«Эти "магазины" рассчитаны для воров»

80 лет назад, 18 марта 1944 года, И. В. Сталин утвердил постановление правительства СССР об организации особых магазинов с продуктами и товарами самого высокого качества и особых ресторанов, включая ночные; причем предназначались они только для руководителей и ценных для власти специалистов, «а также высшего офицерского состава Красной Армии»; это решение выглядело очень странно во время войны и тем более в государстве трудящихся, где равноправие граждан во всех областях жизни объявлялось непреложным законом; но создание этой сети обслуживания было хитроумным маневром в ходе формирования новой элиты несоветского образца.

«И дать еще кожаные сапоги»

Начало примечательной череде событий, о которых потом упорно старались не вспоминать, положило вполне обычное поручение Верховного главнокомандующего, данное заместителю наркома обороны СССР — начальнику Главного управления тыла РККА генерал-лейтенанту интендантской службы А. В. Хрулеву.

«Во второй половине 1941 года,— вспоминал генерал,— наименование гвардейской части получила минометная часть, вернее, часть, вооруженная реактивными установками (РС)».

И у И. В. Сталина возникла мысль как-то выделить новых гвардейцев из общей армейской массы.

«В первой половине 1942 г.,— писал А. В. Хрулев,— Сталин вызвал меня и приказал дать предложение о введении новой формы одежды для гвардейских частей…

Размышления о новой форме одежды шли довольно много времени.

Были самые различные варианты этой формы, которые в основном сводились к тому, что мы должны дать форму гвардейским частям улучшенного качества, т. е. из шерстяных тканей, и дать еще всему составу гвардейских минометных частей кожаные сапоги».

Ну а поскольку было возвращено дореволюционное название элитных частей — «гвардия», у руководителей армейских тыловых служб появилась мысль вернуть им и прежние знаки различия:

«При всех условиях ввести обязательно для рядового, офицерского и генеральского состава погоны».

Вот только пока шла проработка деталей, ситуация значительно изменилась:

«Пока мы занимались разработкой всех этих вопросов,— констатировал генерал Хрулев,— присвоение звания "гвардейская" приняло широкий размах, и мы увидели, что ни с какими предложениями о новой форме одежды нам выступать не следует, потому что в стране не будет ресурсов для того, чтобы обеспечить армию, а зная характер Сталина и его широкую натуру, мы предполагали, что по крайней мере половина действующей армии получит звание гвардейской».

И потому начальник Главного управления тыла предложил И. В. Сталину ограничиться введением в гвардейских частях в качестве особого знака отличия только погон. Однако Верховный главнокомандующий не согласился:

«При обсуждении этого вопроса,— писал А. В. Хрулев,— у Сталина возникло сомнение в целесообразности проведения этого мероприятия. "Если погоны будут носить гвардейские части, то как будут выглядеть остальные части действующей армии?"…

Мы тут же получили задание подготовить предложения о введении традиционных погон русской армии для всех военнослужащих Красной Армии».

Но после того, как образцы погон были готовы, а Политбюро ЦК ВКП(б) 23 октября 1942 года приняло решение «О новых знаках различия для личного состава Красной Армии и войск НКВД», вождь продолжал сомневаться в целесообразности такой перемены:

«Когда мы докладывали свои предложения относительно введения погон, то Сталин все время вносил поправки, и мы убедились, что Сталин старается оттянуть решение этого вопроса... Видимо, его очень сильно волновало, что эта форма напоминает царскую».

Сомнения вождя были вполне обоснованными. На протяжении многих лет советская пропаганда представляла людей в погонах лютыми врагами советских людей. И появление этих знаков различия в Красной армии в момент, когда противник дошел до Волги, как тогда говорилось, «народ мог не понять».

Но настроение И. В. Сталина, как вспоминали его соратники, радикально изменилось после первых же значительных успехов советских войск в ходе Сталинградской битвы. Он начал чувствовать себя победителем, как рассказывал Н. С. Хрущев, своего рода богом, все решения которого окружающие должны были принимать с покорностью и благодарностью. И 6 января 1943 года председатель Президиума Верховного совета СССР М. И. Калинин подписал указ «О введении новых знаков различия для личного состава Красной Армии», опубликованный на следующий день.

