В субботу в Ростове-на-Дону прошли скачки, на которых присутствовал президент России и его гости — главы Армении, Азербайджана, Узбекистана, Молдавии и Венесуэлы. Специальный корреспондент Ъ АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ дважды прислушался к советам Владимира Путина, и оба раза проиграл. А потому пришел к выводу, что демонстративный намек президента России на своего преемника является всего лишь очередной попыткой ввести журналистов в заблуждение.
Владимиру Путину в Ростове-на-Дону было, если я ничего не путаю, очень хорошо. Вечером в пятницу после заседания Госсовета он поужинал с его членами в ресторане на левом берегу Дона. Это была обязательная программа, которую он исполнил, впрочем, без видимого напряжения.
А потом началась произвольная. Господин Путин сначала прокатился на катере по Дону, переправился на правую сторону, а потом, когда уже совсем стемнело, вышел на набережную. Вряд ли он дожидался темноты, чтобы оказаться в ней неузнанным. Если бы это было так, он бы, побродив по набережной, не зашел еще в один ресторан, "Пирс", и не сел бы за один из столиков вместе с губернатором Ростовской области Владимиром Чубом и полпредом Южного федерального округа Дмитрием Козаком, автоматически лишив отдыхающих способности анализировать окружающую их действительность.
А эта способность до сих пор у них, по-моему, была. Дело в том, что за соседним столиком сидели, тесно сдвинув стулья, как назло, юристы: пять дам, чей возраст с натяжкой можно было квалифицировать как бальзаковский (то есть они они к нему еще только приближались, хотя и, по-моему, стремительно). За другим столиком, тоже впритирку к тому, за который сел господин Путин, похоже, уже довольно давно расположились несколько англичан. Они были настолько поражены, что отказались замечать присутствие президента России сразу и до того момента, пока господин Путин не покинул заведение.
Между тем, именно эти столики были вечером в пятницу на вес золота, потому что находились, так сказать, на первой линии Дона. Они буквально нависали над речкой, которая, казалось, полоскалась под ногами. Дамы потом признавались мне, что заказали свой столик задолго до этого вечера.
Господин Путин попросил принести пива и рыбы. Пиво принесли сразу, рыбу пришлось ждать. Только отпив из кружки (вряд ли она была у него, впрочем, первой в этой перенасыщенной звуками и запахами ростовской ночи), господин Путин обернулся к дамам и поинтересовался:
— Вы ростовчанки?
Они, наверное, очень хотели, но, увы, не могли разговаривать, так как их переполняли сильные чувства. И чувство обожания, которое они испытывали к своему президенту, было, увы, не на первом месте. Подозреваю, что на первом было чувство необъяснимого ужаса и священного трепета, который он им внушал.
Поэтому они просто кивали.
Потом губернатор Чуб попросил принести пива и дамам, и когда я появился в ресторане, то первое, что увидел, — дам, налегающих на пиво. Мне кажется, они даже не очень понимали, что именно пьют. Это для них была сейчас водопроводная вода. Они не смели даже оглянуться на господина Путина, которому это, видимо, не очень нравилось, потому что ему явно хотелось поговорить о чем-нибудь интересном, а все, что могли сказать ему собеседники, сидящие за его столом, он знал и так.
А дамы пили пиво.
Наконец, выпито было уже, видимо, достаточно, чтобы одна из них решилась сесть вполоборота к господину Путину и попросила его о традиционном одолжении: сфотографироваться. Он сам расширил горизонты этого предложения до неприличных размеров. Он предложил им сдвинуть столы. Через несколько секунд стол дам оказался под углом градусов в 50 к президентскому. То есть некая дистанция все-таки сохранилась.
— А у нас девичник,— упавшим голосом сказала одна.
— Сломали мы его вам,— с сочувствием произнес Дмитрий Козак.
— Мужей, значит, дома оставили?-- задумчиво спросил Владимир Путин.
Он глядел на них как-то испытующе.
