Палеонтология по-гасконски

В современной науке кроманьонец, живший 30–40 тыс. лет назад, считается самым ранним анатомически современным человеком. Но во времена Луи Ларте он априори считался троглодитом, то есть, согласно классификации Карла Линнея, недоразвитым доисторическим предком современного человека, и заслуга Луи Ларте перед наукой заключалась как раз в том, что он идентифицировал людей из пещеры Кро-Маньон как вполне современных сапиенсов, живших в ледниковую эпоху.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Луи Ларте был палеонтологом во втором поколении, сыном известного в Европе и Новом Свете палеонтолога-самоучки Эдуарда Ларте, который в итоге стал профессором палеонтологии, первооткрывателем первой вымершей человекообразной обезьяны и, главное, приобщил к палеонтологии своего сына Луи, который, как говорится, не посрамил отца, дав правильный диагноз останкам троглодитов из пещеры Кро-Маньон.

Ларте-старший

Ларте-старший происходил из старинной семьи гасконских землевладельцев, живших здесь по меньшей мере пять веков. Начальное образование он получил в колледже города Ош, где император Наполеон Бонапарт во время своего визита в Ош самолично вручил ему медаль, которой в коллеже награждали самых прилежных учеников. Потом Эдуард Ларте отправился в Тулузу изучать юриспруденцию и в 1820 году получил там диплом юриста, лицензию, как тогда говорили. Его лицензия была подписана Жоржем Кювье, который в то время был членом Государственного совета, высшей судебной инстанции Франции.

В 1821 году адвокат с испытательным сроком Ларте, как его литературный соотечественник Д’Артаньян, отправился завоевывать Париж. Но здесь его встретили не мушкетеры, а коллекции древностей Музея естественной истории и настолько увлекли, что в свободное время он посещал курсы по геологии, минералогии и палеонтологии в Коллеж де Франс и рылся в книжных лавках на набережной Сены в поисках редких книг по естественной истории.

Испытательный срок закончился, и Ларте вернулся в родные места — окрестности городка Жер в долине Гаронны, куда его позвал престарелый отец, пожелавший разделить свое состояние между детьми. С этого времени Ларте жил в деревне, управляя родовым поместьем, которое он унаследовал. Историки науки сейчас часто пишут, что он давал юридические консультации крестьянам, жившим по соседству, в обмен на артефакты, которые те находили в ходе своей работы на земле: ракушки, кости, камни, а один раз даже принесли зуб мастодонта. Но предельно понятно, что, если человек идет к юристу за консультацией не с деньгами, а с камнями и костями в кармане, то этот юрист должен был иметь в народе соответствующую репутацию.

Таковой она, вероятно, и была. Юриспруденция отошла на задний план, главным для Эдуарда Ларте стала палеонтология. Крестьяне невольно помогли ему определить наиболее перспективное место для уже целенаправленных раскопок. В 1834 году он наткнулся на богатое «месторождение» останков ископаемых животных близ городка Сансан, в 70 км западнее Тулузы и 10 км южнее Оша. Здесь ему предстояло обнаружить более 90 родов и видов ископаемых млекопитающих и рептилий. Много лет спустя его сын Луи писал: «В течение 15 лет отец проводил раскопки за свой счет и посвящал поздние вечера изучению и классификации своего материала».

В конце 1834 года Эдуард Ларте написал академику Сент-Илеру письмо о предварительных итогах своих раскопок. По форме и по сути это была его первая научная статья по палеонтологии, и она была опубликована в 1836 году в «Бюллетене Геологического общества Франции» под заголовком «Номенклатура млекопитающих и раковин, найденных в пресноводной местности недалеко от Симора и Сансана (округ Жер)». Это было признанием, как сказали бы сейчас, профессиональных компетенций Эдуарда Ларте и его входным билетом в сообщество ученых палеонтологов.

В том же 1836 году он нашел челюсть доисторической человекообразной обезьяны, близкой к современному гиббону (в истории палеонтологии и антропологии этот гоминид получил родовое название плиопитека). По тем временам открытие было сенсационным, оно ставило крест на теории происхождения гоминид Кювье, который считал их деградировавшими после Всемирного потопа древними людьми. И было сильным козырем для сторонников нынешней теории эволюции человека, которые тогда были еще париями в биологии.

