Сегодня в Петербургском музее кино состоится самая долгожданная премьера года. Дебют Ильи Хржановского "4", поставленный по сценарию Владимира Сорокина, едва не стал первым запрещенным в России фильмом. По мнению МИХАИЛА ТРОФИМЕНКОВА, "4" — самый яркий дебют за несколько лет.
Сказать, о чем фильм, простыми словами невозможно. Не о любви и не о ненависти. Не о войне, хотя в одном из эпизодов "пушечное мясо" загоняют в чрево военно-транспортных самолетов под барабанную радиодробь, и не о тюрьме, хотя один из героев (Сергей Шнуров) попадает на зону за преступление своего мистического двойника. Не о городе Москве, где в ночной асфальт вгрызаются зубастые строительные механизмы, и не о деревне, где в плену у справляющих вечный шабаш ведьм обреченный кукольник (Константин Мурзенко) лепит из хлебного мякиша двойников людей, наивно считающих себя уникальными и неповторимыми.
"4" — фильм об абстрактных категориях, которым найден, казалось бы, невозможный, но точный визуальный эквивалент: о несвободе, о тревоге, о беспомощности человека перед безличными властными силами. О лжи, оборачивающейся невероятной правдой: кошмар для трех героев начинается, когда, случайно встретившись в ночном баре, они, интересничая, врут собеседникам. Проститутка выдает себя за менеджера по продажам, торговец мясом — за гэбэшника, поставляющего к столу президента родниковую воду из истоков Волги, настройщик роялей — за засекреченного генетика, продолжающего еще при Берии начавшиеся опыты по клонированию людей. По его туманным, но наукообразным объяснениям, клонирование возможно только "по четыре". И стоит этой троице переступить порог бара, как они оказываются в мире, где всего по четыре: близнецов, загадочных "круглых поросят" под хреном, черных военных самолетов и черных "мерседесов" с сильными мира сего, проносящихся по рассветным улицам. Объяснение фантасмагории в фильме есть, но, чтобы постичь его, надо приложить усилия, расшифровать слова появившегося в эпизоде старика (это единственная роль в кино умершего в 2005 году великого поэта и шансонье Алексея Хвостенко).
Одним словом, фильм о том, что жизнь отнюдь не прекрасна, хотя и удивительна. Наивно было бы искать объяснения странной судьбы фильма, несколько месяцев не получавшего прокатного удостоверения Министерства культуры, в мелочах. Упоминание о пристрастии первой леди к алкоголю — вранье подвыпившего торгаша. Мата в "4" поменьше, чем в других, не имевших никаких проблем фильмах. Предъявлявшиеся "4" обвинения в русофобии — палочка-выручалочка, за которую хватаются, когда не могут или не хотят инкриминировать что-то конкретное. "Криминал" фильма — в самой его атмосфере, в исходящем с экрана беспокойстве. Можно только восхититься чиновниками, оказавшимися чувствительными к столь тонким материям.