С силой о небесном

Композитор — признанный во всем мире классик, чье имя произносится наравне с Пяртом, Губайдулиной и Сильвестровым. 28 ноября маэстро исполняется 80 лет, большую часть которых он прожил в любимом Петербурге. Почему Кнайфель до сих пор остается одной из ключевых фигур авангарда, а его сочинения ничуть не теряют своей ценности и актуальности, попробовал разобраться Георгий Ковалевский.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

«Петербуржец по национальности» — так вслед за Джорджем Баланчиным называет себя Александр Кнайфель, родившийся в разгар Второй мировой войны в Ташкенте, где в эвакуации жили его родители, педагоги Ленинградской консерватории. Образ Ленинграда-Петербурга не просто как города с его прямыми углами улиц, устремленными ввысь шпилями и колоннами, фасадами дворцов и особняков, отражающихся в водной глади, но как особого метафизического пространства между небом и землей действительно вошел в плоть произведений Кнайфеля, в том числе и на структурном уровне.

В своих сочинениях Кнайфель использует числовые ряды и математические пропорции так же, как опирались на строгие расчеты архитекторы, строившие Северную столицу, а среди главных творческих ориентиров его молодости оказывается композитор Янис Ксенакис, выпускник архитектурного бюро знаменитого Ле Корбюзье.

«Поверенные алгеброй» гармонии и звуки у Кнайфеля обретают такую силу, глубину и пронзительность, что способны заставить внимать себе огромные залы и пространства. Когда в 1995 году Мстислав Ростропович готовил в Вашингтонском кафедральном соборе мировую премьеру кнайфелевской «Восьмой главы» на библейский текст «Песни песней», где помимо солирующей виолончели участвуют еще четыре хора, особым образом расставленные в храме, ноты медленной тихой музыки, длящейся больше часа, увидела Галина Вишневская, которая заявила автору и своему знаменитому супругу совершенно определенно: они, мол, сошли с ума, во вмещающем 5 тыс. человек соборе такое благоговейно слушать не будут. К счастью, оперная дива оказалась не права, сохранившаяся с того исполнения запись — одно из свидетельств действительно магического воздействия музыки Кнайфеля, покорившего тогда практически все слои американского общества, от темнокожих хиппи до правительственного истеблишмента. Подобная история повторилась потом в храмах Риги, Таллина, Хельсинки, Люцерна — а вот готовящаяся петербургская премьера «Восьмой главы» не состоялась по финансовым причинам, хотя даже было получено специальное благословение митрополита на игру виолончелиста в церкви.

Еще один пример особого воздействия музыки Кнайфеля — реально зафиксированный случай исцеления от тяжелого психического заболевания.

Страдавшая аутизмом дочь немецкого поэта и промышленника Франциско Танцера, наткнувшись на запись посвященного жертвам блокады кнайфелевского «Agnus Dei», прослушала это сочинение много раз, пока не почувствовала облегчение от своего недуга. «Восьмая глава» и «Agnus Dei» в творчестве Кнайфеля словно прочерчивают вертикаль между небом и землей. Если тексты «Песнь песней» вибрируют красками мира безграничной любви, то «Agnus Dei» — нисхождение в ад, прикосновение к глубинам человеческого страдания, выраженный в звуках полюс оцепенения перед лицом холода смерти. Однако проживание этого через музыку избавляет людей от ужаса, а вслед приходит и надежда на бесконечность жизни.

Музыка Кнайфеля особым образом синхронизируется с болевыми точками мировой истории.

Так, в разгар премьерных показов в Амстердаме оперы «Алиса в стране чудес» в сентябре 2001 года в Нью-Йорке произошел страшный теракт с обрушением башен-близнецов. Несмотря на объявленный повсеместно траур, представление, в котором принимали участие артисты из семи стран, решили не отменять, и музыка Кнайфеля на сюжет кэрролловской сказки стала торжеством света и чуда, способного рассеять любой мрак. А в дни августовского путча 1991 года по Ленинградскому телевидению шел пророческий (фильм про государственный переворот!) «Невозвращенец» Сергея Снежкина с музыкой Кнайфеля, в основе которой лежит молитва Ефрема Сирина (сам текст, оказывается, вписан в партии исполнителей-инструменталистов и предназначен для беззвучного интонирования про себя).

