ритуалы. Третье божество, почитаемое севарамбами, — Родина (Patria), представлено статуей женщины, кормящей младенца, что рождает ассоциации с традициями республиканского Рима».
Верас сообщает, что его герой сам придумал эту религию и не совсем понятно, насколько ее разделяет: в том, как он организовал ритуал провозглашения себя вице-королем посредством сладкого голоса невидимого оракула, очевиден момент манипуляции и даже известного цинизма. Однако он заинтересован в том, чтобы порядки в его государстве рассматривались как продиктованные природной сообразностью и, так сказать, следовали движению Солнца. В этом смысле следования социальных законов законам природы Верас, как и его герой, не то чтобы верит Солнцу, а находит религию Солнца полезной и отсюда благой.
Фото: Timotheus ten Hoorn
Фото: Timotheus ten Hoorn
Фото: Timotheus ten Hoorn
Фото: Timotheus ten Hoorn
Изучая утопии, мы обычно не сталкиваемся с вопросом, зачем их сочинили,— то благо, которое довлеет автору, обычно является самоочевидным и относится к общечеловеческим ценностям. Платона волнует справедливость, Мора — равенство, Оуэна — благоденствие, Фурье — счастье. Проблема Вераса в том, что его интенции не на поверхности и никак не поясняются. Описанная система не рекомендуется для человечества в целом. Особенности устройства государства объясняются тем, что аборигены до приезда Севариаса жили общинами, не знали денег, не имели сословий, новый глава государства не счел нужным все это вводить и заставил приехавших с ним персов подчиниться общим правилам. Но Верас не призывает другие народы редуцировать свое общественно-политическое устройство до подобных архаических общин, равно он не считает, что их эклектичная религия имеет какие-либо достоинства по сравнению с существующими. Скорее привычки и непривычки севарамбов подаются как занимательные экзотические обстоятельства. Перед нами фантазия, игра ума, но не совсем понятно, что заставляет автора фантазировать именно в эту сторону.
Изумительный успех Вераса заставляет предположить, что он ответил на какие-то важные вопросы развития мысли, актуальность которых для нас утрачена. Общины по 1000 человек, отсутствие денег, собственности и сословий — это очевидное наследие «Утопии» Тома Мора. Гелиократическая форма правления — это парафраз «Города Солнца» Кампанеллы. От Платона идет принцип отчуждения детей, которые забираются у родителей в семилетнем возрасте и далее воспитываются государством. Однако не следование утопической традиции делает Вераса примечательным. Утопии предшественников он как бы этнографизирует, делая своего первого героя зороастрийцем, то есть, так сказать, изначальным почитателем Солнца, а народы, так сказать, первобытными коммунистами. Изобретение, которое он добавляет к Мору и Кампанелле, не в этом. Он добавляет абсолютную монархию, гения-диктатора, и это новый поворот утопической мысли.
В теоретическом смысле ответить на вопрос, зачем утопии — государству равенства, следующему непреложным законам мироздания,— нужен абсолютный монарх, сложно. У Вераса получается государство Солнца, живущее по законам непреложным, как законы природы, но при этом где-то сбоку образуется вице-король, который на самом деле все это придумывает, подкручивает и налаживает. Но Верас и не занимается теорией. У него не абсолютная монархия рождается из духа и логики утопии, а утопия — из головы абсолютного монарха, так что вопрос о том, зачем он нужен, не встает. Однако с появлением этой фигуры мир утопии меняется. Он утрачивает аскетизм. Если раньше жизнь в утопии была едва ли не монастырской, теперь она скорее придворная.
У Кампанеллы и Мора все работают и за ними все время следят, а уклоняющихся репрессируют. Севарамбы тоже трудятся, но как-то без фанатизма.
«Государство заботится обо всем, не требуя ни податей, ни налогов, и весь народ под управлением государя живет в счастливом довольстве и с обеспеченным отдыхом. Но так как должностное лицо, являющееся главой политического тела, нуждается в помощи других членов, которые необходимо упражнять, а также из опасения, чтобы они не возмутились в довольстве и в удовольствиях или не размякли от безделья, Севариас пожелал дать работу всем своим подданным и держать их в бодром состоянии посредством труда полезного и умеренного».
