5 марта зрители узнают, удалось ли Энгу Ли, автору лучшего неанглоязычного фильма о притаившемся драконе, снять лучший англоязычный о раскрепостившемся ковбое (на фото — кадр из фильма "Горбатая гора") |
Соперничать с Энгом Ли, выходцем с Тайваня, уже имеющим в своей коллекции наград "Оскар" в категории "Лучший неанглоязычный фильм" за "Крадущегося тигра, притаившегося дракона" (2000), будут Стивен Спилберг ("Мюнхен"), Джордж Клуни ("Спокойной ночи и удачи"), Беннет Миллер ("Капоте") и Пол Хэггис ("Столкновение"). В мире считается, что у Ли фора, что он в отрыве от конкурентов, поскольку "Горбатая гора" уже получила "Золотого льва" Венецианского фестиваля, премию кинокритики "Золотой глобус" и премию Британской академии кино и телевидения BAFTA. Действительно, в последние годы и "Глобус", и BAFTA нередко угадывали оскаровских лауреатов, но всему когда-нибудь да приходит конец. К тому же есть прецедент. В 1993-м Энг Ли получил за другую гомосексуальную, да еще и с модным мультикультурным колоритом, драму "Свадебный банкет" и берлинского "Золотого медведя", и тот же "Глобус", но в оскаровской гонке проиграл.
Академия может взбрыкнуть и проголосовать против заранее определенного победителя хотя бы потому, что в его триумфе никто не сомневается. Может выбрать в пику открыточной, лакированной продукции Энга Ли независимое "Столкновение", прецеденты такого рода тоже бывали — вылезла же несколько лет назад в победители "Американская красота" Сэма Мендеса. Может, избегая обвинений в гомофобии, предпочесть "Капоте", где знаменитый писатель и гей Трумэн Капоте сыгран Филиппом Сеймуром Хоффманом с такой ювелирной амбивалентностью, какая и не снилась двум здоровякам, кувыркающимся на вайомингских пастбищах.
А может и предпочесть не очень актуальной гей-теме сюжеты неизмеримо более жгучие. В конце концов, маккартистская охота за коммунистическими "ведьмами" в начале 1950-х годов ("Спокойной ночи и удачи") — явная метафора антитеррористической истерики, бушующей в современной Америке. А "Мюнхен", на примере захвата палестинцами израильской олимпийской сборной в 1972 году, погибшей при топорной операции немецких спецслужб по ее освобождению, и последующей охоты киллеров "Моссада" на заказчиков теракта, иллюстрирует замкнутый круг ближневосточного насилия, который с победой "Хамаса" на выборах в Палестинской автономии вышел на новый и столь же безнадежный виток. Хотя, конечно, стадное чувство присуще американским киноакадемикам в не меньшей степени, чем футбольным болельщикам, и преувеличивать их способность к такому нюансированному выбору не стоит.
В России же в победе Энга Ли не сомневаются по иным причинам. В нашей стране почему-то считается хорошим тоном издеваться над политической корректностью, над культивируемым уважением ко всевозможным меньшинствам. Каждый год возрождается шутка о том, что следующий "Оскар" достанется фильму об "одноногой черной лесбиянке, больной СПИДом". Карикатурный образ, пожалуй, даже уступает образам ковбоев из "Горбатой горы". То-то радости будет у гомо- и американофобов, если фильм Энга Ли получит-таки "Оскар".
В коллекции золотых предметов, которые принесла Энгу Ли "Горбатая гора", уже представлены "Золотой лев", "Золотой глобус" и золотая маска Британской киноакадемии, но пока отсутствует золотая оскаровская статуэтка |
Впрочем, и вестерны — жанр, на котором покоится вся американская мифология,— никогда не были фаворитами академии. Разве что в 1948 году лучшим режиссером был признан великий Джон Хьюстон за "Сокровища Сьерра-Мадре". Только в 1990 году, когда сам жанр вестерна практически вымер, лучшим фильмом были признаны "Танцы с волками" Кевина Костнера, а в 1992 году — "Непрощенный" Клинта Иствуда. Но все эти фильмы были вестернами, отягощенными мрачным реализмом, радикально разрушающим основы жанра — миф о злых индейцах и миф о благородных "ганфайтерах", профессиональных стрелках. "Горбатая гора" с мифологической тканью вестерна просто не работает: Энга Ли интересуют другие проблемы.
Между политкорректностью и качеством академия, безусловно, выбирает качество. А с качеством актерской игры, с психологией героев "Горбатая гора" заметно подкачала. Поверить в любовь с первого взгляда между двумя парнями с ранчо, сыгранными Хитом Леджером и Джейком Гилленхелом, решительно невозможно. Их первая любовная сцена откровенно пародийна. Кромешная тьма на экране, только палатка колышется и слышится хриплое дыхание молодцов-ковбоев, занявшихся новым вроде бы для них делом с такой сосредоточенностью, словно ни одной женщины в жизни они не видели и выросли не в пуританские годы Америки, а в какой-нибудь радикальной секс-коммуне. Отечественным синефилам их любовные игры на лужайке не могут не напомнить фильмы ленинградского параллельщика, отца некрореализма Евгения Юфита, где по пригородным лесам носились друг за другом без портков матерые мужики, подводники или засекреченные ученые, столь же харизматичные герои жанрового кино в СССР, как и ковбои в США.
