Сначала было «Слово»

В прокат выходит лютый киргизский фильм «Приговор», поставленный казахским режиссером Диасом Бертисом. Скучал, просматривая эту национальную версию «Слова пацана», Михаил Трофименков.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

В принципе «Приговор» можно и не смотреть целиком. Достаточно одного плана, похожего как две капли воды на все остальные. На протяжении полутора часов персонажи — героями и даже антигероями назвать их язык не поворачивается — будут со зверски перекошенными лицами лупить друг друга дубинками, прикладами, коваными сапогами и голыми кулаками.

К финалу дело дойдет до автоматов и гранатометов. Впрочем, в открывающем фильм, пусть и отрывочном, флешфорварде мы уже увидим все последствия применения штурмового оружия в замкнутом пространстве райсуда, и сразу станет понятно, чем кончится дело. Претензий к Бертису по поводу спойлерского предупреждения зрителей почти никаких: как и было сказано, весь фильм — одно истеричное, пусть и мастерски снятое, бессмысленное и беспощадное мочилово.

Претензий нет, зато есть один принципиальный — чисто технический — вопрос. На протяжении часа интрига вертится вокруг табельного пистолета, который пацаны подрезали у незадачливого мента. Но если из-за одного жалкого ствола бушует такой шухер, как объяснить появление у пацанов целого «калаша». В степи нашли, из Иссык-Куля выловили, у басмачей купили?

Ну и вопить, само собой, персонажи, выясняя отношения, будут истово. Вопить по-русски, хотя дело и происходит в уездном городе Балыкчи. Ну а если изредка и перейдут на киргизский, то сделают его понятным для отечественного уха вкрапления родного мата. Слушают же они, само собой, такой рэп как рэп: «На маме нет лица, и это тоже без конца…» Закадровые комментарии единственного выжившего персонажа не менее содержательны. «Ненависть рождает ненависть» или «нет в мире никакой справедливости». Кто бы сомневался.

Кстати, о ненависти. Ненавидеть представителей правоохранительных органов пацанам и зрителям положено по определению. Ну они же менты, дубинками размахивают. А спецназ, идущий на штурм захваченного пацанами райсуда, такой страшный в своей экипировке. Ну да, спецназ и должен пугать клиентов одним своим видом, он же не кумыс идет с ними распивать, а заложников освобождать. И, очевидно, не от широты души участковые лютуют, а просто достали их эти пацаны своими бесчинствами.

Пацаны и пацанки между тем отнюдь не дворовые крысы, а ребята из хороших (а по меркам райцентра — очень хороших) семей. Актан (Раун Ахмедов) — внук офицера КГБ и интеллигентнейшей бабушки-преподавательницы. По стопам деда он грезит о чекистской карьере, уже допущен ко вступительным экзаменам в академию госбезопасности и вообще победитель математической олимпиады, но вот сука-судьба помешала. Отцы его девушки Айколь (Бегайым Асакунакова) и плохого пацана Алана (Айбар Салы) такие шишки, что могут вертеть как угодно местными милицейскими начальниками, вынуждая списывать убийство на самоубийство или изымать имена своих детей из списка свидетелей преступления. Такая, короче говоря, юная элита, которая сама выбрала свою незавидную и кровавую судьбу.

С какого перепуга, в силу каких социальных обстоятельств они это сделали, Бертиса не интересует. Адреналин бушевал и добушевался до кучи трупов. И с какой стати мы должны сочувствовать этим юным «бешеным псам»?

Так в свое время директор ФБР Эдгар Гувер прозвал Бонни и Клайда, отмороженных налетчиков времен Великой депрессии. Их в своем шедевре 1967 года романтизировал как антикапиталистических благородных разбойников Артур Пенн. В финальном рапиде они, словно танцуя джигу смерти, погибали под градом пуль.

Точно в таком же рапиде в финале «Приговора» погибнет пара персонажей. Фильм вообще злоупотребляет рапидом, что в сцене смерти, что в сцене танцев, хотя рапид давно считается достаточно безвкусным приемом. Впрочем, чуть менее безвкусным, чем романтизация юных и бессмысленных подонков.