План Б по-американски

Как Брэд Питт стал последней голливудской звездой

18 декабря Брэду Питту исполняется 60. Специально для Weekend в краткой поздравительной речи Зинаида Пронченко вспоминает выдающуюся карьеру актера, продюсера, секс-символа, ролевой модели и просто человека, который изменил свою жизнь, вовремя придумав «План Б».

Согласно официальной легенде, голливудские холмы Брэд Питт впервые увидел из окна датсуна, на котором сбежал из родной Оклахомы, оставив за спиной два неоконченных высших, чуть больше разбитых сердец и грозовой фронт, повисший над плато Озарк. Принимая в 2020-м многочисленные награды (включая «Оскар») за роль Клиффа Бута в «Однажды в Голливуде», Питт с горькой усмешкой намекал: сегодня эта легенда принадлежит осени. И действительно, сага о чувствительном ковбое и его невозмутимом дублере, который просит оригинал не лить слезы перед мексиканцами, стала своего рода подведением итогов всей жизни. Причем не для одного Питта, но и для Квентина Тарантино, и даже для Леонардо Ди Каприо. Однако понадобился постскриптум. Через пару лет вышел «Вавилон» Дэмиена Шазелла, где Питт играет героя, расчувствовавшегося настолько, что лишь пуля в висок способна его успокоить, навcегда угомонить. Если Тарантино прощался с шестидесятыми — последней американской весной ХХ века, то Шазелл хоронил ревущие 1920-е, золотой стандарт, с которого все начиналось. Удивительно, рассуждал Питт в промоинтервью, как буря и натиск декады выразительно молчали с экрана, а потом мы пустились в болтовню — увы, так и не заглушившую красноречивые преступления, совершавшиеся за кадром.

В фильмографии Брэда Питта, кстати, уже был один «Вавилон» — в 2006-м Алехандро Гонсалес Иньярриту в присущей ему надрывной и слезоточивой манере уподобил целый мир логову воров и блудниц. В 2022-м Вавилон был сужен до Голливуда, за пределами которого, как известно, жизни нет, по крайней мере настоящей жизни.

Питт принадлежит к поколению, познававшему жизнь исключительно в темноте кинозала. Буч Кэссиди и Сандэнс Кид, а также Трэвис Бикл и Майкл Корлеоне «учили его носить плащ в солнечную погоду, курить на ветру и под дождем». Нынче он вместе с Тарантино, который наряду с Дэвидом Финчером называет Питта последней голливудской звездой, сокрушается, что молодежь не видела ни «Крестного отца», ни «Пролетая над гнездом кукушки». Поскольку рубрику «возвращенные имена» долгие годы самоотверженно ведет Мартин Скорсезе, Питт решил заняться теми, кому не хотят давать слово,— режиссерами-авторами (термин из давно забытых текстов Полин Кейл и Франсуа Трюффо), мечтающими выйти из гетто условного мамблкора и рассказать историю, стоящую чуть дороже $10 млн. Между блокбастерами, начинающимися от 70 млн, и тишайшим инди, ограничивающимся семью, существует вилка, которой Питт в роли продюсера регулярно цепляет зрителей, чтобы они не чувствовали себя в своей тарелке,— ведь за кадром снова совершаются преступления, одно красноречивее другого. «Отступники», «Ешь, молись, люби», «12 лет рабства», «Сельма», «Минари», «Окча», «Если Бил-стрит могла бы заговорить» — способ справляться со страхами, которые мучают всех, и с кризисом среднего возраста, который мучает даже его.

Податься в продюсеры Питт придумал в начале 2000-х — после башен-близнецов, вместе с которыми рухнул и американский миф о демократии и капитализме как оптимальных системах мироустройства. В 2004-м он готовился распрощаться с амплуа суперзвезды и супергероя в «Трое». Ярость Пелеева сына Питт играл, уже имея за плечами багаж многоопытного мужа, вот почему ему явно жмет праздничный ахейский хитон, да и собственные пышные локоны знаменитого пшеничного оттенка раздражают. Не все то золото, что блистает на афише крупным шрифтом. В монументальных откровениях сильно уставшего человека, опубликованных GQ, Питт объясняет: невозможно искать интересные роли все время, однажды перестанет быть интересной твоя жизнь.

Именно на «Трое» он создаст продюсерскую компанию с говорящим названием «План Б». Через 10 лет из запасного плана этот проект станет основным. На главные или просто значительные роли Питт будет соглашаться только из уважения к вечности или, увы, к Анджелине Джоли. В остальных случаях его имя в титрах надо отслеживать с особым вниманием, а то рискуешь и проморгать.

