Чеченско-грузинская тропа

Фото: Валерий Мельников

"Власть" продолжает публикацию репортажей из приграничных районов России и сопредельных государств.* Корреспонденты "Власти" Ольга Алленова и Муса Мурадов, побывавшие в Итум-Калинском районе Чечни и Панкисском ущелье в Грузии, увидели, что чеченцы, бежавшие в Грузию, спасаясь от войны, не горят желанием возвращаться. Зато их место готовы занять чеченцы-кистинцы, никогда в Чечне не жившие.

"Только не пишите, что они находились в рабстве"

Итум-Кале — высокогорный райцентр Чечни, почти на границе с Грузией. Директор местной школы Алима Ахмадова жалуется на плохие условия работы, да и вообще на жизнь в райцентре: "У молодежи нет условий. Ни учебы, ни досуга, даже спортзала у нас нет. Вообще нет ничего, что было до войны",— говорит директор.


— До какой войны? — уточняем мы.


— Мы уже запутались в этих войнах,— машет рукой Ахмадова.


Жизнь в Итум-Кале и в окрестных аулах пошла на спад с крушением советской власти, еще в самом начале 1990-х. Закрылись колхозы, где мужчины пасли скот, а женщины выращивали табак. Выращивание табака было самым доходным делом, хотя и не безвредным. За сезон передовица-табаковод могла заработать даже на "Жигули". Передовицам тогда в качестве поощрения выписывали машины по госцене, и это считалось большим подарком. Кончилась советская власть, пришел дудаевский режим, и горцы остались без работы и без зарплаты.


— Мы, конечно, без дела не сидим, кормим себя сами,— уверяет горец по имени Мааз и в подтверждение показывает свои огромные мозолистые руки. У Мааза три дойные коровы и два бычка, полтора десятка овец. Бычков он собирается забить: одного на продажу, другого — себе на засол. Картошка тоже своя. Сахар и муку покупает на вырученные от продажи мяса деньги.


— До войны (имеется в виду вторая чеченская кампания.— "Власть") у меня водились неплохие деньги,— рассказывает Мааз.— А зарабатывал я их на своем бульдозере.


Мааз ведет нас под навес и показывает огромный видавший виды бульдозер, который за годы простоя успел основательно заржаветь. Мааз пинает ржавую гусеницу сапогом и говорит:


— Я на нем дорогу в Грузию пробивал. Смотреть, как я это делал, приезжал даже Ваха Арсанов (вице-президент Ичкерии при Аслане Масхадове.— "Власть"). Неправда, что дорогу из Итум-Кале к грузинской границе строили пленные солдаты или заложники, как говорили по российскому телевидению. Эту дорогу строил я. До самой границы.


Чеченцы действительно пробили дорогу до самой грузинской границы. От границы до первого грузинского села Шатили оставалось всего шесть-семь километров. Этот участок должны была построить грузинская сторона. Мааз говорит, что грузины испугались русских и не стали достраивать дорогу. "Ведь эта дорога дала бы выход независимой Ичкерии во внешний мир в обход России",— поясняет он.


Мааз заводит нас в дом и водит по комнатам. Их пять — три на первом этаже и две на втором. И еще огромная кухня, аккуратно выложенная керамической плиткой.


— Плитку клал кистинец из Ахметовского района. Здорово это у него получалось! Золотые руки, ушел перед самой войной. Не знаю, жив ли.


Как рассказывает Мааз, плиточник-кистинец жил в Панкисском ущелье, каждое лето приезжал на заработки в их район.


Во времена правления в Чечне дудаевско-масхадовского режима в Чечню каждое лето через границу в Итум-Калинском районе из Панкиси перебирались сотни кистинцев. Некоторые из них оставались в Чечне по нескольку лет, устраиваясь на работу к зажиточным чеченцам.


— Только не пишите, что они у нас находились в рабстве,— предупреждает Мааз,— Они жили у чеченцев добровольно, в нормальных условиях и зарабатывали неплохие деньги.


