К новой правой нормальности

2024 год закрепил нарастающую тенденцию: крайне правый дискурс становится частью политического мейнстрима Европы. К настоящему времени правительства уже восьми государств—членов Евросоюза пополнились представителями ультраправых партий. В ряде стран политическим силам этого толка не удалось войти в правительство, однако за последние годы они заметно нарастили свою популярность у избирателей. Своего рода кульминацией нынешнего года супервыборов (нареченного так потому, что электоральными процессами была охвачена половина населения Земли) стали итоги общеевропейских выборов в Европарламент, сильно укрепившие позиции крайне правых сил в законодательном органе ЕС.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Несколько последних десятилетий у традиционных политических сил Европы в ходу была стратегия с красивым названием cordon sanitaire (санитарный кордон), суть которой сводилась к конъюнктурному объединению партий с разной идеологией с одной-единственной целью — не допустить прихода к власти ультраправых. В 2024 году, когда популистские и националистические партии набрали силу по всему континенту, роскошь отгораживаться от них таким образом по-прежнему смогла сохранить, пожалуй, лишь Германия.

В нынешнем году крайне правые силы оказались в составе правительств — причем в ряде случаев в качестве их главной силы — уже в восьми странах ЕС. Вслед за Венгрией (где у власти бессменно с 2010 года находится лидер правой «Фидес» Виктор Орбан) и Италией (которую глава крайне правых «Братьев Италии» Джорджа Мелони возглавила в конце 2022 года) число правительств с крайне правым уклоном пополнилось за счет Хорватии, Чехии, Финляндии, Нидерландов, Словакии и Австрии.

Одной из самых громких историй успеха стал взлет крайне правой Партии свобод Гирта Вилдерса в Нидерландах, удвоившей число своего представительства в парламенте по итогам выборов в ноябре 2023 года.

И хотя создать правящую коалицию этому одиозному политику удалось лишь ближе к лету нынешнего года, пойдя на целый ряд уступок менее радикальным партнерам, крайне правая повестка уверенно трансформировалась в стране из оппозиционно-маргинального в главенствующее направление национальной политики.

Схожая история случилась в этом году и в Австрии. На сентябрьских выборах ультраправая Партия свободы впервые в истории страны набрала наибольший процент голосов — 29%, опередив как консервативную Австрийскую народную партию, так и левоцентристскую Социал-демократическую партию. И хотя в прошлом крайне правые уже трижды входили в состав коалиционных правительств Австрии, до того они никогда не получали карт-бланш на его формирование.

При этом если в Австрии и Нидерландах рост ультраправых настроений планомерно фиксировался не первый год, подпитываясь во многом недовольством населения большим числом мигрантов в этих странах, то в ряде европейских государств крайне правые сумели подняться и без опоры на антииммигрантскую риторику (по крайней мере, она точно не стала ключевым фактором успеха). Так, в Хорватии в мае после нескольких недель метаний и сомнений премьер-министр республики Андрей Пленкович, представляющий «Хорватское демократическое содружество», объявил о формировании правящей коалиции с ультраправым «Движением за отечество».

В ряде других стран крайне правые пока остались вне кабинетов министров, но зато заметно нарастили свое представительство в парламентах.

Например, испанская Chega получила на мартовских выборах сразу 18% — вчетверо больше, чем в ходе предыдущих выборов, а румынские ультраправые и ультранационалистические партии, включая правую партию Румынии «Альянс за объединение румын» (AUR), сумели набрать сообща на выборах нынешним декабрем порядка 30% голосов. Но главным маркером не столько популярности крайне правых идей, сколько сильного разочарования населения политикой мейнстрима (сработавшего на руку именно крайне правым) стала победа в первом туре президентских выборов независимого кандидата Кэлина Джорджеску. Правда, за пару дней до второго тура Конституционный суд Румынии аннулировал их итоги на том основании, что Румыния стала мишенью для «гибридных действий» со стороны России, что в Москве отвергли.

Но, конечно, повышенное внимание в 2024 году было привлечено к ультраправым силам двух крупнейших стран Западной Европы — Германии и Франции. В сентябре немецкая «Альтернатива для Германии» (АдГ), ныне котирующаяся на втором месте на федеральном уровне, набрала почти треть голосов в восточногерманской земле Тюрингия, что стало первым в стране случаем победы ультраправой партии на выборах в земельный парламент со времен Второй мировой войны. В тот же день АдГ заняла второе место на выборах в соседней земле Саксония. И многочисленные вердикты немецких судов о том, что АдГ является «потенциально экстремисткой партией», никак этому не помешали. Впрочем, в отличие от ряда других стран ЕС, в Германии политический истеблишмент по-прежнему ни на йоту не сдвинулся в своем неприятии сотрудничества с крайне правыми в любой форме, что оставило АдГ за бортом власти из-за упомянутого «санитарного кордона».

Заметно усилилось за последний год и французское «Национальное объединение» (RN) во главе с Марин Ле Пен.

Их блестящий результат на выборах в Европарламент в июне даже спровоцировал досрочное общенациональное голосование во Франции. И хотя по его итогам партия госпожи Ле Пен парадоксально заняла только третье место, с учетом политической турбулентности в Пятой республике шансы на то, что к президентским выборам 2027 года икона французских крайне правых восстановит свое первенство, остались весьма велики.

В уходящем году опасения, что вскоре партии крайне правого толка, в большинстве своем выступающие против иммиграции и высказывающие несогласие с дальнейшей военной и финансовой помощью Украине, начнут править бал на общеевропейском уровне, разгорелись с особой силой. Как показывали опросы перед выборами в Европейский парламент, электорат оказался все больше озабочен неспособностью устоявшихся партий решать проблемы, начиная от миграции и заканчивая инфляцией и стоимостью экологических реформ. И хотя сдвиг вправо на июньских выборах оказался не столь разгромным для традиционных политических сил, как предрекали прогнозы, два ультраправых альянса все же стали третьей и четвертой по величине фракциями в ЕП.

На этом фоне некоторые политики правого центра стали загодя допускать возможность сотрудничества с наименее радикальными силами крайне правого спектра. Так, глава ЕК Урсула фон дер Ляйен еще в феврале (на тот момент она лишь готовилась баллотироваться на второй срок) намекнула, что не исключает в будущем коллаборацию с группой «Европейских консерваторов и реформистов», где тон задает партия Джорджи Мелони. Позднее, впрочем, под давлением других союзников с левого фланга госпожа фон дер Ляйен отыграла назад. Но факт допустимости ранее немыслимых потенциальных рабочих отношений с силами крайне правого спектра остался фактом.

Второй тенденцией, проявившейся с особой отчетливостью в нынешнем году, стало восприятие центристскими партиями правых идей как допустимых, особенно по части миграционной политики. Весьма показательным примером здесь стала та же Германия. На ужесточение миграционной политики и политики предоставления убежища в 2024 году решились даже левые — социал-демократы Олафа Шольца. При этом весьма иронично, что больше всего критики за недостаточную жесткость введенных мер раздавалось от немецких консерваторов, которые в не столь далеком прошлом, когда партией и страной руководила Ангела Меркель, ратовали за прямо противоположные вещи, а именно — политику открытых дверей и мультикультурализм.

Наталия Портякова