 |
"Федералы бывших боевиков считали пятой колонной"
— Вам известна судьба тех, кто был амнистирован раньше?
— После первой в эту военную кампанию амнистии, которая была объявлена в 1999 году, по моим данным, легализовалось около 400 боевиков. Из них мало кто остался в живых.
— Что с ними произошло?
— Их уничтожали.
— Кто?
— Одних — те, от кого они ушли, других — наши силовики.
— Наши-то за что?
— Федералы бывших боевиков считали пятой колонной.
— Выходит, не зря и сейчас опасаются боевики сдаваться?
— Ситуация сейчас в республике другая. Тогда шла война, была жестокость со всех сторон, друг другу не доверяли, а главное — не было спокойной обстановки. Все-таки там сейчас закон и порядок начинают возвращаться. К сожалению, и сейчас имеются факты, когда люди похищаются силовыми структурами, как федеральными, так и местными. Я допускаю, что задерживают по подозрению в чем-то. Если задержали, отдайте в правоохранительную систему, пускай проводят дознание, расследование и т. д. Тогда вопросов никаких не было бы, наверное, было бы больше доверия к этим амнистиям.
— А не позорно чеченцу сдаваться? Может, в этом дело?
— Я вообще не знаю ни одной военной кампании, ни одной войны, где не было бы побежденных и не было бы победителей. Побежденные сдаются на определенных условиях. Всегда так было. И ничего в этом нет зазорного. Потому что если ты проиграл, то во имя чего ты приносишь свою жизнь в жертву? Во имя тупой идеи... У тебя что — дети не остаются, родственники не остаются, родные не остаются, которым ты должен помогать вернуться к мирной жизни? Амнистия — это есть добрая воля победителя или добрая воля государства по отношению к своим гражданам, которые совершили преступные действия, и государство говорит, что да, при таких-то условиях такую-то категорию граждан можно помиловать. То есть это проявление жеста доброй воли. Это нормально.
 |
ФОТО: ВАЛЕРИЙ МЕЛЬНИКОВ  Министр обороны Ичкерии Магомед Хамбиев сложил оружие 7 марта 2004 года, когда никакой амнистии для боевиков не было. Сейчас он депутат чеченского парламента, а о его лесном прошлом помнят только фотографии |
— Почему амнистией не воспользовался Аслан Масхадов? Он-то как профессиональный военный прекрасно понимал, что российскую армию ему не победить. И он, в отличие от таких лидеров, как Басаев, мог рассчитывать на прощение.
— Он неоднократно обращался ко мне, чтобы я переговорил с президентом России Путиным Владимиром Владимировичем.
— В эту кампанию?
— Да, в эту кампанию. Масхадов заверял меня, что в течение получаса будут все вопросы решены, что Чечня будет в составе Российской Федерации и т. д. и т. п.
— И что?
— Я президенту докладывал об этом, и неоднократно. И никогда президент Путин не сказал, что он против таких переговоров. Он говорил: "Я — за". Но президент поставил условие: "Пускай тогда заявит, что он (Масхадов.— 'Власть') против международных террористов, и, если может сам, пускай их изгонит из России и из Чечни. Или совместно с российскими силовыми структурами наведет в республике порядок: остановит похищения людей, грабежи, убийства, разбой и т. д.". Второй раз, когда я к президенту обратился, Путин сказал: "Ну видите, он не держит ни одного слова". Там и Примаков Евгений Максимович встречался во Владикавказе с ним в начале второй войны. Не получилось. Масхадов говорит: "Да, да, да",— а дальше этого "да" ничего не шло. И третий раз, когда я опять просил, чтобы он обратился, также ничего не вышло.
— Третий раз — это когда?
— 2002 год. Тогда Путин сказал: "Пускай без предварительных условий. Два вопроса, которые мы не должны обсуждать. Первое: чтобы не было, что Чечня — это Ичкерия. Чечня в составе Российской Федерации, это непререкаемое условие. И второе: требование о полном выводе войск. Раз Чечня является субъектом РФ, там будут оставаться определенные указом войска. А остальные вопросы готов обсуждать". Но Масхадов не мог ничего выполнить. И после теракта на Дубровке президент сказал: "Он никем не управляет, он своего слова не держит, и нечего с ним вести никакие переговоры".
