Доказательство от противников

8 февраля президент России Владимир Путин в режиме видеоконференции провел заседание президентского Совета по науке и образованию, на котором, отмечает специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников, во весь рост встал вопрос о чрезвычайной роли математики в современных условиях. Точнее, о ЕГЭ по математике, на который у некоторых членов совета оказались неожиданные виды.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Заседание Совета по науке и образованию было посвящено обновлению стратегии научно-технологического развития, доклады в связи с этим заняли большую часть времени. Между тем заседание запомнится, например, выступлением ведущего научного сотрудника Московского физико-технического института Максима Никитина.

Максим Никитин расстроен тем, как обстоит дело с закупками отечественного научного оборудования.

— В конце 2023 года,— сообщил он,— мы видим следующее: логистические цепочки выстроились, и в основном очень активно на наш рынок поступили китайские научные приборы, которые в это же время очень активно начали развиваться.

В его тоне я уловил плохое скрытое осуждение этого факта.

— И теперь,— воскликнул он,— нам уже надо конкурировать не с высокой ценой западных приборов, а с очень низкой ценой китайских, в целом азиатских, наверное, стран, у которых очень дешевое производство!

Было такое впечатление, что Максима Никитина не устраивает ситуация, когда российское оборудование должно конкурировать ни с западными образцами, ни с китайскими. И так плохо, и так еще хуже. Капризным каким-то человеком казался Максим Никитин.

— Они (китайцы.— А. К.) очень активно применяют демпинг цен и обладают существенно большим рынком, чем наши российские производители,— с горечью говорил он.— И что мне хочется тут отметить? Что сейчас складывается неожиданная ситуация, что зарубежный прибор, когда приезжает к нам, облагается пошлиной 10–20% и НДС, так же как и российские приборы. Если мы вычтем НДС, не будем учитывать НДС, то, по сути, 90% цены в случае зарубежного прибора просто уходит за рубеж и как бы выходит из российской экономики!

То есть проигрываем конкуренцию.

Максим Никитин показывал себя активным лоббистом отечественного. Каким бы оно ни было, но оно же наше.

— При этом у российских производителей в основном траты идут на зарплаты, а возвращается в бюджет порядка 33%! — продолжал он.— То есть мы платим соцстрах, НДФЛ, и после этого все равно 66% средств остаются в российской экономике!

Ради этого стоит, очевидно, покупать неконкурентное дорогое российское оборудование. Да без «очевидно».

— Но при этом,— добавил ученый,— когда у нас закупки идут по федеральным законам №223 и №44, эта разница не учитывается! И если даже мы все понимаем, что российский прибор на 5% дороже (видимо, «всего» на 5%.— А. К.), мы не имеем права его купить, то есть надо покупать все равно китайские (по закону о закупках.— А. К.) и эти 90% выводить за рубеж, что нехорошо!

5% на самом деле и правда смущали. Если по сути продукция одного уровня, то можно и выручить отечественного производителя.

Между тем фраза, которой обошелся Максим Никитин, чтобы намекнуть, что ситуацию следует изменить, могла принадлежать только сотруднику научно-исследовательского института:

— И тут хотелось бы какой-то инструмент нормировать! — воскликнул он.

— Понятно, что можно увеличить пошлины, но это может быть не очень хорошо с точки зрения коммерческих организаций, с точки зрения Таможенного союза и так далее. И мне в голову пришла идея, как можно было бы это реализовать,— сообщил к тому же Максим Никитин.

Оказалось, он предлагает облагать зарубежную технику дополнительным налогом. Вот какая светлая идея пришла в голову Максиму Никитину.

— Понятно, что любые производители, и производители из Китайской Народной Республики — наши друзья, они борются за рынки, в том числе и за российский рынок, и правильно делают,— отвечал ему господин Путин.— А мы должны создавать соответствующие условия для благоприятного развития своего собственного производства... Ведь первоначально эти решения, о которых вы сказали, были направлены на то, чтобы в условиях этих ограничений и незаконных санкций у нас не было никаких здесь пробелов, чтобы рынок был заполнен необходимым оборудованием, это понятно! И мы правильно, я думаю, делали. Сейчас есть возможность и необходимость поправить... с тем чтобы и наши производители чувствовали себя нечужими на этом празднике жизни.

Вице-премьер Денис Мантуров, учитывая, что президент согласился что-то поправить, великодушно предложил методическую помощь малым предприятиям приборостроения.

Впрочем, министр финансов Антон Силуанов неожиданно поддержал ученого по существу. То есть «буквально сегодня обсуждали»:

— Теперь будет действовать — после принятия соответствующих поправок в 44-й и 223-й — так называемое правило «второй лишний»: если участвует и иностранный поставщик, и российский, сразу предоставляются преференции российскому продукту. Плюс к этому еще предусмотрена и ценовая преференция, размер ценовой преференции составлять будет плюс 15%. То есть, если российский товар даже чуть подороже иностранного, все равно будет даваться преимущество российскому производителю.

Больше ничего Максиму Никитину и не нужно было. Он свое дело сделал.