— Да!-- искренне вырвалось, кажется, сразу у всех.
— Привет им передавайте,— так же задумчиво сказал господин Путин.
Когда президент уехал, сфотографировавшись с ними и с поваром-хорватом, развившим в связи с приездом приезидента самую, наверное, бурную деятельность в своей жизни, я подсел к дамам. Все они были выпускницами одного курса юрфака Ростовского госуниверситета.
— Честное слово, мы случайно здесь! Честное слово!-- в каком-то отчаянье воскликнула одна из них.
— Да я вам верю,— сказал я.— Конечно, случайно. Вы просто стали жертвой обстоятельств. Вы ни в чем не виноваты.
Я подумал, они что-нибудь скажут о презумпции невиновности, все-таки они были юристами, но они не среагировали и на этот пас. Они все-таки были слишком деморализованы.
— Просто встречаемся иногда,— сказала еще одна дама.
— А когда закончили юрфак?-- спросил я их
Они молчали. Они думали, наверное, что эта информация может быть использована против них. Я тоже подумал, что это все равно что спросить их, сколько им лет.
— Успели что-нибудь рассказать президенту?-- спросил я.
— Да это он нам больше рассказывал,— произнесла одна.— Сказал, что знает то ли судью, то ли судей конституционного суда, которые родом из Ростовской области. Историю одну рассказал, про конституцию. Что у него был преподаватель по римскому праву в университете, сейчас он вроде тоже известный человек, занимается частным гражданским правом... так вот он как-то сказал ему: "Закон — это закон". А потом отошел уже на несколько метров, вернулся и говорит: "А конституция — это конституция!"
— А-а,— вспомнил я,— вы поэтому в какой-то момент так смеялись?
— Да-да,— подтвердили они.
— То есть закон можно не соблюдать, главное — соблюдать конституцию?-- уточнил я.
Дамы как-то не среагировали. Они, по-моему, тоже только догадывались о смысле, сокрытом в этом рассказе. Или старались о нем не думать.
— А вы точно журналист?-- спросила меня наконец одна дама.
Случившееся с ней, кажется, граничило с психотравмой.
На следующее утро президента России ждали на скачках. На ипподроме были накрыты доброкачественные столы. Интересно, что одинаковая еда предназначалась и для президентов, которые должны были приехать из Армении, Азербайджана, Узбекистана, Молдавии и Венесуэлы, и для журналистов, которых со всеми возможными почестями посадили на ту же трибуну, только метров за 150 от главных гостей.
На столах были сазан под маринадом, колбасная и рыбная нарезка, рыба в кляре, тарталетки с красной икрой, селедка, помидоры-огурцы, фрукты... Здоровая ростовская пища то есть.
Ипподром в Ростове большой, и это хорошо, потому что, как мне рассказали жители соседних домов, он уже предназначен под снос, и места под частные коттеджи хватит нескольким десяткам не последних, прямо скажем, ростовских семей, которые давно уже, видимо, живут с ощущением, что лошади топчут их землю и пылят своими копытами на их участках.
Люди эти уже, наверное, вселялись бы в эти дома, если бы некоторое время тому назад не стало известно, что на ипподром может приехать президент России. И тогда в дышавший на ладан ипподром его владелец успел к приезду президента вдохнуть три миллиона долларов. Ипподром теперь и в самом деле выглядит если и не на три, то уж на миллион долларов точно.
Министр сельского хозяйства России Алексей Гордеев казался в этот день крайне озабоченным. Это был его день. С уверенностью можно было сказать, что это был день, к которому он готовился по крайней мере весь год.
— Вы же любите лошадей? — осторожно спросил я его.
— По работе,— быстро ответил он.
— И только?
— Нет, ну и бизнес какой-то еще,— так же быстро согласился он.— Теневые ставки на скачках, туда-сюда...
Я не стал спрашивать, шутит ли он. Все было слишком очевидно.