Изменением настроения вождя, как и тем, что повеяло возвращением старорежимных порядков, не преминули воспользоваться высокопоставленные чиновники различных ведомств.

«Военная обстановка потребовала»

У глав советских дипломатических представительств за рубежом ранги, напоминающие дореволюционные, появились еще 9 мая 1941 года. И в пояснительной части указа об этом говорилось, что ранги «Чрезвычайного и Полномочного Посла», «Чрезвычайного и Полномочного Посланника» и «Поверенного в Делах» вводятся «в целях установления для дипломатических представителей СССР рангов, общепринятых в международных дипломатических отношениях».

Но все остальные дипломаты рангов не получили, и это вызывало определенные трудности в их общении с иностранными коллегами и за границей, и в Москве. Так что после введения погон в армии руководство Народного комиссариата иностранных дел (НКИД) СССР сочло, что пришло время наверстать упущенное, и добилось успеха. 28 мая 1943 года был утвержден указ Президиума Верховного совета СССР «Об установлении рангов для дипломатических работников Народного Комиссариата Иностранных Дел, Посольств и Миссий СССР за границей», который был назван развитием указа 1941 года.

В новой дипломатической табели о рангах не стало поверенных в делах, но у остальных категорий, исключая третьих секретарей и атташе, появились 1-й и 2-й классы. В тот же день, 28 мая 1943 года, появилось постановление Совнаркома СССР, устанавливающее список должностей в НКИД, посольствах и миссиях, «приписываемых к дипломатическим рангам».

Так, генеральный консул СССР мог получить ранг советника 1-го или 2-го класса. А член коллегии НКИД, не являющийся заместителем наркома,— ранг чрезвычайного и полномочного посланника 1-го класса. Глава советского дипломатического ведомства, его замы и послы за границей получали ранг чрезвычайного и полномочного посла.

При этом вслух не проговаривалось самое главное преимущество, которое обретали дипломаты вместе с рангом.

Перемещать их на нижестоящие малозначащие должности одним росчерком пера, как это бывало прежде, стало довольно затруднительным делом. И возвращенный в Москву посол, к примеру, уже не мог оказаться рядовым юристом в НКИД. Ведь присвоение высших рангов утверждалось Политбюро и для представления о лишении статуса требовалось столь же веские причины, как и для разжалования генералов.

Обрести подобную привилегию хотели и руководящие работники других ведомств. Следующими после дипломатов добились успеха руководители Народного комиссариата путей сообщения (НКПС). 30 августа 1943 года Политбюро утвердило постановление «О введении персональных званий, новой формы одежды и знаков различия для личного состава железнодорожного транспорта», оформленное в виде указа Президиума Верховного совета от 4 сентября 1943 года.

Эту перемену народу решили объяснить, и «Известия», к примеру, писали:

«Военная обстановка потребовала от каждого транспортника особенно четкой и энергичной работы… Установлением военного положения на всех железных дорогах страны, введением нового устава о дисциплине были созданы условия для решительного пресечения малейшей недисциплинированности и расхлябанности на транспорте. Командиры-транспортники получили мощное оружие для улучшения качества всей работы на железных дорогах.

Введение персональных званий и новых знаков различия для работников железнодорожного транспорта еще выше поднимает роль командиров-транспортников, повышает ответственность всех железнодорожников».

Железнодорожное руководство пошло дальше дипломатического и прямо приравняло новые вводимые звания к армейским, и в обширной дорожной табели были, к примеру, «директор-полковник тяги», «инженер-майор пути и строительства» и «техник-лейтенант связи». У старшего и среднего командного состава вводимые знаки различия — погоны отличались от армейских только расположением звездочек. А погоны высшего начальствующего состава НКПС — «генерал-директоров» трех рангов соответствовали генеральским.

Нарком путей сообщения Л. М. Каганович, получивший звание «генерал-директор путей сообщения», имел наплечные знаки различия, очень напоминавшие маршальские.

Не слишком сильно отстала от НКПС и Прокуратура СССР. Причем там не стали мудрствовать лукаво и назвали свои звания абсолютно старорежимно — «классными чинами». Решение Политбюро последовало 16 сентября 1943 года, а в соответствующем указе, датированном тем же днем, говорилось:

«Утвердить сравнительную таблицу гражданских чинов прокурорско-следственных работников органов Прокуратуры СССР с воинскими званиями».

