Стыд куросвинье не товарищ

«Бедные-несчастные»: Йоргос Лантимос экспериментирует с чувством жалости

На стриминговых платформах вышли «Бедные-несчастные», стимпанк-сказка о внучке Франкенштейна, только что получившая четыре «Оскара» — в том числе за лучшую женскую роль для Эммы Стоун. Безжалостный исследователь человеческих эмоций Йоргос Лантимос на этот раз рассказывает историю жалости.

Текст: Ксения Рождественская

Фото: Element Pictures, Film Four Ltd.

Фото: Element Pictures, Film Four Ltd.

Женщина в синем платье летит с моста в синюю воду. В черно-белом мире условно викторианского Лондона девушка с диковатым взглядом перебирает клавиши рояля — руками и ногами. Говорить она пока не умеет, но быстро учится. Та же девушка в викторианском платье, но в мини-юбке выходит от любовника на лиссабонские улицы кислотных цветов, чтобы сожрать столько пирожных, сколько в нее поместится, и выблевать их все. Она взрослеет, она открывает для себя секс, нищету, философию, Александрию, парижский бордель, плохих любовников, подруг, социализм. Единственное, что она не может для себя открыть,— это стыд. А и правда, без него лучше.

Великий ученый Годвин Бакстер, преподающий анатомию, а в свободное время проводящий эксперименты над животными и препарирующий трупы, получает тело только что погибшей беременной женщины с еще живым ребенком внутри. Что делать? Решение очевидно — пересадить женщине мозг ее неродившейся дочери и реанимировать тело. Годвин и сам сшит на живую нитку, он даже пищу не может принимать, не подключив себя к какому-то аппарату по производству желудочного сока. Когда-то отец Годвина, не менее великий ученый, ставил на сыне разнообразные опыты — зачем? «Чтобы узнать то, чего никто не знал»,— объясняет Годвин. Теперь и он стремится к новым знаниям.

И вот перед нами — прекрасная Белла Бакстер, женщина с мозгом младенца, развивающаяся с невероятной скоростью. Годвина она зовет просто Год, то есть Бог; в русском переводе романа шотландца Аласдера Грея, по которому снят фильм, его звали Боглоу. Белла радостно носится по своему идеальному детскому саду, Бог читает ей на ночь сказки, по дому бегают диковинные животные — куросвиньи и собаки с гусиными головами, вместо игрушек у нее — трупы, которые можно тыкать скальпелем. Белла согласится выйти замуж за ассистента Бога, но сначала решит посмотреть мир с пронырой-юристом. По дороге она выяснит, что единственное, чего хотят и мужчины и женщины,— это ограничить свободу других мужчин и женщин.

Йоргос Лантимос, смотритель кунсткамеры, снимает социопатическое кино, бесконечно увлекательное, очень красивое. Дикое. Все его фильмы — это антропологические эксперименты, собачки с гусиными головами, люди-гибриды, лишенные ненужных чувств. Точнее, сведенные к неким однобоким чувствам: гениальный «Клык», эксперимент по воспитанию идеальной семьи, рассказывает историю послушания. «Лобстер», сделавший Лантимоса звездой, рассказывает историю любви. «Фаворитка», предшественница «Бедных-несчастных», рассказывает о ревности. Все эти чувства выдраны с мясом из человека, помещены в колбочки и баночки, и Лантимос восторженно наблюдает за тем, как эти уродцы пытаются шевелиться. Его фильмы ни в коем случае не психологические исследования, Лантимос терпеть не может, когда актеры спрашивают его о психологической мотивации их героев. Нет никакой психологической мотивации, вот вам мир — живите, не обляпайтесь.

«Бедные-несчастные» рассказывают историю жалости. Если видеть в фильме лишь высказывание о свободе женщины, о тех узах, которыми ее опутывает общество, состоящее исключительно из мужчин, это будет глупое, однобокое кино, сведенное к цирку. Белла победительно и с некоторым садистическим удовольствием всех этих мужчин жалеет, некоторых — слишком сильно. Искать здесь фем-манифест — все равно что искать его в «Нимфоманке» фон Триера или в «Амели» Жёне. Искать здесь историю любви, пусть даже любви к себе,— все равно что искать ее в парижском борделе. Жалость — вот что движет Беллой, жалость и любопытство.

