История науки изобилует примерами преследования ученых за их научные гипотезы и теории. Но в подавляющем большинстве случаев виновны они были не в неверности своих научных выводов, а в противоречии их теорий парадигме, принятой в науке, или идеологии, господствующей в обществе. Случаи уголовного преследования ученых за чисто научные их ошибки настолько редки, что можно говорить о презумпции невиновности ученого за его умозаключения. Как долго продлится такая ситуация, сказать сейчас трудно, но первый тревожный звоночек уже прозвучал.
Галилео Галилей
Фото: National Maritime Museum
Как ни странно это может выглядеть, но с точки зрения юриспруденции осуждение Галилео Галилея как раз и есть такой редкий и, наверное, самый громкий случай осуждения ученого за его чисто научные выводы. Суд над Галилеем 1633 года изучен учеными, как говорится, вдоль и поперек, написаны сотни, если не тысячи научных статей и монографий на эту тему. Если же совсем кратко суммировать их суть, то получается следующее.
Вина Галилея
В ереси Галилея не обвиняли: трибуналом Святой службы Ватикана в вину ему было поставлено то, что, принимая теорию Коперника как verit assoluta (абсолютная истина), он не только нарушил данное им еще в 1616 году обещание папе Павлу V трактовать ее исключительно гипотетически. Это он пообещал, когда его в том году привлекли к суду, но потом отпустили с миром. Однако на этот раз, в 1633 году, как доказали следователи Святой службы, он нарушал свое обещание сознательно (voluntarius) и упорно (cum pertinacia assertus).
Наверное, в это трудно поверить, но тогдашний папа Урбан VIII считал, что не существует физически истинных (и, соответственно, физически ложных) утверждений и теорий. Он это не скрывал и, более того, настоял, чтобы именно этот грех был инкриминирован Галилею. Иными словами, рассуждал верховный понтифик XVII века, как уважающий себя современный кандидат наук.
Разумеется, основания для такой трактовки научных «истин в последней инстанции» у папы Урбана VIII и у современного ученого разные. Взгляд последнего на науку, пожалуй, лучше всех сформулировал Александр Сергеевич Пушкин: «О, сколько нам открытий чудных / Готовят просвещенья дух, / И опыт, сын ошибок трудных, / И гений, парадоксов друг, / И случай, бог изобретатель».
Папа Урбан VIII был не против «открытий чудных», он был против другого. Галилей, по его мнению, был виновен отнюдь не в том, что теории Птолемея он предпочел теорию Коперника. Его вина была в том, что он априори считал, будто любая научная теория может описывать и раскрывать истинные причинно-следственные связи в окружающем мире. Это логически вело к отрицанию всеведения Бога, а тут и до ереси рукой было подать.
Именно за это Галилей был взят под арест, его книга «Systema cosmicum» (итальянское название «Dialogo sopra i due massimi sistemi del mondo»; «Диалог о двух главнейших системах мира») была запрещена, а его самого приговорили к тюремному заключению, срок которого «будет определен по усмотрению Священной канцелярии». Впрочем, почти сразу осужденного перевели под бессрочный домашний арест.
Научная парадигма Всевышнего
Главный виновник научных «заблуждений» Галилея — Николай Коперник — уже почти как век предстал перед судом Божьим. Земного он избежал, мудро поостерегшись публиковать гелиоцентрическую теорию при своей жизни. По его завещанию ее опубликовали в год его смерти, в 1543-м, в виде книги «De revolutionibus orbium coelestium» («О вращении небесных сфер»), снабдив ее анонимным предисловием: мол, это не более чем математическая модель, облегчающая астрономические вычисления. Она действительно их облегчала, что было практически важно в эпоху Великих географических открытий, и потому Ватикан до поры до времени не обращал на нее внимания.
