Балетмейстер оттепели

На 90-м году жизни в институте Склифосовского скончалась от тромбоэмболии Наталья Касаткина — народная артистка РСФСР, танцовщица, балетмейстер, художественный руководитель Театра классического балета Натальи Касаткиной и Владимира Василёва.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Наталья Касаткина и ее муж Владимир Василёв составляли редчайшую пару балетмейстеров-соавторов: всю жизнь (до смерти Василёва в 2017-м) они ставили только вдвоем, причем так нераздельно и цельно, что в балетных кругах их творческий дуэт называли не иначе чем «КасВас». Этих интеллигентных москвичей с исключительной родословной (в обширной родне Касаткиной пересеклись известные художники, литераторы, артисты, инженеры, архитекторы, режиссеры — в лице основателя МХТ Константина Станиславского) свел Большой театр. Ранний брак артистов балета оказался чрезвычайно гармоничным и счастливым, даром что карьера супругов развивалась по-разному: танцовщица Касаткина была одареннее и ярче своего красавца мужа, а ее репертуар — характерный и классический — обширнее и значительнее.

Общим был страстный интерес к московской балетной истории. В училище их обтачивали легендарные москвичи-педагоги Николай Тарасов и Суламифь Мессерер (выпускной класс у петербурженки Марии Кожуховой Наталья Касаткина вспоминала как страшный сон), в театре они ходили в класс к Асафу Мессереру, искусство характерного танца постигали у Анатолия Кузнецова. Проводником же в глубины истории Большого для них стал Евгений Качаров. Артист миманса, одержимый фанатик танца, обладатель феноменальной памяти и последний партнер Екатерины Гельцер, он-то и ввел юнцов в квартиру былой царицы Большого, которая милостиво одаряла пришельцев своими воспоминаниями и секретами забытого актерского мастерства. Много лет спустя, в 1978-м, для труппы «Классический балет», только что возглавленной хореографами, старик Качаров поставит «Вечер старинной хореографии», возобновив забытые фрагменты древней классики Большого; и эти очаровательные па-де-де и ансамбли с изысканными неведомыми движениями и комбинациями вызовут бурю в застойном балетном безвременье.

Удивительно, но при жгучем интересе к старине собственные интересы начинающих хореографов лежали в иной сфере — советского авангарда.

Того его силового, полуакробатического извода на грани телесных возможностей, которым увлекался Федор Лопухов в 1920-е и часть головокружительных поддержек которого сохранил эстрадный балет в соцреалистические годы. Впрочем, сама по себе реформа балетного языка для Касаткиной и Василёва не была целью: авторы-интеллектуалы мечтали изменить весь строй балетного спектакля, начиная с музыки. В 1962 году в Большом появляется их первенец: одноактный балет Николая Каретникова «Ванина Ванини», либретто по Стендалю молодые хореографы написали сами. Судя по эскизам, это был еще вполне традиционный спектакль. Но явно успешный, поскольку двумя годами позже появляются вполне революционные «Геологи» («Героическая поэма») того же Каретникова, псевдопроизводственный балет о геологической экспедиции и гибельном лесном пожаре с тремя солистами и замаскированным любовным треугольником. Вот тут новый хореографический язык был явлен во всей необузданности — без подобия бытовщины, зато с сумасшедшими поддержками, отчаянными прыжками и рискованными сочетаниями па. Для этой хореографии в Большом нашлась идеальная пара — миниатюрная, бесстрашная Нина Сорокина и неистовый атлет Юрий Владимиров.

Они и стали главными героями следующего хита: Касаткина и Василёв первыми в СССР рискнули поставить «Весну священную» Игоря Стравинского — грубо-первобытную, как у Нижинского, и акробатично-классичную, как положено советскому авангарду. Пафос был вполне оттепельный — в финале, после гибели любимой, Пастух вонзал нож в деревянного Идола, которому и предназначалась жертва. Сама Наталья Касаткина блистательно исполнила роль Бесноватой — устрашающе-прекрасной фанатички, управляющей послушной толпой и посылающей героиню на смерть. «Весну священную» как новейшее слово советского балета Большой театр повез на гастроли в США. Она имела бурный успех: даже придирчивый Стравинский, одобрив постановку, самолично встал за пульт. И после американского триумфа хореографы не поставили в родном театре ни единого балета: хореографическая оттепель с ее многоголосием закончилась, наступил золотой век Григоровича — единственного балетмейстера Большого.