— А Масхадов точно хотел прекратить сопротивление?
— Я абсолютно хочу верить, что намерения у Масхадова были искренние, потому что, как бы ни пытались его сравнить с Басаевым и Хаттабом, он действительно переживал за Чечню, вот как я это себе представляю. И хотел что-то изменить к лучшему. Но реализация любого предложения, о котором он говорил, могла стоить жизни ему и его родным и близким. Я в этом не сомневаюсь. Окружение, которое круглые сутки его контролировало, это исполнило бы. Думаю, основная причина того, что он ничего не довел до конца, заключалась в этом.
"Я предлагал выпустить из тюрем всех чеченцев"
— Госдума готовит уже седьмую по счету амнистию. В чем просчеты предыдущих?
— Амнистия должна иметь четкий механизм реализации. Я вам приведу один пример: в свое время, когда начали из популистских соображений ее предлагать — еще когда был Верховный Совет РСФСР, это 1993 год,— я выступил против такой необдуманной амнистии. Вот в советское время их как проводили: определяли количество амнистированных людей, кто они по специальности, и сразу решали вопрос, где они будут работать и жить. Потому что амнистированный, он биологическое существо, он должен есть, я уже не говорю, что он должен кормить свою семью, если она у него есть. А если ничего не давать, говорить: он зэк, он сидел в тюрьме, ему никто работу не дает, то мы практически этого человека предаем. Он выйдет и снова будет совершать преступления, для того чтобы просто выжить.
— Вы предлагали Госдуме собственный проект закона об амнистии, но его отвергли. Почему?
— Я хотел, чтобы амнистия охватила всех жителей Чечни и Ингушетии, причем и тех, кто проживал в других регионах страны. Ведь, боясь преследования, тысячи жителей республики разъехались по стране и миру. Люди, поверив вот этой бредовой идее независимости, совершили ошибки. Когда они поняли, они отошли от этого. Но везде, во всех кондуитах, во всех архивах и других информационных материалах они числятся как участники сопротивления, боевых действий, незаконных вооруженных формирований и т. д. И я знаю, что их будут преследовать. Их будут преследовать в целом по стране и особенно в Чечне. Вот их я имел в виду. Я также предлагал выпустить чеченцев из российских тюрем, конечно, за исключением тех, кто совершал тяжкие преступления. Ведь очень многие сидят просто как участники незаконных вооруженных формирований.
— Кто же был против этого?
— Мои коллеги-депутаты. Они упрекнули меня в том, что я хочу провести амнистию по этническому признаку. Так говорили люди, которые абсолютно не хотели вникать, что это за амнистия. О проблемах чеченского народа они знали только понаслышке. Они абсолютно плевать хотели на то, что огромное количество чеченцев пострадали только из-за того, что они были чеченцами. Особенно после терактов: чеченцам подбрасывали наркотики, патроны, а потом сажали. Это уже обсуждалось на коллегии МВД, в Генпрокуратуре, там ругали эту негодную практику, даже возбуждали уголовные дела против тех, кто таким методом боролся с преступностью. Но кардинально ситуация не изменилась и сейчас.
— Как же быть?
— Вообще, если мы хотим жить в дружбе, надо сделать все, чтобы разжать кулаки. Кулаком и не поздороваться, и не обняться, в конце концов, и рюмку не поднять. Вот разжать кулаки, подать друг другу руки, сказать: "Давайте простим все, что было". Была бы у меня волшебная палочка, я бы сказал: "Все, давайте простим всех". Я не имею в виду убийц, террористов. У нас же огромное количество осужденных военнослужащих срочной службы.
 |
ФОТО: ИТАР-ТАСС "В мирной жизни служба боевиков в силовых структурах неоправданна. Почему не взять их в железнодорожные, строительные войска? Они были бы в составе силовых структур, но без оружия" |
— Вы говорите о всеобщем прощении. А кровная месть не помешает?
