"Построили тем, у кого деньги были"

Российско-грузинской войне исполнилось два года. Тогда, в августе 2008 года, Россия официально взяла Южную Осетию под опеку, пообещав восстановить все разрушенное войной. Спецкорреспондент ИД "Коммерсантъ" Ольга Алленова увидела, как это обещание выполняется.

"Если школу закроют, все люди отсюда уедут"

Год назад я делала репортаж из села Хетагурово, разрушенного после войны (см. статью "Про нас давно все забыли" во "Власти" N 11 за 2009 год),— отправилась туда и сейчас. На центральной улице села выросло сразу несколько новых двухэтажных домов, а вообще в селе их отстроено около 20 — по нормативам владельцам разрушенного частного жилья обязаны построить дом из расчета 125 кв. м на семью, а если кто-то хочет больше, он может доплатить. В Хетагурово, судя по размерам домов, доплатить смог только депутат парламента — его дом стоит напротив большой сельской школы, которая уже два года находится в аварийном состоянии и в которую 1 сентября опять пойдут дети. Родственники депутата, живущие возле школы с другой стороны дороги, говорят, что ради дома каждый готов залезть в долги и взять кредиты: строят здесь на всю жизнь.

А вот ради школы в долги влезать никто не хочет. Поэтому минувшей весной учащиеся едва не оказались под завалами: во время небольшого землетрясения полуразрушенные стены той части здания, где находилась школьная библиотека, рухнули, потянув за собой соседние стены и потолочные перекрытия. "Мы услышали шум и успели вывести детей,— рассказывает учительница начальных классов Валентина Козаева.— После этого некоторые родители забрали детей и стали возить их в городскую школу. Но это те, у кого есть машины. Остальным в город добираться трудно. У нас сейчас 40 учеников, по 5-6 в классе, им некуда деваться. Мы хотели арендовать дом, чтобы проводить занятия там, но в селе все разрушено, здесь нет ни одного пустого дома, пригодного для занятий". "Если школу закроют, все люди отсюда уедут,— говорит невестка Валентины Бэла.— Это самое большое село Южной Осетии, здесь раньше было по три параллельных класса. Многие люди уехали еще во время первой войны. Они бы вернулись, если бы им тогда дома восстановили, работу дали, школу отремонтировали. Но жить 20 лет на руинах смогут немногие. Сегодня могут уехать и те, кто остался и выдержал эти 20 лет".

У Бэлы двое детей: мальчик в пятом классе, девочка — в седьмом. Она говорит, что за последние два года здесь побывали депутаты Госдумы, российские чиновники и все обещали школу восстановить. Даже расчистили площадку на соседнем участке под строительство нового здания. Но стройка так и не началась. 1 сентября ее дети снова должны пойти в старую, полуразрушенную школу.

«Россия выделяет огромные средства и не контролирует их. Приезжали Степашин, Медведев, Шувалов — и ничего не меняется!»

"Многим снесли и до сих пор ничего не построили"

В доме 4 по улице Защитников артиллерийский снаряд пробил крышу и стены верхнего этажа, от удара повело стены и пол. Находиться здесь небезопасно. Марина Бегулаева и ее муж Владимир Мамиев переселились со второго этажа своего дома на первый и живут теперь в двух комнатах с дочерьми, сыном, невесткой и братом мужа, инвалидом. Комиссия по восстановлению приходила к ним только в 2008 году, после этого семье выделили стекла, но они так и стоят в кладовой: для остекления надо поменять оконные рамы и залатать стены, а денег у семьи нет, да и боятся: говорят, все равно рано или поздно потолок рухнет. Грядущую зиму готовятся встречать, как и прежде, с целлофаном на окнах и печкой-буржуйкой в комнатах.

Варваре Бекоевой 88 лет, она ветеран труда. Ее дом стоит недалеко от школы, по адресу: Хетагурова, 26. Уже два года в доме нет стекол, а в фасадной части огромная дыра, наспех забитая фанерными досками. Сквозь изрешеченные осколками стены проникают солнечные лучи, и дом кажется выложенным изнутри цветной мозаикой. Зимой на полу лежит снег. А осенью — вода. 8 августа 2008 года Варвара и ее муж Ефим, ветеран Великой Отечественной, встретили в этом доме. В первую же ночь, когда село подверглось артобстрелу, Ефима парализовало — он больше не мог вставать и передвигаться по дому. Спустить его в подвал Варвара не смогла — и сама осталась с мужем в комнате. Она показывает мне кровать, на которой спала, и дверь в соседнюю комнату, изрешеченную пулями. Дверь — рядом с кроватью, а следы от пуль — на уровне изголовья.

