В конце 1960-х годов в мировом кино началась эпидемия фильмов о сатанизме, мистике, сатанинских детях и прочей чертовщине, связанной с детсадовцами, школьниками и даже грудничками. То ли массовый психоз овладел режиссерами, то ли оккультизм, как в начале ХХ века, снова вошел в моду: вот Дэвида Боуи его жена Энджела даже спасала от каких-то ясновидящих ведьм, пытавшихся завладеть его драгоценной спермой. Или, скорее всего, просто "Ребенок Розмари" (1968) Романа Поланского создал моду, породившую и "Другого" (1972) Роберта Маллигана, и, конечно же, "Экзорциста" (1973) Уильяма Фридкина. Изо всех этих фильмов отечественному зрителю почему-то был до сих пор недоступен самый красивый и самый мутный — "А теперь не смотри" Николаса Роуга. Кое-кто из советских режиссеров его наверняка видел. Так, в начале реставратору Джону (Дональд Сазерленд), проявляющему фотографии, вдруг видится, что красная жидкость заливает снимки. Он понимает, что что-то случилось с его дочкой Кристиной, выбегает в сад — девочка действительно утонула. А через два года Элем Климов снимет "Агонию", где кровь точно так же зальет фотографии, проявляемые Николаем II, предвещая гибель его детей. Но это так, к слову.
Роуг, до сих пор благополучно работающий режиссер, оператор "451 градуса по Фаренгейту" (1965) и друг Франсуа Трюффо, муж Терезы Рассел "Шлюха", был для Энджелы Боуи кем-то вроде тех самых сексуальных ведьм. Дескать, приехал в Лондон какой-то совершенно разложившийся тип, привез Дэвиду сценарий "Человека, который упал на Землю" (1976), подложил ему свою ассистентку и споил до коматозного состояния. Почетное звание человека, который споил Дэвида Боуи, Роуг, возможно, заслужил. Он вообще человек рок-н-ролльный. Достаточно сказать, что его режиссерский дебют — фильм "Performance" (1970), где главную роль сыграл Мик Джаггер: только под Джаггера дебютанту и дали деньги продюсеры.
"А теперь не смотри" — это примерно то, что получилось бы, перенеси на экран "Смерть в Венеции" Томаса Манна не утомленный могильщик европейской культуры Лукино Висконти, а оголтелый Дарио Ардженто. Венеция, безлюдный, тесный лабиринт, где из каналов вытаскивают, подцепив за ноги, жертв некоего маньяка, где священники, не говоря уже о гондольерах, выглядят как полпреды сатаны, а в переулках мелькает крохотная фигура в красном плаще, том же самом, какой был на Кристине в день гибели,— главный герой фильма. Именно этот город убивает Джона, как убил Ашенбаха в "Смерти в Венеции", а вовсе не чудовищная карлица, перерезавшая ему горло чуть ли не до позвоночника. А эта карлица — в свою очередь, самый что ни на есть типичный персонаж giallo, как, по желтому цвету обложек, называли итальянские бульварные романы, мусор, который Дарио Ардженто в те же самые годы превращал в высокую, готическую поэзию. Из giallo явились и две сестрички, одна из которых, слепой медиум, периодически впадая в транс, уверяет, что видит живую Кристину, и предостерегает Джона от грозящей ему смертельной опасности. Так что фильм получился у Роуга скорее итальянским, чем английским. А его отрывистый монтаж, зачастую приводящий в недоумение, оказывается не только данью тогдашней киномоде, но и вполне адекватной метафорой разорванного сознания Джона, который до самого конца так и не догадался, что ему выпала редкая честь: увидеть собственные похороны.
"А теперь не смотри" (Don`t Look Now, 1973)