Министр вышел на улицу встретить президента. Здесь, у входа на ипподром, было пустынно. Метрах в двадцати, правда, я увидел рассеянных (по тротуару) горожан как раз из этих двух соседних домов. Их было человек десять.
У служебного входа затормозил какой-то очень серьезный кортеж. Я подумал, что президентский, и не ошибся. Из "шестисотого" "Мерседеса" с номером 001 и буквами "К..РА" вышел президент Чечни Рамзан Кадыров. Он с чувством поздоровался с Дмитрием Козаком. Губернатор Ростовской области обрадовался, увидев его:
— О, либо первый, либо мертвый!
Это выражение господина Кадырова знакомо губернаторам и журналистам уже не первый год. По-моему, оно относится прежде всего все-таки к жеребцам.
Впрочем, чеченский жеребец Джасил жив и здоров, хотя принимает участие не в первых скачках на приз президента России и все никак не выигрывает их. То есть бывают все-таки случаи, когда слова президента Чечни расходятся с делом.
— Джасил в хорошей форме? — спросил я господина Кадырова, который приехал сюда вместе с сенатором Умаром Джабраиловым и еще с несколькими людьми, которые теперь довольно нервно посматривали на мирных горожан, при виде кортежа инстинктивно сбившихся в кучку у забора.
— В очень хорошей,— подтвердил президент Чечни.— Выиграет сегодня.
— А если не выиграет? — спросил я.
— Не выиграет? — задумался господин Кадыров.— Нет!.. Ну как?.. Выиграет! Я сказал — выиграет!
— А если все-таки не выиграет? — переспросил я.
— Нет, ну я сказал, что дерби выиграет,— резко повернулся Рамзан Кадыров к губернатору Ростовской области,— и что он, не выиграл?!
— Выиграл,— подтвердил губернатор, по-моему, нехотя.
Видимо, в дерби участвовала и ростовская лошадь.
— А вот когда Чавес подъедет, что кричать будем? — спрашивал тем временем Дмитрий Козак министра сельского хозяйства.
— Вива, по-моему,— пожимал плечами господин Гордеев.
Мимо на хорошей скорости, не притормозив, пролетел "Мазерати".
— И какой же русский не любит быстрой езды, знаете? — спросил господин Козак.— Тот, на котором ездят.
Те, кто стоял вокруг, засмеялись. Только Рамзан Кадыров внимательно посмотрел на полпреда и даже не улыбнулся. Я сначала подумал, что президент Чечни посчитал, что тут могут быть оскорблены национальные чувства русских людей, но потом подумал, что, наверное, он просто решал, над чем они тут вообще смеются.
Кортеж Владимира Путина притормозил у служебного входа. Господин Путин исподлобья огляделся по сторонам и кивнул группе снова некстати расслабившихся горожан. За пять-семь минут к этому же входу подъехали Владимир Воронин (ни с кем не поздоровался и не поглядел по сторонам), Ильхам Алиев (внимательно огляделся по сторонам и ни с кем не поздоровался), Ислам Каримов (произвел тот же эффект) и Роберт Кочарян (оглядел всех и поздоровался со всеми).
Наконец я увидел кортеж президента Венесуэлы. Он еще только притормаживал, а на приоткрытых дверцах уже гроздьями висели латиноамериканские юноши, которые были то ли его телохранителями, то ли группой его искренней поддержки.
— Ола! — крикнул президент Венесуэлы окружающим.
— Ола,— заявили они в ответ.
Его юркая охрана уже открывала ему двери служебного входа.
Скачки уже начинались. На президентской трибуне не было ни одного свободного места. Ростовские девушки ходили между столиков и принимали ставки. А надо было бы им принимать поздравления на конкурсах красоты.
Владимир Путин сидел в окружении коллег. Слева от Владимира Путина, наклонившись к нему и постоянно что-то негромко говоря, сидел президент Узбекистана. Этот полукруг замыкал господин Воронин.