"Тех, кто хочет уйти, теперь совсем мало"

Когда началась вторая война, приграничная жизнь замерла. Но дорога в Панкисское ущелье, построенная Маазом, итум-калинцам пригодилась: сотни местных жителей, взяв свои пожитки, по этой дороге бежали через границу от наступающих федеральных войск. Потом, говорят, через эту границу в обоих направлениях ходили боевики. Теперь по границе с Грузией повсюду российские пограничники, и мало рискует пользоваться этой дорогой — ни с той, ни с другой стороны. Дела у горцев стали совсем плохи.


— Молодежь не занята. Ей делать нечего,— жалуется глава совета старейшин села Итум-Кале Саид-Абдул Ахмадов. И оптимистично добавляет: — Но у нас нет пьющих. Слава Аллаху.


— Чем вообще занимается совет старейшин?


— Мы следим за тем, чтобы молодежь соблюдала обычаи и традиции. В этом наша главная задача.


— Удается?


— Да, мы очень стараемся, молодежь нас слушается. Вы понимаете, это горный край. Тут очень большие проблемы с занятостью, с учебой. Есть опасность, что молодые люди от безделья могут в горы уйти. Мы смотрим, кто убегает в леса, и пытаемся их остановить.


— А много таких?


— Каких?


— Ну, тех, кто хочет уйти.


— Теперь совсем мало.


Спрашиваем у парня, который представляется Саидом, как ему тут живется.


— Плохо. Здесь нечего делать. Жизнь тут устроена несправедливо.


Задаем тот же вопрос о жизни в горах оказавшемуся рядом российскому военному по имени Сергей.


— Понимаете,— говорит Сергей,— у здешних людей свои понятия — горные, а у нас все по-другому. Нам трудно понять местных.


Между тем некоторые местные жители нашли-таки общий язык с военными. Федералы с первых дней второй военной кампании начали основательно обустраиваться в Итум-Калинском районе — строить казармы, базы и учебные городки. Все это строится для личного состава Итум-Калинского погранотряда, который, судя по всему, планирует остаться здесь надолго. Строителей военные с собой не привозили, местных оказалось в избытке. Горцы, большинство из которых прекрасно владеет профессиями каменщика и плотника, стали прилично зарабатывать на военных объектах (до 15 тыс. руб. в месяц — для Чечни деньги огромные). Но мест на военных стройках хватило не всем. На заработки молодежь с гор потянулась в Грозный. Мааз говорит, что это правильно и что в горах молодым делать нечего.


— Я недавно, когда искал заблудшую корову, встретил в ущелье боевиков,— по секрету признался Мааз.— Так я им сказал: хватит, ребята, возвращайтесь домой.


— А они что? — спрашиваем мы.


— Сказали, что я продался русским, и ушли. По той самой дороге, которую я строил.


"Они не верят Кадырову и боятся его"

С одной стороны путь из Чечни в Грузию контролируют российские пограничники на заставе в Итум-Кале, с другой — грузинские в Шатили. Но, как и везде в горах, пограничников можно обойти тысячами горных троп. Можно, конечно, встретить патруль, но если идти ночью, шансов пройти незамеченным довольно много. Так говорят чеченские беженцы. Многие из них до сих пор с ужасом вспоминают ту дорогу: обледенелые тропы, заснеженный перевал, на котором погибли несколько десятков человек, сорвавшихся в пропасть, звуки бомбежек, раздающиеся сзади, из Итум-Калинского района, и полная неизвестность впереди.


Сегодня путь из Итум-Кале в Шатили закрыт и с грузинской стороны. Грузинские пограничники, закрывавшие глаза на чеченских беженцев в 2000 году, сейчас особенно бдительны — в условиях нового обострения российско-грузинских отношений здесь ждут любых провокаций, в том числе и со стороны чеченской границы.