Роман «Бедные-несчастные» шотландца Аласдера Грея вышел в 1992 году, Белла Бакстер в романе олицетворяла в числе прочего Шотландию — причем Грей подчеркивал, что всегда писал о «неуважаемых» чертах Шотландии. Роман был мрачноватой постмодернистской игрушкой, скроенной, как чудовище Франкенштейна, из «некоторых викторианских романов». Лантимос пришел от романа в восторг, познакомился с Греем еще во время работы над «Клыком» и получил права на экранизацию.

«Клык», кстати, заканчивается тем, что девушка, всю жизнь слепо слушавшаяся своего отца и никогда не выходившая за пределы сада, сбегает в большой мир в багажнике отцовской машины. Последний кадр фильма — закрытый багажник: вылезет? Побоится?

Белла Бакстер отправляется в большой мир ни секунды не сомневаясь. Она ничего не боится, это бесстрашие ребенка, которого еще не обломали, бесстрашие женщины, которую невозможно подчинить, бесстрашие человеческого тела, которое уже познало смерть, а сейчас хочет пирожных.

Эмма Стоун, сыгравшая Беллу, здесь ребенок, женщина, картонная невеста, предмет, человек, «дырка», набор костей, желез и органов, волшебный артефакт, приз и орудие убийства — и все это одновременно. Она учится ходить, учится слушать свое тело, учится получать удовольствие. Не учится на своих ошибках, потому что не думает о них как об ошибках.

Лантимос собрал гениальных актеров. Шекспировской силы Кэтрин Хантер (ведьмы в «Трагедии Макбета» Джоэла Коэна), Марк Руффало в роли супермачо/супердушнилы (гораздо веселее, чем его Халк), невероятная Ханна Шигулла, рассуждающая о самоудовлетворении, Рами Юссеф, тут выглядящий, как молодой Карл Маркс, а в сериале «Рами» занимающийся в точности тем же, чем в «Бедных-несчастных» занимается Белла,— «я хочу знать, кто я, я хочу исследовать мир». И конечно, Уиллем Дэфо — и Год, и сын, и чудовище Франкенштейна. Все они веселятся и плачут в балаганчике, но выйти за пределы балаганчика они не могут. Это не их проблема: так устроен мир Йоргоса Лантимоса.

Весь этот большой мир снят в павильоне, декорации выстроены вручную (привет «И корабль плывет» Феллини), съемка велась с использованием ретротехнологий вроде широкоэкранных камер VistaVision (привет «Головокружению» Хичкока): Лантимос считает, что старомодная техника съемки — «самая прекрасная, самая убедительная, а в чем-то и самая человечная и тактильная».

Хоть что-то должно быть человечным в его фильмах.

Лантимос считает, что это кино о втором шансе — героиня может начать все с чистого листа, не испытывая никаких угрызений совести, да и не понимая, что такое совесть. Но с тем же успехом можно считать, что это фильм о том, что, если жить без стыда и социальных рамок, рано или поздно станешь социалисткой. Или о том, как чувствует себя творец, отпуская свое детище в мир, полный сахара и насилия.

«Бедные-несчастные» — отчасти бёртоновская «Алиса в Стране чудес» с социализмом вместо монархии, отчасти «Мулен Руж» с секс-приключениями вместо музыкальных номеров, здесь есть и садистская невинность «Амели», и чопорная меланхолия Гринуэя, и вопросы к Богу от Терри Гиллиама — почему-то о «Бедных-несчастных» не получается думать как об отдельном произведении, они все время что-то напоминают. Это роскошный, буйный, барочный цирк, смешной до слез театр марионеток — и смысл представления не в том, что марионетка Белла Бакстер становится человеком (хотя отсылки к «Пиноккио» тут тоже можно найти). Она становится главным винтиком, на котором держится весь этот мир, ключом, которым можно сдвинуть его с места.

Зачем? Чтобы узнать, что все мужики — козлы.


Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...