В 1971-м простаивающим хореографам удалось прорваться в ленинградский Кировский театр (теперешний Мариинский): их второй шедевр — «Сотворение мира» на музыку Андрея Петрова — родился из рисунков Жана Эффеля, остроумно комментирующих Ветхий Завет.

Изящество, юмор и прозрачная композиция немноголюдного балета подарили спектаклю долгую счастливую жизнь. Адамами, Евами, Богами и Чертями перебывали едва ли не все главные звезды балетной сцены последней трети ХХ века — от Михаила Барышникова и Екатерины Максимовой до Юрия Соловьева и Владимира Малахова. Редкие вылазки на другие сцены — в Новосибирск, Музтеатр Станиславского,— как и работа над телепостановками и концертными номерами, были вполне продуктивными, но до двух лучших балетов не дотягивали. И лишь в 1977-м Наталья Касаткина и Владимир Василёв получили в свое распоряжение целую труппу — авторам, все еще числящимся в перспективных, отдали московский «Классический балет»: в 1966-м под названием «Молодой балет» он был основан Игорем Моисеевым и за десять лет пришел в полное запустение.

С приходом Касаткиной и Василёва этот убогий коллектив, переименованный ими в Театр классического балета, превратился в самую прогрессивную труппу страны. Тут ставили забытое русское наследие и пиратский западный авангард: Азарий Плисецкий, работавший у Мориса Бежара и Ролана Пети, переносил в Москву с согласия авторов фрагменты их балетов. Тут сочинял миниатюры остроумный Дмитрий Брянцев, лучший молодой хореограф СССР. Сюда в 1980-м приехал Пьер Лакотт и одарил москвичей своей прелестной стариной: в его «Швейцарской молочнице» главную партию изумительно танцевала Екатерина Максимова, не имевшая ролей в Большом. Репертуар, дополненный большой академической классикой, вышел далеко за пределы концертного. Однако и старую классику здесь старались преподнести по-новому, в частности в «Лебедином озере» восстановили «белый акт» Горского, а в массовом вальсе Касаткина с Василёвым задействовали маленькие скамеечки — такие были у Петипа.

Атмосфера в труппе царила лучезарная, из регионов сюда тянулись лучшие артисты. Московское училище снабжало «полуфабрикатами»: отбракованные Большим театром молодые артисты за год работы у «КасВас» превращались в выдающихся солистов — репетиторы во главе с гениальным кузеном Майи Плисецкой Наумом Азариным тут были отборные.

Их стараниями звезды труппы (Маргарита Перкун-Бебезичи, Ирeк Мухамедов, Владимир Малахов и многие другие) сияли ярче, чем их сверстники в Большом: регулярно брали золото на международных конкурсах и заполняли публикой гигантский Кремлевский дворец — собственной сцены у Театра классического балета как не было, так и нет.

Худруки ставили и сами, деятельно и воодушевленно. Но, похоже, их время кончилось вместе с оттепелью: новые оригинальные балеты вызывали скорее смущение, чем восторг. Обозревателю “Ъ”, жившему вместе с балетмейстерами в кооперативе Большого театра, построенном на том самом месте, где некогда стоял деревянный дом семейства Касаткиных, смущение приходилось мучительно преодолевать: мои рецензии 1990–2000-х походили на фельетоны. Но Наталья Касаткина, единственная из жертв обозревательского зубоскальства, умела держать удар. «Вот вы нашего "Спартака" разругали, а в Испании десятитысячный амфитеатр аплодировал ему стоя»,— говаривала, встретив автора во дворе и лучезарно улыбаясь, эта великолепная стильная, умная женщина, сохранявшая всю жизнь старомосковскую неторопливую речь и осанку некоронованной королевы.

Татьяна Кузнецова