Чтобы понять, что такое Панкиси сегодня, мы встречаемся с главой чеченской диаспоры в Грузии Хизри Алдамовым, выходцем из Панкисского ущелья. Его называют одним из лидеров чеченского сопротивления и другом Ахмеда Закаева. Еще пару лет назад он был представителем президента Ичкерии в Грузии, но после смерти Аслана Масхадова свой статус потерял, хотя по-прежнему считается главным чеченцем Грузии. Сразу после того, как в Катаре был убит Зелимхан Яндарбиев, Хизри Алдамова пытались отравить фосфоросодержащим ядом. Он выжил и считает, что это сделали российские спецслужбы за связь с чеченскими лидерами.


Алдамов подъезжает к нашей гостинице в Тбилиси на черном джипе. За рулем его старший сын, на заднем сиденье — младший. Алдамов теперь может доверять только самым близким людям. Мы садимся на заднее сиденье, сыновья Алдамова выходят из машины — по чеченским традициям, младшие не могут присутствовать при беседе старших. Семья Алдамовых — чеченцы-кистинцы. То есть чеченцы, предки которых переехали в Грузию. Кистинцы говорят как по-чеченски, так и по-грузински, соблюдают чеченские традиции, но по-русски говорят с грузинским, а не чеченским акцентом.


Алдамов рассказывает, что в последнее время чеченскими беженцами в Панкиси никто не занимается — даже Управление верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ), которое раньше кормило беженцев, сейчас перестало помогать, хотя многие беженцы как жили в брошенных общежитиях, с печками-буржуйками, так в них и продолжают жить.


— Грузинские власти не могут их содержать,— говорит Алдамов.— У них своих 300 тысяч беженцев из Абхазии. Наши беженцы для них — лишняя головная боль.


— Почему они не возвращаются в Чечню? — спрашиваем мы.


— Они не верят Кадырову и боятся его,— отвечает Алдамов.— Те, кто туда вернулся, теперь или убегают оттуда снова или звонят своим родственникам в Панкиси и жалуются, что в Чечне беспредел. Только раньше там был военный беспредел, а теперь кадыровский.


Последние два года чеченские власти активизировали свои попытки по возвращению беженцев в Чечню, так что периодически в Панкисское ущелье приезжают делегации, чтобы забрать с собой хотя бы несколько семей. Такие всегда находятся, и Алдамов на них злится:


— Они уезжают, потому что Кадыров им обещает деньги, дома, работу, но в Чечне про них все забывают — властям надо просто галочку поставить, что вернулось столько-то человек. И сидят они без домов и без работы и начинают мне звонить: "Дядя Хизри, как нам обратно в Грузию вернуться?" А обратно вернуться сложнее, потому что они уже деньги получили как возвращенцы.


Весной прошлого года в Панкиси приезжала делегация МЧС из Москвы, которая вывезла около 300 семей. Большую часть возвращенцев, по словам Алдамова, составляли кистинцы, которые в Чечне никогда не жили. Москва пытается показать всему миру, что беженцы возвращаются под российский флаг, считает Алдамов. Ведь Россия до сих пор остается единственной страной в G8, из которой бегут граждане.


Хизри Алдамов может открыто говорить об этом не только в частной беседе с нами, но и в эфире центральных грузинских телеканалов. Он один из самых популярных здесь ньюсмейкеров. И хотя не все грузинские политики одобряют его деятельность, с ним все же считаются. Алдамов считает это проявлением главного принципа демократического общества, которого в России нет. "Русский народ выбрал Путина, значит, он заслуживает такого президента,— говорит он.— И то, что в России усиливается ГБ, заслуга вашего народа. Путин не понимает Кавказ, он ведет там неправильную политику. Нельзя бить по голове тех, кто младше и слабее, потому что те, кого бьют, ответят в десять раз мощнее. Сейчас в России думают, что в Чечне все хорошо. Да, Чечня строится, там сейчас работы гораздо больше, чем в Грузии или в России. Там огромные деньги отмываются. Но Чечня не покорена, сколько бы ей ни платили. И если вы думаете, что в Чечне навсегда мир и русские парни погибли там не зря, вы заблуждаетесь, вас обманывают".