Так, юрист 1-го класса приравнивался к капитану, советник юстиции — к подполковнику, а высшее звание — действительный государственный советник юстиции — соответствовало генералу армии.

В октябре 1943 года погоны и соответствующее приравнивание дипломатических рангов и армейским званиям появились и в НКИД. Так что несоветскую табель о рангах можно было считать воссозданной. Восстановление атрибутов старорежимных порядков шло и по другим направлениям. Самым характерным примером стало создание суворовских училищ, мало чем отличавшихся от дореволюционных кадетских корпусов.

А председатель Комитета по делам высшей школы при Совнаркоме СССР С. В. Кафтанов, к примеру, предлагал правительству:

«В целях укрепления дисциплины среди студентов высших учебных заведений и повышения их ответственности за учебную работу и поведение, как в стенах учебного заведения, так и за пределами его, Комитет по делам высшей школы считает необходимым введение форменной одежды для студентов высших учебных заведений.

Для студентов всех вузов намечено ввести единую форму, в основном похожую на старую студенческую форму (двубортная тужурка с наплечниками, шинель, форменная фуражка). Студенты различных вузов будут иметь на форменной одежде канты соответствующего цвета (в зависимости от типа вуза) и вензеля из начальных букв названия вуза на наплечниках, а также значок соответствующего образца на фуражке».

На этом фоне число ведомств, чьи руководящие работники желали присоединиться к табели о рангах, чтобы приобрести солидный статус и все, что ему сопутствовало, росло как на дрожжах. Но самой частой причиной отказов стала невозможность выделить в военное время ткани и прочие материалы для пошива форменной одежды и обуви.

Однако существовал и обходной путь к заветной цели.

«За создание выдающихся спектаклей»

Еще в начале 1942 года руководство СССР понимало, что для победы в войне требуются меры не только морального, но и материального поощрения. Поэтому «в связи с возросшим значением командиров полков и дивизий в современной войне» И. В. Сталин 11 января 1942 года подписал постановление Государственного комитета обороны (ГКО, ГОКО) «О повышении окладов содержания командирам и комиссарам дивизий, бригад и полков». Так, командирам полков вместо 1200–1300 руб. в месяц был назначен оклад в 1800 руб., командирам дивизий — вместо прежних 1600 руб. — 2200.

В апреле того же года были повышены оклады командирам корпусов, а вслед за тем мало-помалу стали повышаться выплаты и не участвовавшим в боях старшим офицерам и генералам. К примеру, руководящему составу военно-учебных заведений Красной армии.

Тогда же попросили об изменении выплат и руководители НКПС. И в результате оклад начальника дороги вырос до 3000 руб. в месяц. А, к примеру, начальники вагонных служб дорог с 1 апреля 1942 года стали получать 1900–2200 руб.

Похожую на железнодорожную внутреннюю финансовую табель о рангах для научных учреждений утвердили постановлением совнаркома СССР 13 сентября 1942 года. В результате академику А. Ф. Иоффе, как вице-президенту Академии наук (АН) СССР и директору академического института, полагался оклад 7500 руб. в месяц.

Младший научный сотрудник учреждений АН СССР с ученой степенью получал ровно в десять раз меньше.

А ясным ориентиром для всех ведомств стала введенная с 1 декабря 1942 года сетка должностных окладов Госплана СССР. Подавляющему большинству наркоматов, комитетов и организаций союзного уровня, готовившим документы о повышении зарплаты своему штату, утверждали цифры для каждой должности равные или меньшие госплановских. Так, если начальники управлений в Госплане СССР имели оклады 2000–2400 руб. в месяц, то в Наркомате торговли СССР — 1400–1750, в Наркомате здравоохранения СССР — 1300–1600. В оборонных отраслях, напротив, ставки руководителей были выше эталонных и начальники управлений получали 2500–3000 рублей в месяц.

Исключением из общих правил были главные учреждения культуры. Так, «артистам основного оркестра» Большого театра Союза ССР установили вилку окладов 2000–5000 руб., а дирижерам — 6000–9000. Немногим позднее появилось и постановление о премировании в Большом театре. Постановщикам и солистам — «за создание выдающихся спектаклей» выплачивали один или два месячных оклада. Такая же премия ежеквартально полагалась за «высокохудожественное исполнение ролей и дирижерам за высокое мастерство дирижирования… при выполнении установленного для них количества выступлений».

