Андрей Колесников о Владимире Путине

09.05.2024, 22:01

Парадно-выходная форма надежды

Она была продемонстрирована на Красной площади 9 мая

9 мая президент России Владимир Путин принял военный парад на Красной площади. Специальный корреспондент «Ъ» Андрей Колесников, как всегда, пропустил происходившее через себя.

Все знали, что будет холодно. Конечно же, все. Но почему тогда по крайней мере половина из тех, кто знал, пришли в таком виде, как будто это был большой военный секрет, который им не выдавали вплоть до начала мероприятия.

И я не про непокрытые головы. Этого было сколько угодно, и ладно. Я, например, про сотрудника посольства одной африканской страны, который вышел из машины на краю Манежной площади и пошел к очереди на вход (а в эти минуты, в самом начале десятого, это была длинная очередь). И вот на него было очень больно смотреть. Дело в том, что он оделся по форме, причем парадной, а она включала сандалии на босу ногу и легкую накидку из полупрозрачного серого хлопка до колен, спасающую в лучшем случае от комаров. Так послы ходят на вручение верительных грамот. Скорее всего, это и был сам посол.

Я думал, очередь сразу пропустит его. Но здесь не было случайных людей. Здесь всем надо было. Здесь все стояли за себя, а не за того парня.

Кто-то в очереди посочувствовал, впрочем, ему, но к нему не обращаясь:

— Говорят, там пледы, что ли, дают и накидки какие-то. Может, дойдет...

— Ну нет, пока дойдет, околеет... Я вам как врач говорю... Там, наверху, на подъеме, ветрище-то какой!..

Я понимал: скоро начнут делать ставки.

Были, конечно, и те, кто сразу обнаруживал все свои чувства, да и всю суть свою, начиная неприлично улыбаться при одном только взгляде на человека. Один такой, в длинной, тоже чуть не до колен, куртке, а может, в пальто, с капюшоном, подбитым волчьим мехом, совершенно не мог сдержать себя, да и не старался.

Единственный, кто воодушевил меня в этой ситуации, был непосредственно африканец. Он совершенно, казалось, не дрожал от холода и принимал жизнь такой, какой она сложилась для него. И похоже, он знал, на что шел. И понимал, через что придется пройти. И этап отрицания неизбежного или депрессии были уже давно позади. Мы присутствовали при этапе принятия.

Между тем надо отдать должное организаторам, очередь, так сказать, на паспортный контроль шла быстро, и скоро ты оказывался уже в другой очереди, где осуществлялся таможенный. Все лишнее оставалось здесь. То есть опытные люди, а такие тут преобладали, брали с собой, к примеру, наборы для электронных сигарет, которых было уже не жалко (а у каждого есть такие; вернее, такие, которые не так жалко, как другие). Теоретически за ними можно было вернуться и поискать потом среди десятков таких же в общей картонной коробке, но не все были готовы. Минеральная вода тоже была ни к чему, ее потом и так выдавали в подарочных красных и белых мешках. Гости левой трибуны получали красные, а правой — белые. Где-то, я уверен, выдавали и синие мешки-рюкзаки. Однако не понял где.

Но вот зачем было брать с собой огромные наушники, которые один молодой человек положил на столик рядом с рамкой металлоискателя, я не знаю. Может, ему казалось, что изо всей музыки в это утро ему смогут предложить только российский гимн. А ему этого было недостаточно. Может, он хотел послушать еще Седьмую симфонию Шостаковича.

Здесь, во второй очереди, которая тоже двигалась динамично, несмотря на то, что поток гостей активно прибывал, беспокоились уже насчет туалетов, и они здесь были, но воспользоваться ими получалось не у всех: карты некоторых банков двери биотуалетов не открывали, а бабушек-кассиров тут не было. Не стану отмечать банки, проявившие себя в этой ситуации с лучшей стороны: вряд ли это повлияет на их позиции в рейтинге надежности. Впрочем, в рейтинге привлекательности — вполне.

Третья очередь была на входе уже на трибуны. Эта оказалась самой обширной, то есть даже и геометрически: она на глазах расползалась как флюс, имея форму окружности. И я уж не понимаю, как и ее удавалось так быстро редуцировать организаторам. То есть людей — ты видел — становилось все больше, но при этом ты сам проходил к горловине, через которую все просачивались, без преувеличения быстро.