— 8-го утром пришли грузинские военные,— вспоминает Варвара.— Они делали у нас обыск, искали моего внука. Я плакала и кричала: за что они разрушают наши дома? Они мне сказали: "Ваш внук военный". Я им сказала: "Вы тоже военные, и ваши дома тоже когда-нибудь будут разрушены". Они, правда, нам ничего плохого не делали. Один их командир пришел, посмотрел на мужа моего и сказал: "Стариков мы не трогаем, нам молодые нужны".

Ефим Бекоев умер в декабре 2008-го, в первую же холодную послевоенную зиму. Он так и не встал с кровати, где провел три дня войны. Ему было 85 лет, его орден Мужества и многочисленные медали хранятся в семейном архиве, и Варвара до сих пор пытается понять, почему он должен был пройти всю войну, дожить до новой войны спустя 60 лет и умереть беспомощным в холодном, изрешеченном пулями доме.

Они строили этот дом 50 лет назад — вместе. Он пришел с войны, окончил физико-математическое отделение института, стал завучем в местной школе. Она работала сначала на военном заводе в Тбилиси, а потом бухгалтером в колхозе. На собранные деньги они построили небольшой одноэтажный дом с фанерными внутренними перегородками, но добротными внешними кирпичными стенами.

Теперь восстановить этот дом практически невозможно. Его нужно сносить и строить новый. Варваре предложили снести дом еще в 2008-м — она не дала и не жалеет.

— Многим снесли и до сих пор ничего не построили,— говорит Варвара.— Где бы мы жили два года? У нас нет родственников, кто мог бы нас приютить.

— Но ведь вашим односельчанам построили дома.

— Построили тем, у кого деньги были или связи. Вы посмотрите, кто живет в этих новых домах. Они пустые. У этих людей есть где жить.

Невестка Варвары Мадина успокаивает ее:

— Обещают с 10 августа начать строительные работы. Два месяца строители сидели без зарплаты, не было финансирования, а теперь вроде бы деньги пришли. Может, и нам повезет на этот раз.

— Ну, мне уже не повезет.— Варвара улыбается сквозь слезы.

Поиски владельцев новых домов ни к чему не привели: дома оказались либо недостроенными, без внутренней отделки, либо достроенными, но без признаков жизни. Соседи объясняли, что владельцы нового жилья еще не переехали, потому что отделочные работы заморожены. А в поселке Новый по пути в Цхинвали строители одного из новых, недостроенных домов объяснили мне: "Денег не платят уже третий месяц, все бригады разъехались, а мы остались, мы местные, нам все равно ехать некуда".

"Лучше нас российских погорельцев никто не поймет"

В Цхинвали, в переулке рядом со зданием МВД, нахожу дом, хозяева которого до сих пор живут в палатке. С улицы — дом как дом, только верхний этаж покорежен. Зайдя во двор, понимаешь, что от дома остались только лестница на второй этаж да скелет стен, частично обвалившихся. Эту развалину стоило снести хотя бы для того, чтобы обезопасить живущих здесь людей.

Гриша Дзасохов и его жена Зема Тедеева живут в палатке во дворе дома — живут основательно, с подведенным электричеством, телевизором, книжным шкафом и диваном с кроватью. Только дышать здесь в середине дня совершенно нечем, поэтому дневное время супруги проводят под лестницей дома-призрака, где стоят стол, газовая плита и тахта — для племянника, который на днях приедет погостить из Челябинска.

