Ни дать, ни взять
Борьба с коррупцией в России обретает национальные черты
В Совете федерации во вторник поговорили о перспективах развития законодательства в сфере противодействия коррупции. Поводом для обсуждения стало 20-летие принятия Конвенции ООН против коррупции. После выхода России из Совета Европы и денонсации Конвенции об уголовной ответственности за коррупцию документ ООН остается для россиян одним из базовых с точки зрения международных стандартов в этой области. Впрочем, участники мероприятия не скрывали, что Россия уже готова и сама задавать стандарты в деле борьбы с коррупцией — например, в формате Содружества независимых государств.
Фото: Александр Миридонов, Коммерсантъ
Фото: Александр Миридонов, Коммерсантъ
Участники обсуждения, которое состоялось 31 октября на площадке РАНХиГС, единогласно сошлись на том, что сформированная в России система антикоррупционного законодательства актуальна, динамична и соответствует международным требованиям. Но разрабатывая новые законодательные акты и прогнозируя их ожидаемую эффективность, необходимо принимать во внимание особенности развития самого государства в рамках конкретного исторического, в том числе международного контекста, объяснял собравшимся сенатор Вячеслав Наговицын. Он отметил, что национальное антикоррупционное законодательство сосредоточено преимущественно на урегулировании вопросов раскрытия информации, предотвращения конфликта интересов, а также в области процедур антикоррупционной экспертизы.
В целом российское законодательство и практика его применения соответствуют антикоррупционным стандартам, это неоднократно подтверждалось на различных площадках, подтвердил референт Управления президента по вопросам противодействия коррупции Виталий Блинский. Но появляются новые вызовы, добавил он. К ним относятся, например, попытки использовать антикоррупционные политики в качестве инструмента влияния — для вмешательства во внутренние дела государства. «Антикоррупционная проблематика с недавних пор используется с целью недобросовестной конкуренции на международных рынках, реализуется рядом государств в форме принятия антикоррупционных законов, которые обладают экстерриториальным применением и оказывают серьезное влияние на международную экономическую деятельность»,—подчеркнул чиновник. В качестве примера он привел закон США о коррупционных практиках за рубежом. В числе перспективных направлений совершенствования национальной антикоррупционной политики господин Блинский назвал развитие системы стандартов на основании данных об их эффективности, коррекцию закупочной деятельности и внедрение информационных технологий, которые направлены на предотвращение коррупции.
Замначальника управления по надзору за исполнением законодательства о противодействии коррупции Генпрокуратуры Аслан Юсуфов напомнил, что Россия принимала активное участие в подготовке конвенции ООН, поэтому неудивительно, что именно этот инструмент, отдающий приоритет профилактике коррупции, во многом отвечает нашим интересам. Европейская конвенция об уголовной ответственности за коррупцию такого обилия профилактических норм не предусматривает, отметил прокурор. «Недружественные государства как раз страдают тем, что профилактические нормы реализуют хуже всего»,— с удовлетворением констатировал он.
По словам замдиректора департамента международного права и сотрудничества Минюста Дмитрия Бабекина, также полным ходом идет работа над ратификацией соглашения о сотрудничестве государств—участников СНГ в противодействии коррупции, подписанного в октябре прошлого года. А вот внесение в Госдуму поправок, подготовленных в рамках участия России в Конвенции Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) по борьбе с подкупом иностранных должностных лиц, отложено на неопределенный срок.
С точки зрения правоприменителей, однако, не все процессы идут гладко. Советник Конституционного суда (КС) Максим Арзамасцев рассказал законодателям, что КС получает большое количество жалоб на применение статей 168 и 169 Гражданского кодекса по делам о взыскании с коррупционеров полученного вознаграждения. Дошло до того, пожаловался он, что Верховный суд по одному из таких дел отказался признавать взятку ничтожной сделкой и взыскивать деньги в доход государства. Возможно, рассуждал господин Арзамасцев, следует обсудить вопрос о том, чтобы задействовать в данном случае потенциал ст. 235 Гражданского кодекса, предусматривающей конфискацию имущества, приобретенного на неподтвержденные чиновниками доходы. Кроме того, советника КС смущает отсутствие процессуального статуса у третьих лиц в случаях, когда им передается взятка: как правило, в уголовном процессе они фигурируют в качестве свидетелей. Но раз уж речь идет об ограничении их прав в связи с конфискацией средств, то, возможно, следует предусмотреть и какие-то процессуальные права, подчеркивал юрист. Наконец, отсутствие механизма правового реагирования на неуплату кратных взятке штрафов тоже кажется ему неправильным: если решение о штрафе не исполняется, то человек становится пожизненно судимым, хотя, с точки зрения Конституционного суда, никто не может подвергаться бесконечному преследованию. В случае, когда штраф применяется в качестве основного наказания, есть и достаточно хорошо работает механизм его замены на другое наказание, а вот у штрафа как дополнительной санкции альтернатива отсутствует, сетовал Максим Арзамасцев. Дошло до того, что один из заявителей в надежде избежать уплаты штрафа попытался прибегнуть к механизму банкротства, сообщил советник КС,— впрочем, ему объяснили, что так это не работает.