К чему может привести принятие поправок, ужесточающих ответственность за нарушение авторских прав, обозревателю "Власти" Григорию Ревзину рассказал заведующий кафедрой прагматики культуры Высшей школы экономики, автор книги "Экономика символического обмена" Александр Долгин.
"Речь идет о защите прав корпораций"
— Вас можно назвать экспертом в области авторского права. Треть вашей книги посвящена теории копирайта. Вам новый закон нравится?
— Что тут может нравиться? Ответственность за нарушение копирайта повысилась до шести лет, а была пять. Тем самым нарушение копирайта перешло из разряда среднетяжелых преступлений в тяжелые. Теперь по закону об оперативно-розыскной деятельности могут применяться более жесткие методы расследования. Отбывание наказания — в зоне строгого режима. Там вообще масса неприятностей. Например, не может даваться наказание ниже низшего предела. Практически невозможно дать условный срок, а до сегодняшнего дня все нарушители копирайта у нас получали условные сроки. Опять же практически невозможна амнистия.
— Ну это же преступление. Если у меня, как у автора, кто-то взял и украл произведение — пусть отвечает.
— При чем тут автор? Вы что, считаете, что копирайт защищает автора?
— А кого?
— Это очень наивная точка зрения. Самое крупное дело о копирайте в России — это тяжба между газетой "Ведомости" и агентством РБК, которая тянулась весь прошлый год. Иск был на 282 млн рублей. Там был встречный иск, были пиар-кампании по дискредитации друг друга, в итоге суд признал правоту "Ведомостей", но уменьшил сумму иска в тысячу раз. То есть ничья. Очень показательная история. Копирайт — это средство борьбы корпораций друг с другом за контроль над рынком.
— Это все-таки какая-то производная авторского права. Изначально-то это закон о нарушении права автора.
— Тут противоречие. Закон об авторском праве вопреки своему названию изначально нацелен на защиту не творца, а издателя. По сути, он представляет собой договоренность о разделе продукции. Автор создал произведение, но не может сам выпустить его на рынок. Эту задачу берет на себя бизнес. У него своя задача. Он принимает решение о сотрудничестве с автором в тот момент, когда судьба произведения неизвестна: оно может и не принести дохода. Значит, он берет на себя риски. Соответственно, если дело выгорит, он претендует на то, чтобы воспользоваться плодами совместного успеха. Копирайт закрепляет эту возможность за издателем или продюсером. Если б этого не было, автор мог бы обратиться к другому предпринимателю, готовому заплатить больше. Что вполне реально, поскольку рисков уже нет! В таких условиях могло не найтись желающих становиться первыми издателями. Копирайт, изобретенный три века назад, стал выходом из этой ситуации.
— Но издатель заплатил автору. Купил произведение, а его украли. Налицо преступление.
— Давайте сначала договоримся, что речь идет о защите прав корпораций. У закона очень позитивный имидж, он защищает хороших людей: писателей, музыкантов, актеров, режиссеров. А по сути, он к ним не имеет отношения, даже наоборот, ведь отношения бизнеса и творцов совсем не безоблачны: чем бизнес сильнее, тем творцы бесправнее. Рынок, бывший некогда конкурентным — множество творцов, множество агентов,— переродился. Энное количество удачливых агентов скупили на корню пакеты авторских прав. Прошли слияния и поглощения, и сейчас почти во всех сегментах культуры доминируют всего несколько корпораций. Причем монополизация коснулась и производства контента, и дистрибуции (включая розницу), и коммуникативных каналов. Гипермаркет, например, просто не выставляет тот или иной диск, потому что место на полках занято. Не обладая колоссальными связями, в эту систему вклиниться невозможно. В большинстве случаев переговорные силы крупной корпорации и автора неравны. Монополист диктует свои условия, а если автор закапризничал — за ним стоит длинная очередь мечтающих о славе.
"Мы активно входим в зону системного абсурда"
— И у нас что же, корпорации диктуют ужесточение закона?
— У нас ужесточение закона вызвано вступлением в ВТО. Это одно из обязательств, которые мы на себя взяли.
— Но если такие законы о копирайте действуют в странах, вошедших в ВТО, то это, вероятно, правильно. В любом случае там на рынке больший порядок, чем у нас.
— В случае с копирайтом я бы этого не сказал. Это вообще сложнейший вопрос. Ужесточение законов о копирайте идет по всему миру, а результаты абсурдны.
— Абсурдны?