— Я ненавижу Путина за то, что он сделал с Чечней — так Хизри Алдамов обычно заканчивает свои интервью. Последнее время он стал добавлять еще и то, что нынешняя политика Кремля заставит и грузин ненавидеть Путина.


"Чеченцы всегда найдут, где им лучше"

Кистинцы всегда жили натуральным хозяйством, разводя скотину и выращивая фрукты. Здесь никогда не было ни одного предприятия, а на рынок местные жители ездили аж в Тбилиси или, в крайнем случае, в Кахетию. Беженцы из Чечни многое здесь изменили — несколько лет назад в Панкисском ущелье появился первый большой рынок. "Чеченцы всегда умели торговать,— говорил нам Алдамов.— Они предприимчивые, это у них в крови. Вот и здесь нашли ходы, чтобы как-то жить". Товар на этот рынок везут из Азербайджана и Турции, и сейчас здесь отовариваются жители не только Панкиси, но и всего Ахметского района.


В административном центре Панкисского ущелья селе Дуиси живет основная часть чеченских беженцев. Ненависть к соседнему государству здесь сильнее, чем где бы то ни было. Мужчины с приезжими не разговаривают, их вообще на улицах не видно. Зато женщины рассказывают, что уже семь лет живут на чемоданах, что в их домах нет газа, что им отключают свет, что дети не ходят в детские сады и школы — и все это они терпят ради того, чтобы уехать за границу. Не в Россию, нет. Россию они ненавидят. В Европу. Или в Америку. Туда, где им будет безопасно и сытно. Женщины даже ведут свою бухгалтерию — подсчитывают, сколько беженцы получают в разных европейских странах, и потом сравнивают.


— Первый год наши беженцы вообще не работают, живут на пособие,— рассказывает чеченка Малика Садыкова.— В Голландии им платят €160 в месяц на человека, в Швеции — около $500. Через год они уже могут устраиваться на работу. А в Чечне дают один раз компенсацию в 300 тысяч рублей, да еще третью часть надо откатить чиновникам. А потом живи как хочешь. Жить в Чечне можно только на то, что на рынках наторгуешь.


По словам Хизри Алдамова, многие чеченцы пришли в Панкиси уже после войны — только для того, чтобы получить убежище в Европе. Таких Алдамов беженцами не считает. И гуманитарные организации, работающие с беженцами, по-видимому, с ним в этом согласны. За семь лет отсюда вывезли всего 30 семей — тех, у кого ни в Грузии, ни в Чечне не осталось родных.


В Дуиси женщины показывают нам дом, из которого год назад какая-то гуманитарная организация вывезла семью в Канаду.


— Лиза звонила и рассказывала, что там настоящий рай,— говорит одна из женщин.— Деньги платят хорошие, войны нет, дети учатся.


Этой Лизе все немного завидуют.


Те, кто живет в Дуисском общежитии, надеются, что когда-нибудь их каморки, в каждой из которых ютятся семьи из пяти-шести человек, сменятся просторными домами во Франции или Бельгии. Растапливая печь-буржуйку, Сацита Садыкова говорит, что давно подала заявление в УВКБ ООН на выезд, но пока положительного ответа не получила. "Но я все равно уеду",— говорит она. Может быть, поэтому она даже не вешает занавески в своей маленькой комнате.


Рано или поздно все они уезжают, говорит Алдамов. В Грузии жизнь беднее, чем в той же Чечне, и Грузия для них — всего лишь плацдарм для выезда за границу — во Францию, Бельгию, Италию, страны Прибалтики. Уезжают, как правило, своим ходом, нелегально. "Чеченцы всегда найдут, где им лучше",— с гордостью говорит Алдамов.