В 1980-е годы кино для Кнайфеля, как и для его друзей и коллег (Денисов, Губайдулина, Шнитке), оказалось чуть ли не единственным способом заработка. В 1979 году композитор попал в знаменитую позже «хренниковскую семерку», когорту молодых композиторов, чье творчество было обвинено в отсутствии «содержательных художественных задач» и чьи сочинения находились под негласным запретом. Зато музыка к телефильмам Семена Арановича практически сразу «ушла в народ».

Сочиненное Кнайфелем для «Рафферти» танго лабали в ленинградских ресторанах и джаз-клубах, а симфонический фрагмент из «Противостояния» использовали потом для всяческих заставок.

Блокада академических сочинений Кнайфеля окончательно была прорвана в 1990-е годы. На излете советской эпохи фирма «Мелодия» издала пластинки с записью вокального цикла «Глупая лошадь» на стихи Вадима Левина, а в 1992 году во Франкфурте-на-Майне состоялся большой фестиваль, где Кнайфель становится одним из хедлайнеров наряду со Штокхаузеном и Кейджем. Сразу после фестивальных концертов, на которых прозвучали практически все созданные к тому времени произведения, посыпались предложения от лучших мировых фестивалей, а сам композитор получил стипендию, давшую возможность жить и работать в Берлине. Но, поработав некоторое время в столице Германии (по интернету гуляют замечательные снимки композитора в компании Канчели, Пярта и Шнитке), Кнайфель вернулся в Петербург, поближе к любимому Удельному парку, Комарово и Сортавале, куда он в течение сорока лет практически без перерывов ездил летом и где родились многие его шедевры. Среди них — «Осенний вечер» для струнного квартета, часть цикла «В эфире чистом и незримом», использованная затем концерном Volvo в качестве музыкального сопровождения к своей рекламе.

Сочинения Кнайфеля последних лет можно обозначить выражением «дотянуться до небес», и дело тут даже не только в религиозно-философских концепциях (с 1990-х годов одним из духовных ориентиров для композитора становится митрополит Антоний Сурожский), а в самом авторском посыле, когда особым образом преодолевается земное притяжение и музыканты также должны словно воспарить над землей (с этим словом на премьере в Амстердаме «Алисы в стране чудес» случился казус по вине переводчика, истолковавшего эту ремарку как «наполнить сцену и зал клубами пара»). Может быть, поэтому его сочинения не столь частые гости в наших концертных залах, простого профессионализма оказывается здесь мало, здесь помимо безупречного владения техникой и интонацией нужно быть еще актером, клоуном и философом, способным улыбнуться вопреки всем проблемам и принести свет туда, где сгущается мрак.

В числе верных и надежных спутников Кнайфеля — его супруга, великолепная камерная певица Татьяна Мелентьева, чей голос увековечен в том числе в записях знаменитого немецкого независимого лейбла ECM.

Музыка Кнайфеля — один из камертонов для сошедшего с ума мира, в ней есть удивительный свет, пробивающийся даже через самые темные тучи, подобно тому, как мы чувствуем свет в текстах Пушкина, любимого поэта Кнайфеля.

Одно из последних сочинений, завершенных маэстро, но пока так и не исполненных,— грандиозная фреска «Аллилуйя», где на сюжет «пещного действа» собран самый невероятный состав, который должен располагаться на местах зрителей, а слушатели, напротив, должны оказаться на сцене. Ведь если кажется, что все вверх дном, то, может быть, просто стоит поменять точку зрения и встать с головы на ноги, обратив взор к небесам.