Не обошли вниманием и драматических актеров.

Звездам МХАТа, например, утвердили персональные оклады в 5000–6000 руб. Однако, поскольку важнейшим из всех искусств с ленинских времен оставалось кино, выплаты, установленные после 1942 года работникам художественной кинематографии, были соответствующими. К примеру, режиссеру с окладом 2000–3000 руб. в месяц (в зависимости от категории) за постановку нового фильма выплачивалось от 15 000 до 75 000 руб.

Но абсолютный рекорд того времени принадлежал авторам нового советского гимна. В постановлении Совнаркома СССР от 3 января 1944 года говорилось:

«1. Авторам текста Государственного гимна Союза Советских Социалистических Республик — Сергею Михалкову и Эль-Регистану выдать денежное вознаграждение в размере 100 тысяч рублей.

2. Автору музыки Государственного гимна Союза Советских Социалистических Республик — композитору А. В. Александрову выдать денежное вознаграждение в размере 100 тысяч рублей».

Чтобы понять, много это было или мало, достаточно сказать, что, согласно правительственному постановлению от 30 ноября 1943 года, на большинстве заводов Наркомата электростанций СССР для рабочих самого низкого 1-го разряда была установлена почасовая ставка 0,66 руб. при восьмичасовом рабочем дне без выходных. Для рабочих более высоких разрядов ставка пошагово увеличивалась и для наивысшего тогда 8-го разряда почасовая оплата возрастала по сравнению с 1-м разрядом в 3,6 раза. В итоге самые квалифицированные из этих рабочих рабочие зарабатывали примерно столько же, сколько технические сотрудники в наркоматах.

Так что солидные выплаты, улучшенные пайки и прочие полагающиеся к должности блага вызвали резкий приток желающих попасть в ряды новой элиты, поражавший даже видавших виды кадровиков.

«Наркомы поддержали предложение»

Наиболее ярко и наглядно этот процесс проявлялся в армии. Если до начала войны в РККА было 994 генерала, то к весне 1944 года их стало почти втрое больше. И начальник Главного управления кадров Наркомата обороны СССР генерал-полковник Ф. И. Голиков докладывал И. В. Сталину:

«Уже сейчас мы имеем почти 3 тыс. генералов (2952 чел.). Это очень серьезная цифра. В сравнении с другими армиями она будет выглядеть так: США — 1065 генералов, сухопутная армия Англии — 517 генералов, Германия — 2198 генералов (без санитарной и ветеринарной службы), Япония — 1209 генералов (данные разведывательного Управления от 25 января 1944 года). Требования на присвоение новых и новых генеральских званий не прекращаются и не ослабевают. Особенно они велики по линии службы тыла Красной Армии (в тоже время они наиболее сдержаны из действующей армии и по общевойсковой линии). С точки зрения штатной нам могут предъявить требования еще на присвоение 6 тыс. генеральских званий. Это вытекает из того, что в действующих сейчас штатах военного ведомства установлено 9007 должностей, которые должны и могут замещаться лицами генеральского состава.

Эта цифра в 3 раза больше количества уже имеющихся генералов.

Кроме того, нужно учесть, что в целом ряде случаев центральные управления стремятся добиться генеральского звания даже тем лицам, должностное положение которых определяется категорией "Подполковник-полковник"».

Главный армейский кадровик сообщал Верховному главнокомандующему и об особых способах, к которым прибегают для получения генеральских званий:

«Основные центральные управления НКО представляют свои кандидатуры в СНК СССР на присвоение генеральских званий каждое самостоятельно, исходя из своего собственного критерия и своих ограниченных служебных интересов. При этом стараются избежать представления через Главное Управление Кадров НКО и избавиться от его контроля. Нагляднее всего это проявляется со стороны Управления Тыла, где ярко выражено стремление как можно больше произвести генералов и возвести их в высший ранг. Уже сейчас по службе тыла имеется 326 генералов, что составляет к общему числу 11,04%. Это обстоятельство приводит к фактам незаслуженного присвоения генеральских званий».