Не обратил даже в ходе процесса 1592–1600 годов над ее апологетом Джордано Бруно, благо у того других грехов хватало. В его обвинительном заключении гелиоцентрическая ересь отсутствует. Да и сам он, судя по одному из его опубликованных диалогов («Пир на пепле»), считал, что Копернику «мы обязаны освобождением от некоторых ложных предположений общей вульгарной философии, если не сказать, от слепоты. Однако он недалеко от нее ушел, так как, зная математику больше, чем природу, не мог настолько углубиться и проникнуть в последнюю, чтобы уничтожить корни затруднений и ложных принципов, чем совершенно разрешил все противодействующие трудности, избавил бы себя и других от многих бесполезных исследований».
Книгу Коперника запретили лишь в 1616 году и только потому, что Галилей провел строго научный сравнительный анализ Птолемеева геоцентризма и гелиоцентрической теории Коперника. Против математики, как говорится, не попрешь, так что в случае Галилея у Ватикана была альтернатива: либо сделать из него еретика по полной программе, как в случае с Джордано Бруно, либо побить Галилея его же оружием — найти в его теории нарушение логики когнитивного познания.
Выбрали второй вариант. Очень коротко и простым языком суть обвинения Галилея формулировалась так: есть теории, которые лучше «спасают явления» и которые делают это хуже, есть теории более удобные для вычислений и менее удобные, есть теории, в которых больше внутренних противоречий и в которых их меньше, и т. д; но абсолютной по истине теории и даже гипотезы нет и быть не может, это прерогатива Всевышнего.
В известном смысле Галилею повезло, что папой на тот момент был не карьерист и фанатик, а вменяемый и образованный человек. Фактически папа Урбан VIII, как это бывает при каждой научной революции, выступал охранителем старой парадигмы науки, при этом, разумеется, выступая как теолог. Галилей же ратовал за новую парадигму зарождавшейся тогда классической науки Нового времени. Или еще проще: Галилей спасал атрибуты новой науки, Урбан — атрибуты Бога. Подробно и очень интересно обо всем этом пишет профессор СПбГУ Игорь Сергеевич Дмитриев (его работы свободно доступны в интернете).
Чем опасна наука для ученого
Как уже сказано, и до Галилея, и после него было много случаев преследования ученых за их научные работы. Но если взять их все в целом, то мы получим всего несколько причин для опасения ученого за свою судьбу. Во-первых, опасна для него ситуация, когда какое-либо его открытие либо создает реальную опасность для существующих устоев общества, либо выглядит таковым, либо его можно представить опасным для общества. В гуманитарных и социальных науках такое происходило и происходит довольно часто. В точных и естественных науках — намного реже, но общественный резонанс тут бывает намного сильнее.
Во-вторых, должен быть донос, а еще лучше — сразу много доносов, на «преступную деятельность» данного ученого. Все без исключения громкие случаи привлечения ученых к ответственности, вплоть до уголовной, предварялись доносами во всевозможных вариантах — вплоть до искреннего желания уберечь талант от досадных ошибок. Власть предержащие никогда не опускались до того, чтобы вникнуть в научную суть проблемы, и никогда этого не будут делать.
Для этого у них ума не хватит, а если и хватит, то все равно не царское это дело, как говорится. Не станет же товарищ Абакумов, не говоря о товарище Сталине, читать труды по генетике Грегора Менделя, Хьюго Де Фриза, Томаса Моргана, Сергея Четверикова, Николая Вавилова, Феодосия Добжанского и других классиков этой науки. Иностранцы даже не умели писать по-русски, а наши все как один — «классовые враги в научных институтах». Гораздо проще прочесть короткий и понятный донос.
В-третьих, ученый никогда не может знать, где и когда он оступится, причиной фатальных неприятностей может стать вовсе не эпохальное открытие, а совершенно рядовое исследование.
Мы намеренно опускаем коллизии с научным шарлатанством и лженаукой, внутрикорпоративными интригами, а также научным шпионажем. Все это может иметь очень печальные последствия, но к профессии ученого имеет весьма опосредованное отношение. Зато стоит остановиться на недавнем и весьма знаковом прецеденте.