Но все-таки количество людей начало меня в какой-то момент смущать. Так ведь раньше не было. Но места для людей не могло быть больше: Красная площадь есть Красная площадь, а трибуны есть трибуны. Не, их не могло быть больше, чем в прошлый раз.

Потом, мне показалось, я догадался: похоже, большинство людей решили, что они умнее других, и пришли попозже, почти к дедлайну, который наступал в 9:30 (после этого вход закрывался), чтобы не мерзнуть. Но было уже и 9:30, а только мерзли все.

Жаль было, например, и. о. главы ФНС Даниила Егорова в легком плащике без шапки.

— Да, дурь я сделал,— согласился он.— О-очень жалею! Ну как можно было!..

Он даже не собирался искать себе никаких оправданий.

Но тут мне на глаза снова попался африканец, который все-таки добрался до трибун, и при этом, знаете, стало немного теплее, хотя бы на душе. А от чего именно, не нужно было разбираться.

Да еще стоило посмотреть на тех, кто томился на площади уже не первый час. И вот тут уж комок подступал к горлу. Ведь виднелась колонна девушек в коротких белых юбках.

Но какие-то из этих колонн оказались на площади и недавно. Дело в том, что допуск для них был еще жестче, чем для штатских, и занимал время. Проверяющие не только в обязательном порядке снимали магазины у карабинов, но и не отказывали себе в удовольствии заглянуть в дула. Там не должно было быть ничего лишнего. А вернее, вообще ничего. Неожиданности тут были тем более не нужны.

Между тем за последним, как предполагалось, КПП, уже при входе на трибуны, номера которых были указаны в приглашении, располагался, как обычно, единственный длинный проход, в котором наблюдалась такая толчея, что можно было уже и согреться.

Но не все, не все тут так уж мерзли, следует признать. Вот музыкант Игорь Бутман нисколько не замерз, а ведь наверняка вернулся к параду из теплой страны, где мог попытаться хоть чуть-чуть выдохнуть, причем, слава Богу, не в какой-нибудь саксофон. Да, все подтвердилось: уже три года подряд не опаздывает на парад. А потому что есть кому следить за всем этим.

Главный раввин России Берл Лазар ответил на мой немой вопрос:

— Да, это праздник не только победы. Это праздник спасения для нашего народа. Я хожу сюда уже 25 лет, и ни разу не пропустил.

И он неожиданно осторожно добавил.

— И надеюсь ходить и дальше.

Нет, он, мне кажется, может не сомневаться: да, его позовут.

Ветераны сидели в основном на центральной трибуне, но и здесь, на Большой левой, были тоже (хоть и было их совсем уже немного — не так, как раньше) и рассказывали про то, что было тогда, и торопились, словно опасались, что их не дослушают, но все-таки говорили уверенно, ибо было видно: не в первый раз.

Около первой трибуны, ближайшей к Мавзолею, по понятным причинам толпилось особенно много журналистов. Здесь нашли себе работу все фотографы. К одному из них вдруг обратилась одна из двух женщин лет пятидесяти. Они тут были энергичней всех, и тоже снимали крошечными любительскими фотоаппаратами, но на долгую память, причем снимали налево и направо просто все и всех подряд.

— Подождите,— буквально фотокорреспондента схватила за руку одна.— Нас снимите! А то мы не дотягиваемся!

Она имела в виду, наверное, что не получается селфи.

И она сунула ему в руку свой фотоаппарат.

— Да у меня времени нет! — запротестовал было он.

— Как нет?! — в отчаянии воскликнула она.— А у нас есть? Мы из Канады приехали!

— Тогда тем более нет,— твердо ответил фотограф.

Он знал правила поведения на этой площади. Вернее, думал, что знал.

— Зря вы так,— расстроилась женщина.— Зря. Мы там на передовой! Стоим за русских. Нас рано вычеркивать!

Я ей, между прочим, верил. Поэтому и помог, сфотографировал. Не хотел, чтобы у них остался осадок от парада. Не нужно этого.