Писал генерал-полковник Голиков и о слабой военной подготовке новых военачальников:

«Очень велика цифра генералов, не имеющих никакого военного образования,— 142 чел. (4,8% к всему составу генералов).

Также очень велика цифра генералов, имеющих военное образование всего лишь в объеме военного училища (443 чел.) и курсов (769 чел.), что составляет 41,05% (по обеим цифрам). К генеральскому составу необходимо предъявить серьезные требования в отношении собственного военного образования. В первую очередь нужно потребовать от лиц, вовсе не имеющих военного образования, подготовиться и сдать за военное училище».

Говорилось в докладе и о количестве генералов, которые служат вдали от фронта:

«Из 2952 генералов Красной Армии — 1569 чел. (или 57,5%) находятся в органах управления, из них 395 чел. — в Центральном аппарате НКО, 1174 — во фронтовом, окружном и армейском аппарате. В войсках же (в корпусах, дивизиях, бригадах, училищах, академиях и научно-исследовательских институтах) находится 1256 генералов (или 42,5%). При всем значении органов управления все же необходимо установить более правильное распределение генеральского состава между аппаратом управления и между войсками».

Похожая картина с поправками на специфику ведомств наблюдалась и в гражданских наркоматах.

Ко всему прочему резкий рост зарплат ответственных работников, офицеров и генералов, а также увеличение числа других получателей высоких окладов привел к появлению дополнительных проблем. Для всех выплат новой элите требовались огромные деньги, которые после выдачи получателям в государственную казну практически не возвращались. Ведь объем покупок по карточкам был ограничен, и за всем необходимым обращались либо на рынки, либо к способным достать что угодно спекулянтам.

Перед руководителями торговых и финансовых органов была поставлена задача восстановить равновесие между доходами наиболее высокооплачиваемой части граждан и их расходами так, чтобы деньги не уходили в частные руки.

«Как это сделать при крайне ограниченных товарных ресурсах,— вспоминал бывший в то время наркомом торговли РСФСР Д. В. Павлов,— никто не знал.

Ломали голову, искали выход».

О предложении вернуться к торговле по повышенным — коммерческим — ценам, он узнал в январе 1944 года на совещании у заместителя председателя Совнаркома СССР и члена ГКО А. И. Микояна:

«Микоян сказал, что в ЦК партии состоялся обмен мнениями о том, что наряду с нормированным снабжением следует открыть коммерческие магазины и рестораны. Вначале в виде опыта в Москве, а затем, если он окажется удачным, и в других городах. Цены в этих магазинах должны быть установлены примерно на уровне цен колхозных рынков. Выпуск товаров, направляемых в коммерческую сеть, необходимо сосредоточить на лучших фабриках, где есть возможность изготовлять вещи высокого качества, в удобной и привлекательной упаковке. Коммерческие магазины должны быть крупными, иметь подсобные помещения для хранения товаров. Для работы в них следует подбирать квалифицированные кадры продавцов и кассиров. Коммерческая торговля позволит гражданам, получающим высокую зарплату, покупать товары у государства, а не у частника на рынках. Наркомы поддержали предложение Микояна».

К чему приведет создание новой элитной торговой сети в тот момент еще никто не догадывался.

«По особым ценам без карточек»

Уже 12 февраля 1944 года А. И. Микоян подписал шесть распоряжений Совнаркома СССР, согласно которым при Наркомторге СССР создавалось Главное управление по особой торговле (Главособторг) на полном хозяйственном расчете, с центральной заготовительной конторой, продовольственными и промтоварными базами. Наркомторг помимо того обязывали передать в новую организацию опытных работников. Главособторгу передавались магазины и рестораны в Москве, которые предписывалось срочно отремонтировать. И, как бы комично это ни звучало, руководителей Особторга по обеспечению, по сути, включили в состав новой элиты.

Наркомат легкой промышленности обязали в кратчайшие сроки произвести для главного промтоварного магазина Особторга — московского Центрального универмага (ЦУ, ЦУМ) товары высокого качества и в самом срочном порядке выделили для этого сырье. Немедленной поставки гастрономам Особторга высококачественных продуктов потребовали от пищевых наркоматов.