— Чеченцы никогда не мстили представителям других народов.
— Но чеченцы воевали друг с другом...
— Меня этот вопрос страшно волнует. Это огромная проблема впереди. Сейчас у одних есть оружие, притом официально они его имеют и уничтожают налево-направо, чуть-чуть подозревая в чем-то. Как капусту рубят. Настанет день, когда скажут: ну нельзя этим оружие держать, потому что они просто социально опасны, потому что им что курицу убить, что человека убить — едино. Это начнется, как всегда это бывает, когда закончится напряжение, ситуация стабилизируется, когда все жить будут уже по законам. Тогда проснется, наверное, вот этот демон — демон мести. И у нас начнут выяснять и будут обвинять: ты вот там-то был, с тем-то был. Вы терзали, вы пытали, вы убили. Кто по какую сторону был баррикады. И здесь, честно скажу, мало кто сможет помочь — ни федеральная власть, ни местная власть, ни милиция, потому что, к сожалению, мы имеем немало фактов, когда в отдельных тейпах официально прощали, а через два дня приходят — уже труп находят. Мы это прекрасно знаем, есть среди нас такие, которые никогда не прощают, хотя могут на Коране поклясться, что простили. Мы неоднократно собирались и говорили, что нам нужен механизм, чтобы остановить вот эту ожидаемую кровную месть. Поэтому, я думаю, руководству республики, нам всем есть над чем задуматься. Пока еще не поздно.
— Очень много бывших боевиков служат в силовых структурах. Это правильно?
— Это было правильно в период военных действий, но в мирной жизни такая практика неоправданна. Почему не взять их в железнодорожные, строительные войска? Кстати, спецстрой Минобороны восстанавливает город Грозный. Там нужны рабочие руки. Вот взять бы туда их, они были бы в составе силовых структур, но без оружия.
— Каждая амнистия принимается с оговоркой, что на нее не могут рассчитывать те, кто убивал, стрелял в людей. А чем занимались боевики в горах, если не стреляли и не убивали?
— Нет ни одной амнистии в мире, в которой бы не было специальных оговорок. Есть преступления, которые никогда не амнистируются. Например, типы, которые похищали людей, пытали, рубили им пальцы, рубили им головы. Они вообще не имеют права жить в обществе. Другое дело военные действия, когда у людей оружие и они стреляют на расстоянии: никто не может сказать, убивал — не убивал, попал — не попал.
— А сколько всего боевиков было, сколько осталось?
— Откуда знать. Всегда количество боевиков колеблется от страха докладывающего об этом или от политической, финансовой или наградной необходимости. Никто не знает, сколько их. Я, когда был депутатом, поручил подсчитать помощникам, сколько, согласно публичным сообщениям, убито боевиков. Получилось, что за два с половиной года убито более миллиона.
— Это последняя амнистия?
— Я думаю, что это последняя. И вообще амнистии, сколько их ни принимай, ситуацию не спасут. Нужно сделать так, чтобы молодежь на Кавказе нашла свое место. С работой, учебой. Мы должны забыть позорное выражение "лицо кавказской национальности".
|
Как сдавались боевики
К пункту 2 статьи 208 Уголовного кодекса РФ ("Организация незаконного вооруженного формирования или участие в нем") есть примечание: "Лицо, добровольно прекратившее участие в незаконных вооруженных формированиях и сдавшее оружие, освобождается от уголовной ответственности, если в его действиях не содержится иного состава преступления". То есть когда Николай Патрушев предложил боевикам, не совершившим тяжких преступлений, добровольно сложить оружие, он просто напомнил действующую статью УК. Или, точнее, пообещал на этот раз исполнять российский закон. Правда, недолго — всего в течение двух с половиной месяцев. Как показывают приведенные ниже данные, боевики прекрасно понимают, что законы в России без публичного подтверждения высокого должностного лица или учреждения не работают. 13 декабря 1999 года Госдума объявила первую за время второй чеченской кампании амнистию для участников незаконных вооруженных формирований, совершивших преступления с 1 августа по 16 декабря 1999 года. Срок действия амнистии первоначально ограничили 1 февраля 2000 года, позднее продлив его до 15 мая 2000 года. За 154 дня действия амнистии, по подсчетам "Власти", основанным на сообщениях СМИ, сдалось 620 боевиков (в среднем по 4 человека в день). Генштаб после амнистии заявлял, что оружие сложили около 2,5 тыс. сепаратистов, из них 750 были амнистированы. За 39 дней до следующего официального предложения о сложении оружия федеральным силам, как сообщали СМИ, сдались 43 боевика (1,1 в день). 24 июня 2000 года участники съезда мусульманского духовенства Чечни призвали сепаратистов прекратить военные действия и сложить оружие. Присутствующий на съезде главный военный комендант Чечни Иван Бабичев заявил, что в течение месяца не будут привлекаться к уголовной ответственности боевики, которые сложат оружие и не замешаны в тяжких преступлениях. Этот период отметился сдачей двух полевых командиров, Насреддина Бажиева и Турпал-Али Атгериева, а также подчиняющегося Атгериеву отряда в 200 боевиков (6,7 в день). За 425 дней до следующего предложения о сдаче СМИ сообщали о сдаче всего 18 боевиков (0,04 в день). 24 сентября 2001 года президент России Владимир Путин в телеобращении о борьбе с международным терроризмом предложил чеченским боевикам в течение 72 часов сложить оружие и войти в контакт с полпредом в Южном федеральном округе Виктором Казанцевым для обсуждения путей интеграции их в мирную жизнь. По условиям ультиматума, сдавшие оружие боевики освобождались от уголовной ответственности, если не совершили тяжкое преступление. СМИ в этот период сообщали о сдаче до 4 участников НВФ (1,3 в день), при этом 1 октября секретарь Совбеза РФ Владимир Рушайло заявил, что боевики никак не прореагировали на предложение президента. В течение 616 дней до нового официального прощения сложили оружие 226 сепаратистов (0,36 в день). 6 июня 2003 года Госдума объявила амнистию для участников конфликта в Чечне в период с 12 декабря 1993 года, добровольно отказавшихся от участия в бандформированиях и сдавших оружие и военную технику до 1 сентября 2003 года. За 87 дней действия предложения им, по сообщениям СМИ, воспользовались 164 боевика (1,9 в день). По данным Северо-Кавказского управления Генпрокуратуры оружие тогда сложил 171 боевик, 143 из которых были амнистированы. Инициатива и. о. президента Чечни Ахмата Кадырова о продлении амнистии до 1 декабря была отклонена. В следующие 279 дней без всякой амнистии прекратили сопротивление и сдались федеральным силам 175 боевиков (0,6 в день). 7 июня 2004 года первый вице-премьер и начальник службы безопасности президента Чечни Рамзан Кадыров предъявил боевикам ультиматум с требованием сдаться в течение 72 часов. Явившимся с повинной он обещал дать "шанс вернуться к мирной жизни". В прессе сообщалось о сдаче в этот период 11 боевиков (3,7 в день), власти позже заявляли, что предложением воспользовались 20 человек. За следующие 763 дня, прошедшие до объявленного директором ФСБ Николаем Патрушевым 15 июля 2006 года последнего предложения о сдаче, оружие сложили 164 боевика (0,2 в день). Новая амнистия действительна до 1 августа 2006 года. По данным на 3 августа, пресса