В Италии и Франции по закону о копирайте преследуется не только продавец, но и покупатель. Если, например, во Флоренции вы купите на улице поддельную сумку Louis Vuitton, вас могут оштрафовать на сумму несколько тысяч евро. Как случилось в прошлом году с японской туристкой. Причем продавца там задержать не удалось. То есть предполагается, что люди должны знать, что такая сумка не может столько стоить. Точно так же, как очки Gucci не могут продаваться за u10. Получается, что не только незнание закона не избавляет от ответственности, но и незнание цены не избавляет от ответственности. Это абсурд, и непонятно, зачем двигаться в эту сторону. Или, скажем, в прошлом году окружной суд Пекина признал крупнейший китайский поисковик Baidu.com, предоставлявший среди прочего ссылки на сайты с пиратскими МР3-файлами, виновным в нарушении авторских прав звукозаписывающей компании Shanghai Push. Суд обязал Baidu.com выплатить истцу более $8000, или по $247 за каждую из 36 композиций. Кстати, об этом писала газета "Коммерсантъ". И смотрите, поисковик был оштрафован за то, что сообщил о факте существования пиратского сайта. Но тогда и издания, публикующие информацию об этом, тоже могут быть наказаны. Вы сильно рисковали: раньше читатели не ведали, где узнать, где находится место, где сообщается о том месте, где авторская собственность выставлена на всеобщее обозрение. А благодаря "Коммерсанту" вся цепь оказалась как на ладони. Больше того, сам суд оказался одним из мощных источников информации обо всем об этом. Так что он должен был бы осудить сам себя. Это не абсурд? И мы сейчас активно входим в зону этого системного абсурда. Не слишком задумываясь над тем, куда мы попали.
"Непонятно, почему российский законодатель должен стоять на страже интересов ВТО в ущерб населению"
— Вы как-то заводите все в тупик. Закон направлен против пиратов. С ними-то надо бороться?
— Да, вероятно. Хотя тут все не так просто. Во-первых, непонятно, кто пират. Например, под это определение подпадают люди, распространяющие музыку, фильмы, тексты в интернете, которые напрямую не получают от этого денег. Во-вторых, поведение корпораций в отношении пиратов достаточно лукаво. Сначала их запускают на рынок. Они выполняют две функции: приручают аудиторию к продукции и тестируют товары. А потом, когда аудитория уже приручена и изучена в смысле ее предпочтений, начинается бескомпромиссная борьба с пиратством. Собственно, этот момент мы сейчас в России и переживаем.
— Это нормальная бизнес-стратегия.
— Нормальная — может быть. Но вряд ли высокоморальная. А когда речь идет о законодательстве, то вопрос морали встает. Должен ли законодатель быть агентом этой бизнес-стратегии? Сначала население приучают к продукту, потом тащат в суд, чтобы получать больше денег. Почему, экспортируя продукцию в страны с низкой платежеспособностью населения, монополисты держат цену как для богатых? Ведь понятно, что для среднеобеспеченного европейца $15-20 за DVD составляет какой-то малый процент от его свободного бюджета, а, например, для украинца это вся его месячная квота на культуру. Предельная стоимость диска чуть меньше $1, и его можно было бы с выгодой продавать в ряде регионов за $3-4, успешно вытесняя пиратов. Почему официально не прибегают к скидкам? Вместо этого настоятельно требуют, чтобы людей сажали в тюрьму. Неужели не шокирует такая дикость, как принуждение малоимущих покупать искусство через суд?
— Но, так или иначе, это чужая собственность. И ее крадут.
— Интеллектуальная собственность — это сложнейший механизм. Тут нельзя действовать по аналогии с колбасой. Чисто теоретически это вообще проблема, кто кому должен платить: мы им за их диски или они нам за то, что мы их слушаем. Ведь вопрос не только в дисках, фильмах и т. д. Это культурная экспансия, и она провоцирует экспансии всякого иного рода. Ведь вместе с культурным продуктом производятся образ жизни, ценности, общественные идеалы. И вовсе не понятно, почему российский законодатель должен стоять на страже интересов ВТО в ущерб собственному населению.
— Вообще-то эти законы не слишком всерьез применяют.
— Да, это такая игра. Нам говорят: боритесь с пиратами. Мы говорим: вот, пожалуйста, боремся, ужесточаем законы. А сами втихую их не применяем. Все довольны, но только не надо думать, что правила этой игры понимаем только мы. Они тоже их понимают. Просто сейчас они требуют ужесточить законы, а потом потребуют сажать. И мы будем сажать наших граждан на шесть лет в колонию строгого режима за нарушение их копирайта.