Воодушевленный первыми результатами Эдуард Ларте, собрав обильный урожай ископаемых останков, во второй раз отправился с ними на завоевание Парижа, где преподнес их в дар Музею естественной истории. Здесь он писал уже не отчеты о найденных артефактах, а занялся теорией. Сначала издал мемуар о древних миграциях млекопитающих новейшего периода, затем замахнулся на первую в науке периодизацию каменного века, которую строил на основе палеонтологических находок, как собственных, так и коллег-палеонтологов. Хронология у него получилась такая: а) период пещерных медведей (по современной теории — время неандертальцев, средний палеолит); б) период мамонтов (поздний палеолит); в) период оленей (мадленская культура, переходный период к неолиту; г) период туров (неолит).

С начала 1860-х годов Эдуард Ларте ведет раскопки вместе с англичанином Генри Кристи, который их финансирует. Банкир из лондонского Сити Кристи тоже пал жертвой палеонтологии, вышел из совета директоров своего банка и большую часть времени вместе с Эдуардом Ларте проводил в Перигоре, где они исследовали карстовые гроты. В итоге они опубликовали многотомный фундаментальный труд «Reliquiae Aquitanicae, Being Contributions to the Archaeology and Palaeontology of Perigord and the Adjoining Provinces of Southern France» («Аквитанские ископаемые: их вклад в археологию и палеонтологию Перигора и прилегающих провинций Южной Франции», Лондон, 1865–1875). А их находки пополнили коллекции Национального музея древностей в Сен-Жермене.

С открытием этого музея в 1867 году Эдуард Ларте, к тому времени уже член Парижского антропологического общества и иностранный член Лондонского геологического общества и президент Геологического общества Франции, получил орден Почетного легиона. В том же году он председательствовал на Международном конгрессе археологии и доисторической антропологии. В 1869 году он был назначен профессором палеонтологии в национальном Музее естественной истории в Ботаническом саду Парижа.

Ларте-младший

Ларте-старший женился довольно поздно, в 1840 году, и в том же году у него родился сын Луи, который тоже стал палеонтологом. Об этом позаботился отец. Ради сына семья переехала из родового имения в Тулузу, где Ларте-младший учился в местном лицее, а затем — в Париж, где он продолжил естественно-научное образование. Но главное — он с детства был свидетелем раскопок отца в Гаскони, а в Тулузе и Париже слышал разговоры отца с самыми известными палеонтологами, которые нередко бывали у них в гостях. Для них он был не просто студентом, а сыном «того самого Ларте» и еще в студенческие годы стал ассистентом (лаборантом) в Национальном музее естественной истории, одном из самых важных научных учреждений страны.

Студентом он поехал в геологическую экспедицию Эдуарда де Вернея в Испанию, и по ее итогам была опубликована первая научная работа Луи Ларте о находке кремневых орудий человека эпохи плейстоцена, что, в свою очередь, было первым свидетельством присутствия здесь людей ледникового периода. В 1863 году Ларте-младший стал членом Геологического общества Франции и на следующий год получил предложение присоединиться к экспедиции в Палестину, организованной герцогом де Люинем, не просто богатым, а очень богатым антикваром, имевшим острое желание приобщиться к науке, можно сказать, французским клоном английского любителя древностей банкира Генри Кристи, финансировавшего раскопки Ларте-старшего.

По итогам этой экспедиции Луи Ларте защитил в Парижском университете докторскую диссертацию «Очерк геологии Палестины и соседних стран, таких как Египет и Аравия», которая потом вышла в виде монографии. В ней была глава о предыстории человека в этих местах, написанная, впрочем, более чем сдержанно и осторожно, ведь речь шла о Святой Земле, где вся эта предыстория уже была изложена в Писании. Потом были другие экспедиции, публикации и доклады на научных конгрессах. Но главное открытие ждало Луи Ларте в Перигоре, соседней с его родной Гасконью исторической областью юга Франции.

Троглодиты из Перигора

Здесь весной 1868 года при строительстве железной дороги в неглубокой карстовой пещере Кро-Маньон близ деревни Лез-Эзи рабочие обнаружили кости животных и человеческие черепа, похоже, очень древние. Надо отдать должное местным деревенским властям, они сообщили об этом в Париж, а оттуда Министерство народного образования, высшего образования и науки прислало Луи Ларте, поставив ему задачу более тщательно поискать в пещере, подтвердить подлинность найденных объектов и определить их геологический возраст.