Но самым резонансным стало выступление Николая Кропачева, ректора Санкт-Петербургского государственного университета.

— Я не планировал выступать. Владимир Владимирович,— признался он,— вы предложили мне, поэтому то предложение, которое я хотел оставить, я все-таки выскажу. Оно управленческое, оно простое. Думаю, что его не поддержат, но оно должно прозвучать!.. Помню, как известный всему миру Фетисов (Вячеслав Фетисов, депутат Государственной думы.— А. К.) сказал: «Да, это надо делать»!

И вот это уже было интересно. Ведь если Вячеслав Фетисов поддержал. Да это был просто удар ниже пояса. Дерзкий силовой прием. Было видно, что на господина Кропачева сильнейшее впечатление произвело то, что его поддержал сам Фетисов. Но в чем же поддержал?

— Не ссылаясь на него, а ссылаясь на опыт Санкт-Петербургского университета, скажу,— кивнул Николай Кропачев.— Математическое образование! Безусловно, качество его, от него зависит качество подготовки и инженеров, и качество подготовки специалистов естественных наук, но, поверьте мне, и качество подготовки специалистов в области общественных и социальных наук!

Уже пора было и сказать, что он все-таки имеет в виду. А может, и нет.

— Все мы, кому далеко за 30 или 40, поступали в университеты, имея общую программу, в которой мы все проходили математику на одном уровне. Сегодняшний студент... общение с ним показывает... если он мне на вопрос отвечает так, что он у нас гуманитарий, поэтому у него с математикой плохо, извините, он не может понять, что его спрашивают. Он не может четко сформулировать вопрос! Это относится и к естественникам, и к гуманитариям. К сожалению, это так!

Сказать, что сам Николай Кропачев изъяснялся ясно и твердо, тоже было бы преувеличением.

— Очень простое решение, как повысить качество преподавания математики и в вузах, и сделать единство, и решить проблему интереса к преподавателям, и чтобы их стало больше! — наконец-то приступил Николай Кропачев.— Давайте поймем, что если мы в девятом классе делим все классы на три группы и говорим: «Вот это гуманитарии, вот это полугуманитарии, вот это естественники», то, следовательно, те, кто выходит из наших школ,— это те, кто знает математику, физику плохо, а порой и очень плохо!

Нет, пока все же не приступил. Все еще был где-то на подходе.

— Когда дочка меня спрашивает: «Папа, куда идти, я хочу быть юристом», я ей говорю: «Доченька, для того чтобы быть хорошим юристом, надо хорошо знать математику, а не обществознание»,— неумолимо продолжал Николай Кропачев.— Так вот, давайте введем ЕГЭ по математике обязательный! Я бы очень хотел это сделать и подготовил свой университет — наш с вами университет! — к этому решению. Но прекрасно понимаю, что если математика станет обязательной и для факультета Гергиева (Валерий Гергиев, гендиректор Мариинского и Большого театров, декан факультета искусств.— А. К.), и для факультета Михаила Борисовича Пиотровского (Михаил Пиотровский, директор Эрмитажа, декан восточного факультета.— А. К.), и для вашего, нашего юридического факультета, то мы начнем падать в рейтингах поступающих, потому что сейчас у нас самый высокий рейтинг ЕГЭ среди классических университетов, тут же он упадет!

Но аргументы-то еще были:

— Уверяю вас, качество подготовки выпускников — и юристов, и социологов, и психологов — возрастет. Для этого надо признать, что в школе сдавать ЕГЭ по математике, а потом ЕГЭ по математике во всех образовательных программах, я бы даже подчеркнул, во всех, а то предлагают программы, связанные с искусствами, не включать в число! Если прекрасно поет, но математик очень низкого уровня, без хорошей мамы, папы или менеджера этот певец в этой жизни не устроится! Ему нужно мозги поставить на место!

Николай Кропачев перестал скрывать свою прямо-таки агрессию. Да, он хотел добиться, чтобы ЕГЭ по математике стал обязательным для поступления во все вузы страны, да еще, кажется, во что бы то ни стало.

Во все!

Даже господин Путин казался немного, по-моему, ошарашенным.

— Думаю, что если мы в качестве обязательного экзамена при поступлении в консерваторию назначим математику, то это будет решением спорным...— он пытался выражаться культурно,— хотя ваше внимание как юриста, тем не менее внимание к математическим знаниям, безусловно, заслуживает всяческого одобрения и поддержки. Но вы все-таки перед тем, как внедрять это в Петербургском университете, обсудите этот вопрос на научном совете у себя в вузе.

В каком-то смысле неожиданно благословил, хотя цель-то была, видимо, другая: остановить.

Я представил ЕГЭ по математике на факультете журналистики. То есть ее пришлось бы зубрить в школе, что ли? Ненавидеть и зубрить? И еще сильнее ненавидеть? Не нужную мне математику. В ущерб всему остальному. А они-то пытались сейчас доказать мне, что я просто не понимаю, как мне нужна математика. Для них это было как дважды два. А я-то считал, что скорее параллельные прямые пересекутся.

— Обсуждали! — воскликнул Николай Кропачев.— Люди согласны!