Президент Венесуэлы сидел за другим столиком, метрах в двадцати и немного дальше от дорожек. Это был чисто венесуэльский стол, здесь сидели его жена, дочь, две внучки, каждую из которых Уго Чавес с нескрываемым удовольствием примерно раз в полминуты целовал в темечко (мне казалось, ответное удовольствие успело как-то притупиться).
— О, подслушивает! — обрадовался президент России, увидев, что я стою несколькими метрами ниже.
Я сказал, что нет, сейчас подсматриваю, и покачал головой, что, по моей мысли, должно было обозначать: "Ну что здесь у вас можно услышать интересного?"
Господин Путин правильно истолковал этот жест:
— А следующий ГУАМ на Соловках только что предложено провести!
Разве это не интересно, давал, кажется, понять господин Путин.
Он радостно засмеялся. Эта идея ему искренне нравилась. Ильхам Алиев и Владимир Воронин, чьи страны являются активными членами организации ГУАМ (в нее входят Грузия, Украина, Азербайджан, Молдавия, которые, собираясь вместе, пару дней чувствуют себя оппозицией СНГ), осторожно улыбались, показывая, что шутка им тоже нравится, но что это все-таки такая шутка. Я подумал, что на самом деле некоторые из сидящих за столом не только входят в ГУАМ, но, кажется, и выходят из него.
— Вот думаем Виктору Андреевичу (президент Украины Виктор Ющенко.— А. К.) позвонить, посоветоваться,— продолжал Владимир Путин.
— Там ведь ипподрома нет,— сказал я.
— А он там и не нужен,— опять развеселился господин Путин.— Там другие развлечения.
— На кого надо ставить? — спросил я господина Путина, подойдя к нему и президенту Азербайджана.
Президент поделился сокровенным знанием о том, что в третьем забеге все шансы, по мнению знающих людей, у Актрисы, и просто даже не может быть двух мнений.
— А в президентском? — спросил я.
— На первый номер надо ставить,— уверенно произнес Ильхам Алиев.
Я быстро посмотрел программку. Под первым номером должен был идти рыжий азербайджанский жеребец Авсарбей, арендованный в Турции.
— Понятно,— сказал я.
— В прошлый раз нас чуть не засудили,— с обидой сказал Ильхам Алиев.— Не хотели давать первого места. Пришлось Владимиру Владимировичу вмешаться.
И он с особой теплотой посмотрел на господина Путина.
Я хорошо помнил этот случай. Я сам поставил на азербайджанского жеребца и страшно расстроился, что он пришел вторым, хотя долго вел забег. И я помнил, как потом выяснилось, что фотофиниш неожиданно выявил двух победителей.
— Ну вот тут есть мнение, что Ментик может выиграть,— задумчиво произнес господин Путин.— То есть даже не Мент... А если бы Мент был, вообще бы ни у кого, значит, шансов не было.
— Мент — это выросший Ментик,— высказал свое мнение президент Азербайджана.
На дорожках готовились к третьему забегу. Перед ним на лошадях с трюками выступали казаки.
— А как, кстати,— резко повернулся Владимир Путин,— правильно: казакИ или казАки?
— А вы сами-то как думаете? — на всякий случай переспросил я.
— А я знаю: казакИ,— пожал плечами президент России с ударением на последнем слоге.
То есть он хотел выяснить, только ли он это знает.
Позже я обратил внимание на то, что президент Азербайджана совершенно не общается с президентом Армении, и подумал, как каждый из них делает вид, что за этим столом сидят не пять человек, а четыре. И только я это решил, как Ильхам Алиев и Роберт Кочарян, улыбаясь и даже смеясь, начали интенсивный обмен какими-то любезностями.
Тем временем Актриса бездарно сыграла в третьем забеге. Я, как и многие люди на ипподроме, проиграл вместе с Актрисой. Она какое-то время шла первой, а потом, было такое впечатление, отвлеклась на что-то постороннее. По моим подсчетам, на угольного цвета собачку, шнырявшую под конкурными препятствиями.
