выставка архитектура
В Музее архитектуры открылась выставка главного советского садовника Михаила Коржева. На выставке обозреватель Ъ ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН поражался тому, что с детства любимые им зеленые насаждения, оказывается, имеют автора.
Михаилу Коржеву исполнилось бы в этом году 110 лет. Среди мастеров ландшафтного дизайна он, оказывается, почитается почти как создатель Версальского парка Ленотр во Франции. К сожалению, сама тема садоводства в России какая-то тихая и вообще всплывает только летом, поэтому если Ленотра знает вся Франция, то Михаила Коржева — только отделение архитекторов ландшафтного дизайна при Союзе архитекторов России, в просторечии — "зеленая секция". Этих людей примерно 20 человек. Это вообще-то ошарашивающее открытие — когда узнаешь, что садовника такого масштаба знают 20 человек. О нем нет ни одной книжки, и, честно сказать, я даже не нашел ни одной публикации. Безобразие какое-то. Все равно как если бы в кино никто слыхом не слыхивал про Сергея Эйзенштейна.
Спасибо Музею архитектуры — хотя бы выставку сделали. Очень хорошую академическую выставку — около 70 листов проектов и рисунков в основном из фондов музея и из архива семьи архитектора (сын Михаила Коржева — известный советский живописец Гелий Коржев). Хотя в сопроводительном тексте к выставке куратор Диана Жданова несколько меланхолически сообщает, что начиная с 60-х, когда Михаил Коржев вышел на пенсию, он перестал брать деньги за свои проекты (считая, что государство и так ему платит), а потому нет документов о том, что именно он делал, и множество работ осталось анонимными. Но все же то, что есть, производит очень сильное впечатление. Весь парк "Измайлово". Большой ботанический сад. Парк МГУ на Ленгорах. Парк в Богородицке, усадьбе Андрея Болотова, основателя русского садово-паркового искусства, фактически воссозданный Михаилом Коржевым. Десятки городских скверов. Пожалуй, в Москве он не проектировал только ЦПКиО, все остальные зеленые насаждения города так или иначе выросли по его проекту.
Но даже музей несколько неуверен в ценности всех этих материалов. Во всяком случае, основную работу Михаила Коржева здесь решили укрепить его ранними произведениями 20-х годов, когда он учился, а затем и преподавал во ВХУТЕМАСе. Эта часть наследия Коржева показалась столь значимой, что выставку даже назвали "Авангард и ландшафт", подчеркивая равновесие двух частей. Название, конечно, классное, очень завлекательное, но обманывающее зрителя — он ждет каких-то авангардных экспериментов с ландшафтом, а ему вместо этого авангард отдельно, а ландшафт отдельно.
Что касается авангарда, то сегодня, вероятно, при фантастически взлетевших ценах на эту продукцию работы Михаила Коржева представляют очень большой интерес. Но с точки зрения истории искусства это учебные работы второго ряда. Михаил Коржев учился у Николая Ладовского, проект "Красного стадиона", который занимает в МУАРе почетное место, является вполне эффектной дипломной работой, но ничего оригинального по сравнению со своим учителем Михаил Коржев сказать, конечно, не мог. В принципе по представленным проектам видно, что до знакомства с Ладовским он в большей степени тяготел к архитектурному кубизму, создавая романтические динамические композиции. Впрочем, и в этих построениях он не оригинален, подобный стиль практиковало множество архитекторов периода, который Селим Хан-Магомедов в свое время назвал "революционным романтизмом". Встреча с Ладовским Коржева переучила, появилась спокойная тонкая графика, не лишенная эстетской аккуратности. Пожалуй, это все, что можно сказать про его авангард.
Зато когда в 30-е он занялся садово-парковым искусством, то тут у него, полагаю, просто не было учителей. Архитекторы, обращавшиеся к неоклассике в 30-е годы, хотя бы могли опираться на дореволюционный опыт, но Россия 1900-х годов точно так же не отличалась качеством садово-паркового искусства, как и Россия 20-х. Великие русские парки под Петербургом остались в начале XIX века, в конце века на смену им под европейским влиянием и с некоторым опозданием пришли ботанические сады, учреждения более научного, чем художественного свойства и ориентированные в основном на экзотический растительный материал. Как делать масштабный сад из русских трав, деревьев и цветов, у нас попросту забыли. Михаил Коржев, по сути, изобретал профессию заново.
И изобрел. Люди старшего поколения, помнящие сталинское время, не могут восхищаться сталинской архитектурой — она их давит, кажется им устрашающей и потому безвкусной. Не знаю, испытывают ли они те же чувства при встречах с советскими садами, думаю, что все же нет. Растения — материя, как-то не приспособленная к подавлению. Конечно, в планировке коржевских садов и парков можно при желании увидеть более чем характерные советские черты — триумфальный масштаб, строгую симметрию, выделение главной оси, пристрастие к открытым партерам, где кусты и клумбы выстраиваются как на парад физкультурников. Но не уверен, что воспринимается это как победа тоталитаризма над растительным царством. Пространства Измайловского парка, партера перед МГУ или же Ботанического сада скорее кажутся идеальным местом для прогулок, чем для торжественных маршей. Понятно, что это сталинский рай, но любой сад по замыслу — это рай, и в общем-то реализовать этот замысел чаще всего удается. Во всяком случае, Михаилу Коржеву удавалось.
Вероятно, советское содержание легко может прочитываться и в программе садов. Скажем, тот же Ботанический сад, оказывается, засаживался таким образом, чтобы разные его части символизировали разные советские республики (на этой выставке я в первый раз понял, почему Ботанический сад является частью ВДНХ с ее павильонами тех же республик). Но это ведь совершеннейшая условность, и, честно сказать, плохо читаемая условность. В центре парка Михаил Коржев, оказывается, насадил Кавказ, в северо-западной части — Белоруссию, а в юго-восточной — РСФСР, но как это понять? В художественном же смысле это тончайшая работа по созданию европейских парков из самого, казалось бы, неприметного растительного материала, потому что насадить райский сад из растительности Белоруссии — это вам не пальмы перед отелем сажать, когда все и так понимают, что само бы так не выросло.
Последние лет пять разные люди часто просят найти им садово-паркового дизайнера, и в общем-то это не удается. Один раз позвали авангардных голландцев, но те, внимательно изучив ситуацию, предложили насадить алюминиевые деревья среди пластмассового снега, так что и таким способом ничего хорошего не произросло. Иногда кажется, что в России такой климат, что любые попытки насадить здесь райские сады оказываются искусством типа пускания мыльных пузырей и не приживаются. Поэтому полезно напоминать, что дело не совсем в климате. Сад в России вырастить можно, просто для этого нужны усилия империи. Но, к сожалению, даже империя не в состоянии прославить имя своего главного садовника.