В тюрьму за науку
В апреле 2009 года в городе Аквила с населением около 70 тыс. человек в центре Апеннинского полуострова случилось землетрясение, город был наполовину разрушен, погибло 319 человек, около 1,5 тыс. ранено. Землетрясения тут не редкость, последнее таких же катастрофических масштабов было в XVIII веке. Но на этот раз в причинах природного катаклизма разбирались не только ученые, но и правоохранительные органы.
Разбирались они целых три года, а потом, в октябре 2012 года, под стражу были взяты семь ученых-сейсмологов, в числе которых были экс-президент Национального института геофизики и вулканологии Италии, а также руководитель Национального центра землетрясений. Городской суд Аквилы приговорил их к шести годам тюремного заключения каждого. Суд посчитал их виновными в гибели людей, так как за пять дней до землетрясения в Аквиле они дали неверные прогнозы о сейсмической опасности в регионе.
Вот это было уже не по правилам, сочли ученые. Международная ассоциация сейсмологии и физики земных недр (IASPEI) выразила глубокую озабоченность решением итальянского суда. «Суд в Аквиле признал виновными несколько замечательных ученых, которые посвятили свои жизни снижению сейсмического риска»,— говорилось в заявлении ассоциации, распространенном Европейской сейсмологической комиссией. Ассоциация подчеркнула, что не выражает своего мнения о деталях решения или об итальянской судебной системе.
«Но суд в Аквиле стал беспокоящим и беспрецедентным случаем, в котором свобода научного высказывания оказалась увязана с жертвами, погибшими во время землетрясения из-за плохо построенных зданий»,— заявили сейсмологи и добавили, что ученые не смогут предоставлять властям точную информацию на лучшем современном уровне под угрозой наказания. Этот приговор заставит ученых уклоняться от участия в комиссиях по оценке риска или выражения экспертного мнения.
Словом, свобода «научного высказывания», то есть, по сути, оглашение результатов научного исследования, не повод сажать ученого в тюрьму. В ходе протестов ученых говорилось о «призраке костра Джордано Бруно» и многих других вещах. Кстати, на суде в Аквиле в качестве независимого эксперта, приглашенного адвокатами, присутствовал и российский ученый из Института теории прогноза землетрясений и математической геофизики РАН. Он потом рассказывал автору этих строк, как после оглашения приговора один из сейсмологов, Энцо Боски, искренне недоумевал: «Я и сейчас не понимаю, в чем меня обвиняют».
Об этом не говорилось, но всем было понятно, что жертвы других научных ошибок и просчетов ученых не такая уж редкость. Наиболее очевидны они в медицине и особенно в фармакологии. Ошибки в теориях ученых-экономистов ведут к кризисам, в результате которых, бывает, умирают люди, а уж о последствиях реализации научной теории двух немецких ученых — Карла Маркса и Фридриха Энгельса — даже говорить не хочется. Точно так же, как об оружии массового поражения и газе «Циклон Б». Пока чисто гипотетически сюда можно добавить якобы рукотворный пресловутый «шип» в вирусе летучей мыши, намертво цепляющийся за человека и вызвавший пандемию ковида.
Сами ученые своей вины, как правило, не чувствуют, а если и чувствуют, то считают это своим личным делом и едва ли смирятся с мыслью, что за это их могут привлечь к настоящему суду. С чего вдруг! Точно так же решил и апелляционный суд, который в ноябре 2014 года, то есть спустя два года после вынесения приговора итальянским сейсмологам, оправдал их вчистую за отсутствием состава преступления. Таким образом, пока что презумпция невиновности науки остается в силе. Как долго продлится такая ситуация, сказать трудно. Но тревожный звоночек в Аквиле уже прозвучал.
А виноватых там, кстати, все-таки нашли и посадили — за откаты и распил, как сейчас принято говорить, бюджетных 6 млрд евро, выделенных правительством на восстановление города. За них некому было заступиться — международной ассоциации коррупционеров пока не существует, да и с корпоративной солидарностью в их кругах дела обстоят неважно.