Главное, все вдруг повисло на волоске. Сейчас чаша весов запросто могла склониться в пользу Николая Кропачева, а главное — математики.

Оставалось только сказать, что люди, получившие высокий балл ЕГЭ по математике, ощущают себя гораздо лучше подготовленными, скажем, к специальной военной операции (СВО),— чтобы уж совсем наповал. И это, кстати, было бы беспроигрышно, так как не возразить.

— Согласны? — переспросил между тем господин Путин.— Да, вы сказали, что ваша дочь согласна сдавать математику при поступлении на юридический факультет. Вы с ней все-таки поговорите не как с младшим партнером, а как с равным партнером, и потом мы с вами еще обсудим этот вопрос.

Но у Николая Кропачева были еще аргументы:

— Когда мы обсуждали это с «Росатомом», рядом сидел Фетисов (опять Фетисов.— А. К.), и я так рисковал, но обратился к нему, говорю: «Уверен, что у вас математика на хорошем уровне!» Он ответил: «Да, неплохо». А потом мы поговорили один на один, и он мне говорит следующее: «Прихожу в школу родную, и директор школы мне говорит: "Фетисов, куда ты пошел, ты бы был великолепным математиком, зачем тебе этот хоккей?!"». Он говорит: «Но я и там многого добился!» И начал рассказывать о том, как ему в хоккее помогает математика!

Эх, и Вячеслав Фетисов, кажется, подвел. Конечно, история древнерусской литературы в хоккее помогает меньше, чем математика. Но на самом деле только на первый взгляд.

— Наш декан факультета искусств Гергиев, уверяю вас, прекрасный математик, вы же его хорошо знаете! — Николай Кропачев пустил в ход главные резервы.— Он умеет считать, он умеет анализировать, принимать решения! Это первая реакция!

И тут вдруг ректор СПбГУ чрезвычайно оживился:

— А вот Миша тянет руку! Миша! Михаил Валентинович тянет руку! Поддержать, наверное, хочет.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Речь шла, конечно, о президенте Курчатовского института Михаиле Ковальчуке.

— Я боюсь предоставлять слово Михаилу Валентиновичу, потому что, что бы он ни говорил, в конце концов окажется он прав по любому вопросу,— признался президент,— но тем не менее, конечно, не могу не предоставить ему слово.

То есть он опасался, что Михаил Ковальчук поддержит и эту инициативу.

— Людей всех объединяет одна вещь: у композитора — семь нот, у художника — семь цветов, у писателя и поэта — два-три десятка букв в алфавите, а у ученого — десять цифр. То есть люди, которые создают вселенную музыки, живописи, литературы и науки, с детства приучаются к оперированию малым количеством абстрактных символов. И это наше конкурентное преимущество!

Вступление было красивое.

— Николай Михайлович (Кропачев.— А. К.) рассчитывает, что я его поддержу... Я бы считал следующее. Надо ли вводить, принимать математику, сдавать при поступлении, скажем, в консерваторию — это один вопрос.

И другой вопрос оказался вот какой:

— Как многие считают, физика и математика — это не предмет, это методология, и любая область знаний из зоологической, простите за вульгаризм описательный, превращается в науку тогда и только тогда, когда в нее приходят физические методы исследования и математические аппараты писания! Вот я не знаю, поддержал ли я Кропачева, но сказал просто, что сейчас считал правильным.

Вот я тоже не знаю.

— Я чувствую, что и то, чем я занимаюсь, не лишнее дело, потому что я не считаю себя вправе вас ограничивать в чем-то, но сдерживать иногда нужно, я так понимаю,— уже не очень уверенно произнес президент.

Дикая идея, может, уже и не казалась ему такой дикой, как вначале.

Если казалась такой вначале.

Я надеюсь, точку в предложении поставила вице-премьер Татьяна Голикова:

— Мы неоднократно с Валерием Николаевичем (Фальковым, министром науки и высшего образования.— А. К.) говорили о том, что у нас есть дополнительные испытания в высших учебных заведениях наряду с результатами ЕГЭ, и в этих дополнительных испытаниях не всегда есть те предметы, которые нам нужны для того, чтобы студенты ориентировались именно на те естественные науки и на те профессии, которые нам нужны в будущем. Поэтому эта тема очень тонкая, экспертное сообщество, как правило, делится на несколько частей: одни являются сторонниками одного, другие — сторонниками другого. Совершенно справедливо сказал ректор Санкт-Петербургского университета, что у него такая позиция, а у других, может быть, другая. И это тоже обсуждается, и это тоже есть на повестке, есть сторонники и такие, и такие! Тонкий момент, но это, я вас заверяю, у нас в работе, и мы этим занимаемся.

Спасибо, Татьяна Голикова, от миллионов юных граждан России, не желающих класть свою жизнь на плаху сокровенного математического знания. Ведь ей сейчас нужно было не только раскритиковать абсурдное предложение Николая Кропачева, но и поддержать его, так как президент не высказался об этом однозначно скептически. Она сделала все как надо.

Переводим дух.

Подозреваю, ненадолго.