Главными соперниками картины Энга Ли о любви мужчин друг к другу станут фильмы о любви мужчин к родине (кадр из фильма "Мюнхен" Стивена Спилберга) и свободе слова |
Ковбои Энга Ли выпадают из любого исторического или социального контекста. Например, увидев мужа, жарко целующегося с мужиком, жена хлопает дверью, но лишь потому, что благоверный изменяет ей, а то, что он делает это с мужчиной, ее как-то не волнует. Нормальная реакция для девушки, выросшей на ранчо в Вайоминге, не правда ли? И хозяин овечьего стада отказывает ковбою в продлении контракта не из-за того, что его посконная душа взыграла естественными для "деревенщины" гомофобскими чувствами, а потому, что, пока парни дурачатся на травке, овцы остаются без присмотра и гибнут от клювов и зубов хищников.
Окрасить в гей-цвета вольные просторы Дикого Запада, конечно, ход радикальный: в истории такого еще не бывало, разве что в каком-нибудь маргинальном итальянском порно. Безусловно, в вестерне как мужском по преимуществу жанре (если не считать нескольких шедевров 1950-х годов, когда он сильно феминизировался) легко обнаружить скрытый гомосексуальный подтекст. Но в действительности именно потому, что вестерн — жанр мужской, да еще и утверждавший простые ценности первых покорителей прерий, он совершенно асексуален.
(кадр из фильма "Спокойной ночи и удачи" Джорджа Клуни) |
Замахнемся на святое, на "Великолепную семерку" (1960) Джона Старджеса. Помните: пеоны, обратившиеся за защитой от бандитов к потерянным стрелкам, спрятали в лесу всех женщин селения, опасаясь группового изнасилования. И что же, как коротали Крис, Вин и Бритт вечера в этой мексиканской дыре? И не потому ли они позволили примкнуть к своей команде смазливому мальчишке Чико, что сыгравший его Хорст Бухгольц был в те годы вылитый Ален Делон?
А что это за причудливая парочка, связанная некой былой тайной, вершит справедливость в не менее легендарном фильме Эдварда Дмитрика "Варлок" (1959)? Денди, сыгранный красавцем Питером Фонда, и корявый головорез Энтони Куинна — это же идеальный гей-дуэт. Так можно зайти очень далеко, и если после выхода "Горбатой горы" никто еще не прошелся по истории вестерна в подобном духе, то это лишь дело времени. А это все равно что в России объявить фильмы "Подруги", "Два бойца" и "Служили два товарища" скрытыми по цензурным резонам гомосексуальными метафорами. Понравится ли академии столь же смелый подход Энга Ли к вестерну, судить сложно.
МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ
От раввина до самурая
Пальму первенства удерживает Авраам Белинский из фильма Роберта Олдрича "Фриско Кид" (1979): молодой польский раввин, случайно оказавшийся на Диком Западе, не только сберег драгоценный свиток Торы, который вез родителям невесты, но и освоил ремесло грабителя банков. Впрочем, еще в 1911 году другой классик жанра — Ален Дуэн снял "Идиш-ковбоя", за которым последовал "Ковбой-социалист" (1912) — ничего, кроме красноречивых названий, от этих фильмов, правда, не сохранилось. Второй в воображаемом хит-параде ковбоев-фриков — "Слепой" (1971) мастера "спагетти-вестернов" Фердинандо Бальди. Слепота не мешала герою разить негодяев, стреляя на шорох в попытке отбить у похитителей пятьдесят девственниц. А в 1930-х годах был популярен персонаж Джина Отри, к месту и не к месту вдруг заходившийся сладкими руладами: впервые он появился в фильме Мэка Райта "Поющий ковбой" (1936). В 1950-х годах жанр неожиданно и ненадолго феминизировался. В "Сорока ружьях" (1957) Сэмюэля Фуллера герою противостояла женщина с бичом, скакавшая по прериям во главе банды из сорока отпетых стрелков — садомазохистские интерпретации во фрейдистском духе напрашиваются сами собой. В 1964 году появился незабвенный "Лимонадный Джо" чеха Олдриха Липского, где блюститель справедливости, сыгранный Карелом Фиалой, не пил ничего крепче кефира и после каждого удачного выстрела возносил хвалу кока-коле. В конце 1960-х годов в США наступила великая переоценка ценностей: ковбои поменялись местами с индейцами. В "Охотниках за скальпами" (1968) Сидни Поллака именно бледнолицые наездники занимались таким, казалось бы, традиционно индейским видом спорта, как коллекционирование скальпов врагов. В 1985 году в финале "Бледного всадника" Клинта Иствуда выяснялось, что его одинокий мститель скорее мертв, чем жив: орнамент пулевых отверстий украшал спину первого ковбоя-зомби. И наконец, как символ глобализма в 1993 году в фильме Майка Кейча "Самурай-ковбой" токийский бизнесмен, разочаровавшись в гонке за прибылью, отправлялся в Техас наслаждаться простыми радостями разведения крупного рогатого скота. |