Жители постоянно участвуют в военных парадах и учениях, гордятся роскошным оружием и амуницией, прекрасно исполняют конные маневры (при этом страна ни с кем не воюет и не собирается, других государств на острове нет). Они роскошно одеваются, изысканно питаются — здесь скорее вспоминается Бэкон с его несколько навязчивым описанием нарядов и яств жителей Новой Атлантиды. Их дома и города очень красивы. Правда, Верас не наделен даром описывать воображаемые города. «Мы вышли на очень красивую пристань, откуда нас повели через какие-то еще более красивые улицы к <…> квадратному зданию. <…> Как только показался великолепный дворец, мы остановились, чтобы насладиться его красотой. В нем прекрасно соблюдены все правила архитектуры, и это громадное здание так богато и величественно, что я никогда не видел ничего похожего. Точное описание подобного здания заняло бы целые тома, и потребовались бы знающие искусство люди, чтобы достойно с этим справиться. Опасаясь, что мне не удастся этого сделать, и не желая утруждать читателя, я ограничусь тем, что просто скажу, что из всех описаний, когда-либо виденных мной, нет ни одного, способного дать яркое представление о столь прекрасном строении, как то, которое мы воочию увидели» — и так десятки страниц. Но в любом случае понятно, что это не мир Томаса Мора.
Возможно, сама мысль о том, что достаточно добавить некой стране солнечного автократа — и вся она процветет роскошью и изобилием, как-то соответствовала идеалам XVII века, да и вообще соответствует чаяниям человечества. Описание общества, в котором ни у кого ничего нет, но все страшно богаты, потому что им принадлежит все, что есть у государства, и все это им дает верховный правитель, несколько напоминает пропаганду сталинского СССР, да, пожалуй, и более современные российские мечтания. Однако вряд ли именно этой политологической конструкции Верас обязан своей популярностью. Объяснений таким чудесам процветания он не дает: просто появился автократ — и все заколосилось роскошью,— так что здесь нет рецепта, которым можно было бы пользоваться. Причины популярности обычно видятся в другом. Историки объясняют успех тем, что это первая утопия, написанная в форме не философского диалога, а в форме романа.
Известная сложность в том, что это беспомощный роман. Роман — набор устойчивых нарративов, определяемых тем, что с героем должно что-то происходить. В начале он совсем не тот, что в конце. С Сиденом же не происходит ничего, он не умнеет, не побеждает, не страдает, не стареет — вообще не меняется. Стандартная для будущих утопических романов тема любви тут тоже отсутствует, отношение к женщинам в этом тексте механико-физиологическое: каждому жителю положена жена, а должностным лицам — до четырех штук, все женщины здоровы и сексуально привлекательны, герою выдают две штуки в силу его особого положения среди спутников, и на этом тема закрыта. Роман можно рассматривать как приключенческий, но и эта тема не развита: начало — как герой попадает на остров — сравнительно занимательно, но кратко, конец — как он оттуда возвращается — отсутствует. Словом, это роман, в котором не происходит ничего, есть только описания того, как все вокруг мудро, красиво и роскошно. На этом первом утопическом романе ясно видно, что утопия — плохая среда для романа, потому что это идеальное общество, оно не меняется — время стоит на месте, и все последующие романы такого рода будут страдать от этой неприятности.
Однако есть один поворот, который Верас не то чтобы совершает, однако обозначает возможность совершения. Нужно просто признать, что героем романа является не Сиден, а Севариас. Это не совсем соответствует пропорциям текста, где история Севариаса занимает примерно четвертую часть, но вот с ним происходит множество событий. Он преследуем в Персии, он отправляется с ознакомительными целями в Европу, ищет правильное общественное устройство, эмигрирует на этот остров, завоевывает аборигенов и основывает государство, которое Сиден застает через 200 лет после его смерти.
Верас не политический мыслитель, не то чтоб в голове его героя сталкиваются республика Платона и современные ему Франция, Британия и Голландия. Не то чтоб он был всерьез увлечен юридическими, историософскими или этическими основаниями власти — хотя, как отмечают все историки, он дружил с Джоном Локком, но, мне кажется, это было не более чем светское общение двух достойных джентльменов. Однако этот автор открыл путь, двигаясь по которому можно совершить трансформацию утопического сознания. Утопия перестает быть предметом поиска истинного устройства общества философом или религиозным мыслителем. Она превращается в приключение духа абсолютного монарха.
Этот путь оказался не особенно продуктивным, но очень популярным среди деспотов следующих столетий. Они как начали строить государства благоденствия из своей головы, так до сих пор и строят.
Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram