Премьера кино
Семейная драма Владимира Котта "Муха" представляет собой своего рода продолжение телесериала "Дальнобойщики" — эта ассоциация возникает благодаря профессии главного героя, которую, впрочем, он по ходу дела меняет на гораздо менее романтическую, но зато приобретает некоторую моральную устойчивость. Обмен, по мнению ЛИДИИ Ъ-МАСЛОВОЙ, этически похвальный, но эстетически спорный.
В сценарии Владимира Котта, снявшего до "Мухи" несколько сериалов, полно мелодраматических натяжек вполне сериального толка. Герой Алексея Кравченко, дальнобойщик Мухин, о котором сразу дается понять, что он большой ходок, не отягощенный моральными принципами и не склонный руководствоваться сентиментальными соображениями, ни с того ни с сего сворачивает с трассы в какой-то абстрактно-захолустный Барабаш искать какую-то свою бывшую Машу, о которой его извещают странной телеграммой. На месте выясняется, что от Маши остались свежий могильный холм, фотография в обнимку с Мухиным и ключ от дома, где живет неприветливая девочка лет шестнадцати (Александра Тюфтей), которая носит мухинские фамилию и отчество.
Поначалу Мухин реагирует на происшедшее самым естественным образом: садится в машину и едет своей дорогой в сопровождении бодрячка напарника, которого играет трудноузнаваемый под развесистыми усами Сергей Селин. Он озвучивает философию беспечной дальнобойщицкой жизни, от которой к финалу "Мухи" предстоит отказаться главному герою: "Живешь с пустой башкой, а на кладбище попадешь — смерть начинаешь вспоминать и понимаешь, что все закончится скоро. А я печалиться не люблю и тишину тоже". Но как только жизнелюбивый шофер врубает на всю катушку песню "Видно, не судьба, видно, нет любви", фуру нагоняет ментовской "газик" и, несмотря на протесты дальнобойщиков: "У нас палтус испортится!", забирает Мухина обратно в Барабаш. Там ему объявляют, что его малолетняя дочь подожгла дом главы района и, если свежеиспеченный отец не захочет вмешаться, на нее заведут дело и отправят в колонию. Не совсем понятно, из каких соображений и на каких юридических основаниях милиционеры привязались к постороннему фактически шоферу, но понятное дело, что Мухин неожиданно для себя остается, глава района ставит его на счетчик за причиненный якобы дочкой ущерб, верный напарник уезжает с палтусом собирать деньги, а Мухин устраивается в Барабаше отрабатывать долг ассенизатором.
Владимир Котт не удержался от того, чтобы обыграть неразрывную смысловую и биологическую связь мух с фекалиями, видимо, рассчитывая таким образом снизить воспитательный пафос своего произведения и придать ему комический оттенок, но перегнул палку в сторону откровенного фарса. Кульминацией его становится сцена, где глава района раскрывает душу Мухину, приехавшему к нему выкачивать септик, и рассказывает, что ради его Маши он бросил жену, но Маша преданно ждала Мухина, пока не умерла. На безобидных словах про нерасчетливость покойной: "Жила бы вся в шоколаде" Мухин, почему-то рассердившись, обливает собеседника из шланга похожей на шоколад коричневой субстанцией.
Но главным образом фильм Котта интересен не копрологическим юмором и даже не попыткой Алексея Кравченко высунуть краешек бицепса за рамки привычного одномерного амплуа, а дебютировавшей в кино студенткой Щукинского училища Александрой Тюфтей. Ее героиня по кличке Муха — полная тезка скульптора Веры Мухиной, но она не лепит, а лупит, не только по груше, а и по всему окружающему миру. Мир от души дубасит ее в ответ различными имеющимися у него в арсенале "мухобойками", как смертью матери, так и появлением совершенно ненужного, но прилипчивого отца, которого интересует не столько дочь, а любопытство, желание попробовать другой жизни, "простой человеческой семьи". Независимая Муха весь фильм выпихивает из своей судьбы папашу-экспериментатора, прибегая уже к абсолютно уголовному способу в конце, когда отношения любви-ненависти между двумя Мухами начинают дрейфовать ну не то чтобы в направлении инцеста, но и не совсем в сторону чисто родственной связи между отцом и дочерью. Однако весь этот психологический потенциал "Мухи" остается почти нереализованным, наверное, из-за страха режиссера показаться слишком серьезным и наткнуться в финале своей истории на нечто менее лучезарное, чем идиллическая картинка взаимного перевоспитания взрослого раздолбая и трудного подростка.