сообщала о фактах явки 46 боевика и 7 пособников (2,7 в день). По данным премьера Чечни Рамзана Кадырова, к началу августа сдалось 70 боевиков, Патрушев назвал цифру 63, чеченская прокуратура — 50. ОЛЬГА ШКУРЕНКО "Пока конкретных обращений лично ко мне не было" Руководство Совета федерации открыло "горячую линию", на которую могут звонить желающие сдаться боевики. Муса Мурадов спросил члена СФ от Чечни Мусу Умарова, что он будет делать, если боевик ему действительно позвонит. Сначала Совет федерации распространил в СМИ номера телефонов 17 сенаторов, которые предложили свои услуги в посредничестве между боевиками и правоохранительными органами. Но после того, как газета "Коммерсантъ" выяснила, что практически ни один из опубликованных телефонов не отвечает (или отвечают секретари, сообщающие: шеф в отпуске, звоните в сентябре), верхняя палата обнародовала реально действующий круглосуточный номер (692-43-24). Позвонив по этому номеру, боевики смогут связаться с любым из сенаторов-посредников. Муса Умаров — один из этих 17. — Почему в Совете федерации решили, что боевики доверятся сенаторам? — Это не спонтанное решение. Я и мои коллеги, которые входят во временную комиссию по анализу ситуации на Северном Кавказе, встречались с представителями чеченской диаспоры. Мы очень серьезно обсуждали сложившуюся ситуацию, решили, что нам всем нужно активно включиться в процесс возвращения к мирной жизни кем-то обманутых юношей. Представители диаспоры настояли на том, чтобы мы, сенаторы, использовали свои возможности для этого. — А вам дали дополнительные полномочия в связи с новыми обязанностями? — У нас достаточно своих полномочий. А если нужны дополнительные, то думаю, что мы их получим. Например, если возникнет такой вопрос: ты должен получить санкцию на то, чтобы вести переговоры и все такое. — Как боевики могут позвонить с гор вам? Там не работает мобильная связь. — Они найдут как позвонить. Могут через своих родственников, друзей, через каких-то посредников выйдут на нас, скажут: у нас вот такие-то условия, мы хотели бы встретиться и хотели бы вернуться к мирной жизни. — К вам уже кто-то обращался? — Пока каких-то конкретных обращений лично ко мне не было. Возможно, кто-то и пытался дозвониться, но в данный момент я в командировке, поэтому выйти на меня, возможно, не удалось. Но мои помощники предупреждены, чтобы внимательным образом отнестись к любому сигналу. Причем у меня есть люди и в самой Чечне, на которых всегда можно выйти. Республика небольшая, там нетрудно найти нужного человека. В первую войну я так многим помогал. — Допустим, кто-то позвонил. И что дальше? — Я беру у него контактный телефон, договариваюсь, когда мы связываемся снова, чтобы уже конкретно поговорить. — А потом связываетесь по телефону или вживую? — Как захочет мой собеседник. Если надо, то выезжаю на место, туда, где находится звонящий. — Из Москвы — в горы? — А почему нет? — Но это же опасно — ехать куда они скажут. Может, они хотят заманить в ловушку. — Вполне возможно. Поэтому эти все моменты будут отработаны. Просто так никто не поедет. Мы через родственные связи будем наводить справки: кто этот боевик, что он реально хочет. Мы, самое главное, дадим гарантии, что они не будут обмануты, что никаких ловушек для них не будет. — То есть боевик может рассчитывать на гарантии безопасности? — Естественно. Если не было явных совершенных тяжких преступлений. А если у него, как говорится, руки по локоть в крови, естественно, ни я, ни кто бы то ни было ему не поможет. А те, кто подпадает под амнистию, могут быть спокойны. Мы, если это надо, готовы выступить гарантами этой безопасности. Это наша задача. Но остальное за органами правопорядка, которые в соответствии с актом амнистии будут собирать документы, принимать решение. А мы и в дальнейшем будем помогать амнистированному. — Вы поможете трудоустроить его? — Естественно. Дальше будет программа, там будут подниматься эти вопросы тоже. Почему? Потому что человек, который ушел оттуда, его в первую очередь надо постараться где-то трудоустроить, чтобы он вернулся к своей семье, к мирной жизни и трудился, добивался таких хороших экономических высот в нашей республике и жил там. |