Все, что можно было сделать в столь короткие сроки, было сделано, и 18 марта 1944 года И. В. Сталин подписал постановление Совнаркома СССР, в котором объяснялась причина появления Особторга:

«В целях обеспечения для работников науки, техники, искусства, литературы и для высшего офицерского состава Красной армии возможности покупки в магазинах без карточек (по особым ценам) продовольственных и промышленных товаров высокого качества и широкого ассортимента, а также для обслуживания указанной категории интеллигенции ресторанами».

Постановлением предписывалось открыть в Москве 50 ресторанов Особторга, из них 20 ночных, работающих до 5 утра.

Но главное внимание в документе уделялось магазинам:

«Открыть в г. Москве с 15 апреля 1944 г. 20 продовольственных магазинов, в том числе 8 гастрономических магазинов, торгующих всеми продовольственными товарами, винами, напитками и табачными изделиями, установленного для них ассортимента, и 12 специализированных продовольственных магазинов, торгующих полным ассортиментом своей группы товаров…

Открыть в г. Москве с 15 мая 1944 г. Центральный универмаг, торгующий одеждой и обувью по индивидуальным заказам, трикотажем, бельем, галантерейными и парфюмерными товарами и головными уборами, и 4 специализированных магазина, торгующих галантерейными и парфюмерными товарами и головными уборами».

Оказалось, правда, что все эти торговые точки будут открыты не только для избранных, но и для всех, имеющих деньги:

«Установить, что продажа продовольственных, галантерейных и парфюмерных товаров и головных уборов в магазинах, торгующих по особым ценам без карточек, производится всему населению».

Но для представителей новой элиты устанавливались особые льготы:

«Установить для работников науки, техники, искусства и литературы продажу товаров из указанных магазинов со скидкой 25% с прейскуранта, утвержденного настоящим Постановлением, а для высшего офицерского состава Красной армии — 35%».

Но существовали и определенные ограничения:

«Продажа товаров… со скидкой, производится по лимитным книжкам, выдаваемым лицам, согласно прилагаемому перечню, с правом покупки продовольственных товаров в пределах до 4000 руб. в месяц и промышленных товаров до 10 000 рублей на квартал».

Для всех, кому лимитные книжки не полагались, вводились ограничения по продаже товаров в одни руки. К примеру, один покупатель мог купить не более двух коробков спичек. В одни руки давали только пять куриных яиц, одну банку консервов и один кусок мыла.

Ассортимент коммерческих магазинов также оставлял желать много лучшего, а с сегодняшней точки зрения был просто жалок. Но после долгого отсутствия товаров заполненные прилавки магазинов Особторга вызывали тогда восхищение. Однако смешанное с яростью. Преподаватель Горьковского педагогического института иностранных языков Г. Е. Изюмов писал в дневнике:

«Цены ужасные, так что эти "магазины" рассчитаны для воров».

Но самым неожиданным оказалось то, как Особторг повлиял на рыночные цены.

«Дал бюджету 8 млрд»

Несмотря на первоначальные заявления о том, что цены в магазинах будут «примерно на уровне цен колхозных рынков», опубликованные много позже данные свидетельствовали об обратном. По данным статистических служб десяток куриных яиц в апреле 1944 года продавался на рынках в среднем по 170,63 руб., а в Особторге — 200. Молоко за литр — 52,05 и 60 руб. соответственно, сливочное масло за килограмм — 630 и 1000.

Еще дороже было все то, что на купить на рынке было невозможно. Особторговские цены особенно впечатляли в сравнении с государственными. Так, в том же апреле 1944 года килограмм сахара в госторговле, по карточкам, стоил 5,7 руб., а в Особторге — 1050 руб. Правда, к концу 1944 года цену на него сбросили сначала до 750, потом до 650 и до 550 руб. Но даже после этого покупатели чаще всего брали не более 50 г сахара.

Несмотря на множество жалоб граждан на дороговизну в Особторге, руководители советской торговли уверяли, что именно эта сеть магазинов способствовала снижению общего уровня цен на рынках. Правда, в Наркомате финансов СССР придерживались несколько иной точки зрения:

«Введенная в мае 1944 г. коммерческая торговля (открытая продажа товаров через сеть "Главособторга" по ценам, ориентирующимся на соотношение спроса и предложения, т. е. близким к рыночным ценам) оказала известное влияние на рыночные цены.