Гриша и Зема — местные знаменитости. Поскольку ни одна комиссия ни разу даже не вошла во двор этого дома, супруги стали активно критиковать местную власть и жаловаться в Москву — писали Владимиру Путину и Дмитрию Медведеву, а когда не помогло, обратились к Западу. В своем последнем обращении они просят западные организации построить дома всем погорельцам — только сделать это напрямую, без посредничества властей. "Не верю ни местной власти, ни российской",— говорит Зема. Под этим обращением подписалось всего несколько человек, хотя людей, лишившихся крова и живущих на птичьих правах у родственников или снимающих жилье, в десятки раз больше. "Люди боятся",— говорит Зема. Две недели назад местные депутаты жестоко избили цхинвальского активиста Тимура Цховребова, который вместе с Земой и несколькими представителями Южной Осетии участвует в Грузино-осетинском форуме. В конце июля в Голландии на встрече в рамках форума делегация подписалась под обращением, в котором констатирует беспомощность женевского переговорного процесса и просит стороны решить гуманитарные вопросы в зоне конфликта. Сразу после возвращения из Голландии Цховребова избили, и сейчас он находится в республиканской больнице Владикавказа с сотрясением мозга, рваной раной шеи и осложнившимися хроническими заболеваниями.

В городе называют фамилии депутатов, участвовавших в избиении,— на них показал сам активист, однако уголовное дело ни на одного из них не заведено. Более того, Цховребова, Тедееву и всех, подписавшихся под обращением, представители Южной Осетии на женевском переговорном процессе назвали предателями родины.

— 8 августа мы просидели в подвале,— говорит Зема.— Мы могли отсюда уехать, нам предлагал зять, но мы остались. 9 августа Гриша увидел российские самолеты и обрадовался: нас не кинули, Россия нас спасет, готовь, Зема, пироги. Я пекла пироги вот здесь, во дворе, а дома нашего уже не было, и везде еще стреляли. Я вынесла эти пироги ребятам-солдатам, они были голодные, все съели. У ворот меня задел осколок. Потом нам дали компенсацию 50 тыс. руб. за разрушенное жилье, и 35 тыс. я оставила в Москве, где меня обследовали. Я состою на учете в онкодиспансере во Владикавказе. Я ничего не боюсь. И мне плевать, кто и как меня называет. Я свою родину не предавала. Я всю войну была здесь — в отличие от тех наших чиновников, которые, расталкивая наших местных женщин и детей, своих жен в "уазики" запихивали, сами в эти "уазики" прыгали и бежали из города. Их имена все знают. И эти люди меня называют предателем? Я два года в палатке живу, а они в роскошных джипах ездят и себе офисы и магазины строят. До Голландии дошла и дальше пойду, а дом себе отвоюю.

— Почему вы живете в палатке? — спрашиваю я.— Многие ведь живут у родственников или снимают жилье.

— Родственники детей наших приютили, и на том спасибо,— отвечает Зема.

— Здесь квартиру снять может только богатый человек,— говорит Гриша.— 15-17 тыс. руб. стоит квартира. Чиновники и приезжие строители взвинтили цены. Им-то что, им же правительство или подрядные организации оплачивают жилье. А у нас откуда деньги? Наши власти сначала обещали: снимайте жилье, мы вам компенсируем. До сих пор никому ничего не компенсировали.

Недавно Тедеева и еще 50 погорельцев обратились с письмом к Путину — просили выделить им беспроцентную ссуду на строительство домов. Уже третий месяц ждут ответа.

— Россия выделяет огромные средства и не контролирует их,— рассуждает Зема.— Приезжали Степашин, Медведев, Шувалов — и ничего не меняется! Адреса в наших письмах указаны — пройдите посмотрите, где и как люди живут бездомные. Ни один чиновник не пришел с 2008 года! Шувалова мы целый месяц ждали, погорельцы, как услышат, что кто-то едет, на улицу выходят — ждут. А в итоге он приехал тихо, сразу в нашу новую больницу поехал, больницу оцепили охранники, да так, что одного больного, которого родственники привезли в больницу, не пропускали — и не пустили, пока Шувалов не уехал. Вот так они боялись, что мы к нему прорвемся. С народом он так и не встретился. Зачем он приезжал? На чьей он стороне? Наши люди еще на Путина надеются, у него такой стиль — приезжает и с людьми встречается, вот мы его тут очень ждем.

— Сейчас в России такая беда, он уж и не приедет,— говорит Гриша.

— Да, лучше нас российских погорельцев никто не поймет,— кивает Зема.— Не дай бог, чтобы им пришлось пережить то же, что за эти два года пережили мы.