В издательстве "Глагол" вышел сигнальный экземпляр первого тома двухтомного собрания сочинений писателя Евгения Харитонова (1941-1981) "Слезы на цветах" (составитель Ярослав Могутин). Сюда вошли произведения, собранные автором незадолго до смерти в так и не изданную книгу "Под домашним арестом", и некоторые другие тексты.
Евгений Харитонов — писатель необычайно сложный, причем эта сложность складывается не только из харитоновского языка, но и из сюжета, формы и полного отсутствия каких-бы то ни было литературных рамок. Его печатали только за границей, в забытом ныне журнале "Бронзовый век", выходившем в Австрии, в альманахе "Каталог" издательства Ardis (США) и в литературном выпуске журнала "А-Я" (Париж). Его дебют в России состоялся в 1989 году, когда "Искусство кино" опубликовал самую невинную из вещей Харитонова — пьесу "Дзинь", написанную для детского театра. Однако даже в этой на первый взгляд "безопасной" вещице явственно различим мощный заряд гомосексуальных страстей. В последующие годы отдельные рассказы Харитонова печатали многие издания, но всегда это были малотиражные журналы, не доходящие до массового читателя. Многие публикации были не только пиратскими, но и печатались со случайных копий. Книга "Глагола", во-первых, вполне "легитимна" — издательство заручилось эксклюзивными правами, откупленными у наследников писателя, и во-вторых, составитель тщательно выверил все тексты по последней авторской версии.
Трагедия Харитонова — где-то на стыке его жизни и творчества. Вопреки режиму, но не в борьбе с ним, вопреки окружающим — даже, казалось бы, близким по духу постмодернистам — но не пытаясь оправдываться, Харитонов писал непечатные тексты и ставил блестящие спектакли, о которых до сих пор с благоговением вспоминают его немногие ученики и зрители. Актер по образованию, он имел и научную степень (кандидат искусствоведения), но своим призванием считал не театр, а литературу. О Харитонове-писателе все эти годы помнили издатели, а многие журналы буквально охотились за его текстами, но всякая публикация его вещей была сопряжена для издателей с немалым риском. Для очень многих его творчество по-прежнему неприемлемо — незаслуженная репутация "писателя для гомосексуалистов" преследует Харитонова и после смерти. Харитонов продолжает традицию "лишнего человека", "человека из подполья", "униженных и оскорбленных", для русской литературы вполне классическую и даже хрестоматийную. Тексты Харитонова даже чересчур исповедальны и потому трагичны, а чужие (или даже чужеродные) трагедии, как правило, не ранят сердец.
ФЕДОР Ъ-ПАВЛОВ-АНДРЕЕВИЧ