На первой трибуне уже почти все и собрались. Вот и. о. премьера Михаил Мишустин о чем-то увлеченно беседовал со спикером Госдумы Вячеславом Володиным, причем оба профессионально прикрывали рты ладонями, и не от ветра. Так говорят между собой тренеры на скамейке запасных, когда не хотят, чтобы соперник прочитал смысл по губам (а потому что были прецеденты).

И спикер Совета федерации Валентина Матвиенко пришла, и замсекретаря Совета безопасности Дмитрий Медведев, который сел по одну сторону от нее, а Михаил Мишустин уже был по другую, и когда в самом начале парада вдруг окончательно разверзлись хляби небесные, над ней раскрыли такой зонт, что под ним поместились и тот и другой, а мог бы нырнуть и тот, кто держал.

А вообще все тут были как-то подозрительно веселы и оживленны, словно что-то уже знали, если не про себя, то про соседа...

И говорят, что кабинет министров не совсем в том же составе, но все-таки не то чтобы изменившийся до неузнаваемости придет и на следующий парад.

Еще не могу не сказать, что обращали на себя внимание два длинных белых следа в небе. Люди вглядывались.

— Может, самолет, а может, ракета...— рассудительно говорил кто-то на трибуне за моей спиной.

— Да какая ракета, угомонись ты...— отвечал там, за спиной, неуверенный женский голос.

Перед самым началом мероприятия, в 9:58 я с огромным удовлетворением увидел нашего африканца на соседней трибуне в плаще из подарочного мешка. Все было хорошо.

А плед из этого мешка стелили на пластиковое сиденье, так как было оно мокрым и холодным. Причем важная деталь: не следовало снимать полиэтиленовую пленку, поскольку во время парада три раза возникло желание встать, и встали: вносили знамя Победы, объявляли минуту молчания и играли гимн. И если в этот момент шел снег или моросил дождь, а так и было, то без пленки плед намок бы, попробуй сядь обратно, а тут можно было просто стряхнуть капли воды.

Кроме пледа и плаща добрые люди положили в красный мешок молочную шоколадку с символикой 9 Мая, флажок, георгиевскую ленточку со значком, пилотку и, главное, многозначительную модель российского межконтинентального сверхзвукового стратегического бомбардировщика Ту-160 (масштаб 1:164) «Павел Таран», который предстояло собрать. Как всю, собственно говоря, Россию.

Все шло как надо, только, мне казалось, быстрее, чем обычно. То есть холод как будто подстегивал всю церемонию.

Так, министр обороны Сергей Шойгу как-то очень уж быстро объехал колонны со своим приветственным словом. И речь Владимира Путина была недолгой.

Но на трибунах сначала все вокруг, конечно, шептались:

— Да что же он шапку-то не надевает!..— отчаивались одни.

— Принципы...— серьезнели другие.

Все тут были немножко Валентиной Матвиенко, которая обещала купить Владимиру Путину хотя бы перчатки (и, между прочим, купила сразу три пары).

Речь президента была жестче, чем обычно на таких парадах. Или даже жестче, чем год назад, когда и так все было уже слишком жестко.

— Сегодня мы видим, как правду о Второй мировой войне пытаются исказить,— говорил Верховный главнокомандующий.— Она мешает тем, кто привык строить свою, по сути, колониальную политику на лицемерии и лжи. Они сносят мемориалы истинным борцам с нацизмом, ставят на пьедесталы предателей и пособников гитлеровцев, перечеркивают память о героизме и благородстве солдат-освободителей, о той великой жертве, которую они принесли во имя жизни.

Раньше в праздничный день Владимир Путин предпочитал не говорить в таких выражениях о неприятном.

— Мы отвергаем претензии любого государства или альянса на исключительность, знаем, к чему ведет непомерность таких амбиций. Россия будет делать все, чтобы не допустить глобального столкновения, но в то же время никому не позволим угрожать нам,— продолжал он.— Наши стратегические силы всегда в боевой готовности.

Это должны были вскоре подтвердить и некоторые машины на Красной площади, и ближайшие военные учения с ядерным тактическим оружием. Да и просто вид Владимира Путина.

— На Западе хотели бы забыть уроки Второй мировой войны,— добавил президент,— а мы помним, что судьба человечества решалась в грандиозных битвах под Москвой и Ленинградом, Ржевом, Сталинградом, Курском и Харьковом (конечно, Харьковом, и не под ним ли решится снова? — А. К.), под Минском, Смоленском и Киевом (или под Киевом? — А. К.), в тяжелых кровопролитных боях от Мурманска до Кавказа и Крыма.