Господин Путин выглядел виноватым больше жокея Актрисы.
Через несколько минут он сам уже активно общался с жокеем, который чертил в воздухе руками какие-то фигуры высшего пилотажа. За этим занятием господин Путин пропустил четвертый забег.
Поразительно, что президент России при этом совершенно, казалось, не замечал президента Венесуэлы. Он не обращал на него никакого внимания. Казалось, он вообще не в курсе, что тот здесь. Через полчаса я уже думал, что эта мысль не претендует даже на художественное преувеличение.
Вместе с тем, президент Венесуэлы несколько раз вставал со своего места, переминался с ноги на ногу, но как-то не решался подойти к столу с президентами СНГ. И что-то эта история не вязалась с образом пламенного революционера, который обязан был бы уже давно обратить на себя внимание — хотя бы криком "Ола!". А мог бы, если такой уж пламенный, и скатерть поджечь.
Между тем я видел около Уго Чавеса только губернатора Ставропольского края господина Черногорова. Президент Венесуэлы обрушил на него всю свою энергию. Губернатор только изредка поднимал руки, словно защищаясь от бури и натиска латиноамериканца.
— О чем вы с ним говорили? — спросил я потом господина Черногорова.
— Да приглашал меня к себе...— сказал тот.— Хочет, чтобы Ставрополь был побратимом какого-то венесуэльского города. Пшеницы нашей на самом деле хочет купить.
— Зачем ему? — удивился я.— Своей не хватает?
— Такой пшеницы у него нет,— обиженно сказал губернатор.— Такой ни у кого нет.
— Какой такой? — удивился я.
— С повышенным содержанием клейковины,— с нежностью произнес губернатор.
— В Венесуэлу-то когда поедете?
— Да нет, не поеду,— махнул он рукой.— Некогда мне. Да и президент Швейцарии на днях пригласил, я уж согласился, а еще там из одной королевской фамилии люди звали... А я больше одного-двух официальных визитов в год вообще не люблю делать.
— Так Уго Чавесу и сказали?
— Так и сказал,— с вызовом сказал господин Черногоров.
— Он же, наверное, обиделся.
— По-моему, немножко да. Но вообще-то это не в его интересах.
— Что, слишком в ставропольской клейковине нуждается? — уточнил я.
— Да не без этого,— подтвердил губернатор.
Все эти истории походили на какой-то контрреволюционный заговор против президента Венесуэлы.
Лошади готовились к пятому забегу. Я подошел к президенту Татарстана Минтимеру Шаймиеву и спросил его как профессионала, кто тут все-таки выиграет через пять минут.
В этом забеге бежал и жеребец Рэди Сэт Суинг из Татарии, и я был уверен, что господин Шаймиев начнет сейчас боготворить его.
— Я посмотрел предварительные результаты,— неторопливо сказал президент Татарстана,— есть, честно говоря, и порезвее жеребцы, но покрытие тут, на ипподроме, очень плохое, так что все зависит от того, как они тут тренировались. Кто больше тренировался, у того побольше шансов, кто меньше — у того поменьше...
— То есть у азербайджанского жеребца — минимум?
— Ну почему? — сказал господин Шаймиев.— Наоборот, есть шанс...
— Так он же не тренировался.
— Значит, он посвежее,— одними глазами улыбнулся президент Татарстана.
Не знаю, почему я поставил в этом забеге на второй номер. Под ним должен был бежать армянский жеребец, но в последний момент его заменили на самую темную лошадку, тверского конезавода, которая никогда ничего серьезного не выигрывала и ни с кем из жеребцов этого забега не встречалась. Наверное, поэтому я и поставил на него свои три тысячи рублей.
Зато я хорошо знаю, почему я поставил еще три тысячи на Ментика.