«Древо жизни», «Загадочная история Бенджамина Баттона», две попытки переписать историю у Тарантино, наконец, «К звездам» Джеймса Грея — все это почтительные реверансы перед ветеранами кинематографа, изо всех сил поддерживающими его репутацию важнейшего из искусств. Нельзя сказать, что тандем последней настоящей голливудской звезды, монополизирующей экран даже в камео у братьев Коэн, и великих мэтров каждый раз приводил к созданию абсолютных шедевров. У Малика Питт покорно идет на заклание, организованное уверовавшим бунтарем, чья причина для бунта растворилась без следа в космической пыли. Малик вообще чистое проклятие для актеров. Даже священные животные вроде Кристиана Бейла или Шона Пенна на глазах превращаются в Буратино, у них буквально стекленеет взгляд от обилия монотонной эзотерики, которую нужно произносить на камеру. Токсичная маскулинность, которую Питт изображает в «Древе жизни», аукнется ему в 2019-м из уст Томми Ли Джонса, не пригодившегося, слишком занятого движением небесных сфер отца. А за глухим вакуумом дизайнерского скафандра тихо оседает та самая космическая пыль, она же драматургическая накипь. Стоило ли путешествовать на Марс, чтобы убедиться — и там жизнь пустая и глупая шутка? Экзистенциальные проблемы мужчин за пятьдесят необязательно требуют космогонии в качестве декораций. Разглядывая бесконечность, Питт повторяет вслед за Ван Гогом предсмертную мантру: только грусть не имеет конца.

С Финчером, назначившим его символом «необратимости», они словно репетируют первые долгие проводы, совсем скоро режиссеры примутся строить вокруг фигуры Питта мемориальный комплекс по безвозвратно ушедшим дням. Наверное, странно и страшно смотреть киноадаптацию «Портрета Дориана Грея» словно обратный отсчет. На экране молодость возвращается к тебе, а в просмотровом зале время диктует свое. Нет ничего пронзительнее воспоминаний, сквозь зубы сообщает Питт журналистам, даже смерть не так ужасна, как сны о том, что она забрала. Что уж говорить о Клиффе Буте или лейтенанте Альдо Рейне, им остается взять смерть на попечение, чуть-чуть перестроить ее маршрут — чтобы стоимость поездки для человечества сократилась.

В 2019-м Питт, как и все синефилы, прочитает программную книжку Брайана Рафтери «Лучший год в истории кино». Речь о 1999-м. Из списка картин, которые, по мнению Рафтери, «взорвали экран», сам Питт участвовал в двух: «Бойцовский клуб» и «Быть Джоном Малковичем». Двадцать лет спустя Питт уже не помнит первого правила бойцовского клуба — никому не рассказывать про баталии с самим собой,— ведь он перерос патриархальный кодекс чести, оказавшийся, естественно, больничной картой — хроникой обыкновенного безумия. Но Питт с удовольствием признает, что Тайлер Дёрден — вершина его актерской карьеры, хотя разные виды сумасшествия он играл и прежде. В «12 обезьянах» Терри Гиллиама чересчур беспокоился насчет экологии, в «Калифорнии» на заре жизни перешел черту ради любви, как часто случается, обернувшейся абьюзивным расстройством. Если считать утрату разума равной небытию — я мыслю, следовательно, существую,— то и на этом поприще Питт в дамках. Очень приятно, смерть,— представляется голубоглазый Джо Блэк, словно сошедший с рекламы Perry Ellis из одноименного философского ромкома. Простите мне мое давнее уважение к жизни, извиняется в «Интервью с вампиром» Луи де Пон дю Лак, вампир, брезгующий своим предназначением. Дёрден, однако, первый среди равных — своей мускулистой фигурой в пижонской кожанке он заслоняет от потомков эпоху невинности: девяностые кончились, оставь надежду всяк входящий в новый век, пощады здесь не будет.

И все-таки внешность не обманчива, лучше, чем кто бы то ни было (после Роберта Редфорда и Пола Ньюмена, конечно), Питт воплощает в кино неукротимую удачу или просто счастливый случай. Он рано достиг совершенства на типично американской стезе: спокойствие с наглецой, очарование апломба, незнание, в котором кроется истинная сила настоящих победителей. Ну и правду Питт умеет играть лучше своих конкурентов — она у него всегда своя, граничит с выгодой, с молодой кровью и почвой, богатой в Озарке известью. Отсюда и его фирменный прием — сначала прищуриться, затем посмотреть куда-то в сторону — бескрайних далей Миссури и Оклахомы. Таков он и в «Друзьях Оушена», и в «Легендах осени», и в «Собственности дьявола», и в прославивших его «Тельме и Луизе», и в позднем «Человеке, который изменил все». Исключение, пожалуй, составляют лишь две картины. «Семь», где он проиграл и кричит, как раненый зверь, который хочет, чтобы его добили: «Что в коробке? Что в этой коробке?» И «Настоящая любовь», где он ленится даже попробовать встать с дивана, тоже, впрочем, крича: «Возьми пива и каких-то чистящих средств». Эта способность, описанная одним из бейсбольных скаутов в «Человеке, который изменил все» скабрезной фразой — входит в комнату так, будто его член там находился уже минут двадцать,— стала очевидной чуть ли не на первом, абсолютно мимолетном нашем с ним свидании, в рекламе Levi's 1991 года, где он выхватывает у тюремных охранников камеру, чтобы запечатлеть свою волю к жизни и упоение оной.

Никто уже не помнит, но за год до этого прорывного контракта он снимется благодаря протекции Джульетт Льюис в проходной картине, название которой звучит как вопрос — «Too Young To Die?», слишком молод, чтобы умереть? В 2023-м, судя по печальным рассуждениям в интервью, Питт готов дать отрицательный ответ. Нет, не слишком, в самый раз. К счастью, у него есть план Б.