Следующая фраза была адресована непосредственно сегодняшнему дню:

— Три первых долгих, труднейших года Великой Отечественной войны Советский Союз, все республики бывшего Советского Союза практически один на один сражались с нацистами, тогда как на военную мощь вермахта работала практически вся Европа!

При этом речь заняла меньше времени, чем обычно. Да и вся церемония — я потом посмотрел на часы — около 50 минут.

Парад в честь Дня Победы

Фотогалерея

Быстро шли по площади колонны, и нештатным был один лишь нюанс (по крайней мере, я обратил внимание только на него). У морского офицера отстегнулся кортик, вот что случилось, и упал, конечно, на брусчатку, причем вместе с ножнами, из которых затем тоже выпал.

А за колонной, в которой шел этот офицер, двигалась та многострадальная, как мне казалось, колонна девушек в белых юбках, и их командир бросила взгляд на кортик (по крайней мере, издали казалось, что это именно он) и тем же самым взглядом дала приказ девушке, которая шла сзади крайней справа, поднять его.

И вряд ли они отрабатывали эту ситуацию на генеральной репетиции. Но та, другая девушка на ходу нагнулась и, не сбивая шага, подхватила кортик и бесстрашно и молниеносно загнала его под белый рукав блузки. И продолжила с улыбкой маршировать. И, черт возьми, это было красиво.

А потом еще ботинок был кем-то утрачен.

Пошли десантники, и тут один немолодой дяденька на нашей трибуне встал, приложил руку к берету на своей голове и застыл. Его кто только ни сажал затем: и соседи, и распорядители, и начальники распорядителей... Да куда там: отстоял свою вахту, даже не реагируя, дольше положенного: десантники уж скрылись с Красной площади и шли уж даже курсанты, а он, похоже, все еще не получил команду «вольно» от себя внутреннего.

Да, и на шпица Умку, конечно, все обращали внимание. Мало кто знает, что он участвует почти в каждой поездке белорусского президента вместе с сыном Николаем и другими близкими, но в этот раз Умка заслужил общее внимание, был выставлен без преувеличения напоказ. Внес то ли щемящую, то ли щенячью ноту. То есть сделал свое дело.

Все обратили внимание, что Владимир Путин много беседует с ветераном, сидящим справа от него. Людям этим, как тот человек, было уже по сто лет (для каждого из них на центральной трибуне имелось персональное место с табличкой с фамилией), и никак, конечно, не отделаться было от мысли, что на следующем параде мы можем их не увидеть, а все-таки это были стальные люди.

Программа воздушного парада была сокращена, но тем не менее он состоялся. Мы увидели Су-30СМ, МиГ-29, Су-25... Над Красной площадью полетели, мне казалось, только те, что случае чего сами могли атаковать.

К окончанию церемонии к Мавзолею подогнали сразу много гольф-каров: для ветеранов и для глав государств, которые участвовали в ней (были президенты Белоруссии, Казахстана, Киргизии, Таджикистана, Туркмении, Узбекистана, премьер Армении улетел из Москвы домой, пояснив уже накануне, что не считает нужным участвовать в таких церемониях на Красной площади два года подряд, а на самом деле вряд ли причина была, конечно, только в этом, и вызывающее поведение его в конце концов придется оценить так, как он, видимо, хочет).

Кроме стран СНГ присоединившимися (по крайней мере к празднику) следует назвать Кубу, Гвинею-Бисау и Лаос. Их лидеры по окончании парада тоже вступили на Красную площадь, чтобы проследовать в Александровский сад к Вечному огню.

Тут у глав государств был выбор: дойти пешком или доехать на гольф-карах. Все они, как я понял, решили ориентироваться на Верховного главнокомандующего, который в это время приветствовал офицеров и ветеранов. Увидев, что он пошел пешком, все и последовали за ним. Все без исключения гольф-кары, предназначенные для глав государств, остались невостребованными. Александр Лукашенко год назад доехал до Вечного огня на гольф-каре, а тут прошелся вместе со всеми.