Тверской жеребец победил. Это была прекрасная уверенная победа. Владелец жеребца сидел, оказывается, недалеко от президента России и, когда второй номер пришел первым, вскочил с места и буквально заржал от восторга. Его нельзя и, главное, не нужно было успокаивать. Но были все-таки попытки.
Господин Путин хотел уйти сразу после пятого забега. Но не получилось. Его окружили те самые девушки, которые принимали ставки. С каждой секундой их становилось все больше и больше. Они бежали сюда со всего ипподрома. Их было неправдоподобно много. И всем был нужен как минимум автограф.
Президент Венесуэлы тем временем вышел на улицу, к служебному выходу, туда, где стоял лимузин российского президента. Владимир Путин так и не подошел к Уго Чавесу. Теперь президент Венесуэлы, похоже, решил покараулить президента России возле его служебной машины, рассчитав, что мимо нее он не пройдет.
В качестве операции прикрытия Уго Чавес подошел все к той же группе ростовчан, которая уже устала исполнять свой гражданский долг под палящим солнцем, и заговорил с ними. Говорить ему пришлось больше получаса, потому что у президента России был еще двусторонний протокол с президентом Азербайджана. Когда Владимир Путин подошел к машине, Уго Чавесу удалось перехватить его. Общение заняло полминуты, и встречей двух друзей назвать происшедшее не поворачивается язык. Это была встреча одного друга с человеком, который собирался ехать на встречу двух друзей, один из которых был врагом этого друга.
На этом день господина Путина, мягко говоря, не закончился. Он поехал на праздник "Русского поля", туда, где колосились поля пшеницы и стояли готовые сожрать их комбайны.
Выслушав объяснения колхозников, купивших огромную машину для полива полей удобрениями (в день поливает 300 гектаров), Владимир Путин предложил идущему всегда рядом первому вице-премьеру Сергею Иванову (что-то нигде не было видно отвечающего за национальный проект "Сельское хозяйство" первого вице-премьера Дмитрия Медведева):
— Хорошая машина. В Рособоронзаказ, я думаю, можно включить.
Машину и в самом деле оставалось бы, по-моему, только чуток модернизировать.
Подойдя к новому комбайну "Ростсельмаша" и увидев, что дверца открыта, господин Путин забрался в него, крикнул, "Сереж, давай сюда!", дождался, пока господин Иванов сядет рядом, наскоро послушал, как управляется этот чудовищных размеров аппарат, понажимал на педали... Неожиданно у комбайна резко поднялась косилка и, по-моему, приоткрылся ее зев. Я вздрогнул, вспомнив трагические кадры из мультика "Ну погоди". Я до последнего не верил, что все это адское сооружение тронется с места. Хотя бы потому, что перед косилкой с камерами застыли десятки журналистов.
Но тут Владимир Путин захохотал — и оно тронулось. Правда, проехало всего несколько метров и встало. Но когда все было успокоились, вдруг тронулось снова. И опять почти сразу встало.
Владимир Путин и Сергей Иванов выбрались на свежий воздух, по-моему, чрезвычайно довольными.
— Что это было? — спросил я президента России.
— Тренировка прессы,— коротко ответил он.
Тренировали ее в таком случае, по-моему, на нового президента.
Еще через несколько минут президент России опять сел в машину, на этот раз в небольшой, по сравнению с комбайном, автомобиль, который работает на биотопливе (позже его конструктор с торжеством напомнил мне, что год назад в Ижевске я сказал ему, что модель этого автомобиля, стоявшая на такой же выставке, взята напрокат из мультика "Тачки", а он, обидевшись, ответил, что через год в нем можно будет покататься,— и вот обещание выполнено). И опять господин Путин не захотел ехать без господина Иванова, которого на этот раз довольно долго искали.
Это выглядело уже настолько демонстративно предвыборно, что теперь уже вызвало подозрения, что нас тут не только тренируют, но и от нечего делать вводят в заблуждение.
Хорошо, что к этому моменту сил не осталось не только на тренировку, но и на заблуждения.