"В Панкиси хуже, чем в Чечне"

Кистинцы и панкисские грузины тоже рады были бы уехать из Грузии, даже в Чечню. Они не видели войну, и Россия кажется им землей обетованной. В Панкиси, как и в других грузинских провинциях, пенсия составляет 20-30 лари ($10-15), рабочих мест нет, и люди живут за счет подсобного хозяйства. В селении Мадани, у самого въезда в Панкиси, где мы проводим ночь, уже забыли, что такое зарплата. В доме местного жителя Ушанги спасаются запасенной с осени мукой и соленьями, благо щедрая природа подарила летом хороший урожай. В округе нет ни одного предприятия. Частники, которые производили вино, разорены — рынки в Тбилиси переполнены, а перекупщики, которые обычно поддерживали местную экономику, скупая товар у населения и вывозя его в Россию, давно исчезли: ведь Россия так и не сняла эмбарго.


Ушанги подрабатывает таксистом в Тбилиси, и ему удается сводить концы с концами. Но иногда он завидует чеченским беженцам:


— Они во всем ищут свою выгоду. Живут, пользуясь бесплатным электричеством и получая пособия, пусть маленькие, но бюджетные,— говорит Ушанги.— То есть, они живут за счет местных жителей. Но им все равно, что будет с Грузией. Они просто ждут, когда их вывезут в Германию или Швецию. А нам надеяться не на что — нас никто никуда не вывезет. Хотя у нас многие говорят, что в Панкиси жить хуже, чем в Чечне.


— Вы просто не были в Чечне,— возражаем мы.


Но теперь становится ясным, почему многие жители Панкиси подделывают документы и становятся беженцами. Во время войны в Чечне сгорела значительная часть документации. Так что, если у кистинца нет паспорта, он вполне может сойти за беженца из Чечни. Попав в Чечню, кистинцы уже с российским гражданством уезжают на заработки в Москву и другие крупные города России. Этот способ, говорят, действовал несколько лет, но сейчас им мало кто пользуется. Чтобы получить статус беженца и уехать в Россию, нужно найти свидетелей в самой Чечне, подтверждающих, что этот человек действительно там жил. Все, кто мог это сделать, уже уехали.

Маленькая грузинская Чечня

Панкисское ущелье расположено на северо-востоке Грузии в Кахетии. Оно входит в Ахметский район, хотя в Панкиси есть и свой административный центр — село Дуиси. Первые чеченцы появились здесь в начале прошлого века, когда один из чеченских тейпов — Джоколо — переселился с согласия имперской администрации Тифлисской губернии из Чечни в Панкисское ущелье. Сейчас в Панкиси проживает около 5 тыс. кистинцев. Они пьют вино, отмечают грузинские праздники, но при этом не забывают о чеченских традициях и считают себя мусульманами.


В 2000 году в Панкисское ущелье перебрались около 7 тыс. беженцев из Чечни. Сейчас их осталось чуть больше тысячи — остальные эмигрировали в Европу или в соседние с Грузией страны — Азербайджан и Турцию.


Семь лет назад в Панкисское ущелье вместе с беженцами уходили боевики — по данным российской стороны, в Панкиси долгое время находился лагерь полевого командира Руслана Гелаева, а само ущелье Москва называла не иначе как "гнездом терроризма". Ситуация в Панкиси была одной из главных проблем в отношениях Москвы и Тбилиси и однажды чуть не стала причиной войны: летом 2002 года на Панкисское ущелье были сброшены бомбы. Только после смерти Гелаева в дагестанских горах о чеченских лагерях в Панкиси забыли.


*Репортаж из Омской области и Казахстана см. в №28, из Благовещенска и Китая — в №30, из Калининградской области — в №32, из Абхазии — в №34, из Псковской области и Эстонии — в №36, из Северной Осетии — в №38, с Южных Курил — в №40, из Выборга, Костомукши и Финляндии — в №42, из Белгорода и Харькова — в №44, из Мурманской области и Норвегии — в №46, из Смоленской области и Белоруссии — в №49 за 2006 год.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...