В пещере были найдены четыре неполных скелета взрослых людей и скелет одного младенца. Там же были найдены орудия из кремня, похоронные ритуальные предметы из ракушек, слоновой кости и оленьих рогов. Останки животных изучал отец Луи — Ларте-старший, и, по его оценке, они датировались «временем мамонтов» (то есть по современной геохронологии поздним палеолитом — от 10–30 тыс. лет тому назад). Сам же Луи сосредоточился на человеческих останках, которые оказались весьма любопытными. 21 мая 1868 года Ларте-младший сделал доклад о своих открытиях в Кро-Маньоне в Парижском антропологическом обществе и опубликовал сразу две статьи о «захоронении древних троглодитов» в двух ведущих журналах по палеонтологии и антропологии: «Annales des sciences naturelles: Zoologie et paleontologie» и «Bulletins de la Societe Anthropologie de Paris».

Выводы Луи Ларте были такие. Захоронение древнее, останки принадлежат людям современного типа, жившим здесь в ледниковый период, в промежутке между 10 тыс. и 30 тыс. лет назад. Современные датировки украшений из раковин из коллекции Луи Ларте, собранной им в Кро-Маньоне, дают результат — 27 680 год до н. э. (плюс-минус 270 лет), то есть совпадают с верхним пределом датировки Луи Ларте — 30 тыс. лет. Далее скелетами занялись антропологи, и в 1874 году пришли к консенсусу: останки из Кро-Маньона принадлежали к отдельной расе доисторических людей, отличной от неандертальцев.

Неандертальцы были уже описаны антропологами по находке черепа в 1856 году в пещере в Пруссии и нижней челюсти в 1866 году — тоже в пещере, но в Бельгии и даже получили видовое название по месту первой находки — Homo neanderthalensis. К слову сказать, Эрнст Геккель всем своим немалым в научных кругах авторитетом продвигал свое название этому гоминиду — Homo stupidus (Человек глупый). Но даже в те годы, когда Ломброзо еще был антропологом, а не криминологом и совершено серьезно относил белую расу к виду Homo sapiens, противопоставляя ему «всех остальных», название Геккеля показалось ученым чересчур высокомерным. Правда, в итоге Геккель своего таки добился, он предложил другое название — «питекантроп» («обезьяночеловек»), и им потом назвали древнего гоминида, найденного Эженом Дюбуа в конце XIX века на Яве.

Как показало время, описание Луи Ларте человека из пещеры Кро-Маньон стало апогеем его научной карьеры, благодаря которому он остался в истории науки, да и административно-научная карьера у него пошла по восходящей траектории. Он уволился с должности ассистента Музея естественной истории и стал профессором в Сорбонне. Но длилось это недолго. Сначала была франко-прусская война (1870–1871), которая вынудила Луи Ларте покинуть Париж, и он служил старшиной в Жере. Потом в 1871 году умер его отец. Ларте вернулся было в Париж, но почти сразу уехал в Гасконь в свое родовое имение.

В 1873 году он получил должность заместителя преподавателя геологии в Университете Тулузы и только в 1879 году стал там завкафедрой геологии и минералогии в университете, где в должности профессора пребывал до своей кончины в 1899 году, коллекционируя почетные звания члена самых разнообразных местных, общенациональных и иностранных научных обществ.

Прошлое и настоящее кроманьонца

После Луи Ларте кроманьонец приобрел классический вид европеоида и до сих пор на картинках в школьных учебниках биологии с бравым видом и развернутыми плечами завершает ряд сгорбленных человекообразных приматов. Если дать ему в руки вместо дубинки кейс и переодеть из козлиной шкуры в костюм, то выглядеть он будет вполне современным яппи, благо бороды снова вошли в моду.

Но это в школьных учебниках, а в научных публикациях, особенно последних десятилетий, его вид сильно изменился. Он сильно потемнел кожей, цветом глаз, стал курчавым, его нос стал плоским, а нижняя челюстью выдвинулась вперед. Более того, поскольку кроманьонец на протяжении по меньшей мере 10 тыс. лет сосуществовал в Африке и Евразии с неандертальцем, пошли разговоры о его гибридизации с неандертальцем.

Правда, в совсем недавних публикациях появляются доказательства генетического разрыва между неандертальцами и анатомически современными европейцами возрастом 24 тыс. лет, то есть промискуитет кроманьонцев с неандертальцами, похоже, отменяется. Но внешность австралийского аборигена у всех кроманьонцев, включая европейских, пока остается в силе.

Хорошо еще, что объем черепной коробки и, соответственно, объем головного мозга у кроманьонцев пока не уменьшился — этот признак ни под какую теорию не подогнать, он просто измеряется в кубических сантиметрах. Мозг у кроманьонцев по всему ареалу их обитания по-прежнему остается на 10–15% больше, чем у нас с вами. И это радует, хоть они были умнее нас.

Ася Петухова