В 1944 г. цены колхозного рынка снизились в среднем на 20–30%, а по некоторым сельскохозяйственным продуктам в 2 и более раз.

Однако это снижение цен колхозного рынка в основном объясняется повышением количества продуктов, выбрасываемых на рынок (с 12 млрд руб. в 1943 до 17 млрд руб. в 1944 г. в ценах 1940 г.), развитием огородничества и улучшением снабжения населения по карточкам».

Анализируя опыт коммерческой торговли в заканчивавшемся 1944 году, в Наркомфине высказывали сомнения и в том, что она сможет вернуть государству накопленные в кубышках крупные суммы:

«Имеющийся за полугодие опыт коммерческой торговли свидетельствует о том, что она не может обеспечить втягивания в оборот государственно-кооперативной торговли избыточной денежной массы, выпущенной в обращение, в таких размерах, чтобы можно было бы в кратчайшие сроки достигнуть соответствия между количеством денег в обращении и потребностями хозяйственного оборота в деньгах.

Ввиду высокого уровня цен, коммерческая торговля не может рассчитывать на широкий круг покупателей.

Лица же, накопившие крупные денежные суммы и вместе с тем не нуждающиеся в товарах для удовлетворения своих первоочередных потребностей, задерживают у себя на руках денежные суммы, ориентируясь на понижение рыночных цен и выжидая понижения, снижения коммерческих цен. Расширение коммерческой торговли посредством общего снижения ее цен означало бы реальное обогащение этих лиц, накопивших крупные денежные суммы посредством спекулятивных операций по высоким рыночным ценам. Еще в меньшей степени коммерческая торговля, взятая сама по себе, в состоянии преодолеть внеплановое перераспределение доходов и дальнейшее сосредоточение денег на руках у спекулятивных элементов».

Но Особторг за 1944 год, как говорилось на совещании в Наркомфине в марте следующего года, «дал бюджету 8 млрд руб.». И все сомнения были отброшены.

«С 1 июля 1944-го,— писала профессор Е. Д. Твердюкова,— открылись два продовольственных магазина и два ресторана в Киеве, с 15 июля — в Ленинграде, с августа начали свою работу коммерческие магазины в Горьком, Свердловске и Челябинске. Уже к 1 апреля 1946 года число городов, в которых действовали предприятия Особторга, выросло до 131. К концу 1947-го коммерческая сеть в стране была весьма разветвленной.

В рамках Главособгастронома, Главособунивермага, Главдорресторана в нее входили 673 продовольственных магазина, 399 универмагов, 688 ресторанов, 974 столовые, 3604 буфета».

Неуклонно росли и доходы бюджета. В 1945 году коммерческая торговля принесла ему более 11 млрд руб., а в голодном 1946 году, когда люди были вынуждены покупать в Особторге даже хлеб,— без малого 40,3 млрд. Нет сомнения в том, что новая элита внесла в этот процесс передачи денег государству свой немалый вклад. Но покидать обжитые руководящие места никто добровольно не собирался. Однако немало офицеров и генералов было уволено в запас после окончания войны и сокращения вооруженных сил.

И вот что примечательно — в документах Секретариата ЦК по кадровым вопросам было очень мало назначений на более или менее значимые посты тех, кто воевал на передовой. Среди анкет назначенных товарищей было немало партийных работников, в войну бывших политработниками, хватало и специалистов армейских тыловых и снабженческих служб, а боевых офицеров практически не наблюдалось.

Ветераны власти давали самые разные ответы о том, почему в сложившейся после репрессий и войны правящей элите не оказалось тех, кто вынес на своих плечах всю тяжесть войны. Самая распространенная версия гласила, что с бывшими фронтовиками тяжело было работать. Они, мол, испытывали то, что теперь называется посттравматическим расстройством. Говорили и о том, что Сталин считал бывших военных не способными к управлению гражданскими предприятиями и организациями, и от этого принципа потом долго не отступали. Но самым близким к истине выглядел другой взгляд: партийные секретари всех уровней в массе своей не воевали, и не хотели, чтобы герои войны служили им постоянным напоминанием об этом обстоятельстве.

Евгений Жирнов