По-прежнему остается неясной судьба иконы Богоматери Торопецкой ("Власть" уже писала о ней в материале "Аренда "Богоматери"" в N 48 за 2009 год). Корреспондент "Власти" Сергей Ходнев считает, что спор о том, где должна находиться икона, разрешил еще царь Алексей Михайлович.
Икона Богоматери Торопецкой должна была вернуться в Русский музей из коттеджного поселка "Княжье озеро" еще в сентябре 2010 года. Потом срок продлили до марта 2011 года. Однако наступил май, а икона так и не вернулась.
Понятно, что для того, чтобы задержать драгоценную икону в подмосковном коттеджном поселке, недостаточно одной только воли построившего "Княжье озеро" бизнесмена Сергея Шмакова, который выступил в свое время инициатором передачи "Торопецкой Богоматери". Эта икона, датированная XIII-XIV веками, является частью государственного музейного фонда, и право распоряжаться ею принадлежит государству в лице Министерства культуры. Однако с самого начала истории с передачей иконы министерство так уверенно поддерживало проект Шмакова, что дало повод для толков о том, что проект этот одобрен на еще более высоких государственных этажах. В этом же убеждало и поведение директора Русского музея Владимира Гусева, который в этой ситуации вел себя как человек, которому есть чем рисковать помимо ухудшения отношений с Минкультом и Шмаковым. Достаточно вспомнить о том, что икону вывезли из музея ночью и втайне. Или о том, что, по его словам, директор сам настаивал на выдаче иконы, невзирая на возражения со стороны музейного сообщества, и так взбудораженного готовящимся принятием закона о реституции.
В качестве объяснения своей позиции господин Гусев выдвигал готовность к диалогу с Русской православной церковью. В данном случае церковь, правда, не совсем непосредственный партнер по диалогу, но теперь очевидно, что диалог в любом случае не получился. Срок пребывания вне музея в очередной раз продлен по инициативе Министерства культуры, теперь в качестве крайней даты называется декабрь 2011 года. Но сразу несколько высших должностных лиц Минкульта уже заявили, что икона отправится на свое историческое место, в собор города Торопец, который сейчас усиленно реставрируется на казенный кошт.
Надо признать, что у сторонников передачи иконы в руках солидный аргумент. Ранее споры относительно возвращения икон в храмы часто заканчивались на том, что в музеях есть условия для правильного содержания хрупких памятников древней иконописи, а в храмах — нет. Для "Одигитрии Торопецкой" на средства Сергея Шмакова изготовили специальную капсулу, поддерживающую нужный температурно-влажностный режим, и даже обеспечили возможность дистанционного контроля состояния иконы. Это немалые и похвальные траты, но траты частные, и далеко не каждый из храмов может себе их позволить. К тому же без регулярного освидетельствования в надлежащих профессиональных условиях невозможно сохранять даже памятник XVI-XVII века, не говоря уж о XIV, тут спорить не о чем.
Правда, министр культуры Александр Авдеев, судя по всему, готов поспорить. При этом, видимо, не замечая, что история "Торопецкой Богоматери" все увереннее превращается в прецедент. Пусть нельзя вещь из музея отдать в собственность частному лицу или общественной организации, но можно передать во временное пользование. Очевидно, временность этого пользования теперь позволено трактовать с угрожающей расширительностью.
Нашему государству не впервой распоряжаться реликвиями, не всегда считаясь с законом и здравым смыслом. Похожая расширительность возникла в середине XVII века, когда по просьбе царя Алексея Михайловича монахи Ватопедского монастыря, что на Афоне, привезли в Россию свои святыни — голову св. Иоанна Златоустого и крест царя Константина, древнюю реликвию, связанную с именем императора Константина Великого. Царское письмо уверяло, что вскоре святыни будут отпущены обратно, а монастырь получит огромное по тем временам "царское жалованье" — 2 тыс. руб. Святогорцы привезли реликвии в Москву. Деньги они получили сполна, но реликвии им не вернули: русское правительство дало понять, что воюющей России небесное благословение пока нужнее, что негоже великим святыням быть во владении басурман и что дальнейшая финансовая компенсация не заставит себя ждать. Греки несколько десятилетий пытались вернуть себе свои сокровища, пока им не объяснили, что реликвии из России не уедут никогда. Глава Иоанна Златоуста в ХХ веке оказалась в Музеях Кремля, потом была передана РПЦ, а Константинов крест сгинул еще в наполеоновское нашествие.
Однако то были реликвии, а не иконы, с которыми все совсем иначе. Это для науки, для истории искусства, для истории вообще икона XIV века — драгоценность, а неловкая копия с нее ХХ века — нет. С богословской точки зрения разницы между двумя этими изделиями нет никакой, более того, утверждающий обратное находится в опасной близости от идолопоклонства. И если возвращаться к XVII веку, то, когда царю Алексею Михайловичу понадобилась икона Иверской Богоматери, он не стал требовать от Иверского монастыря сам оригинал, а с благоговением принял изготовленную для него копию. Но в голове современного человека при мысли о значении икон возникает обычно настолько гремучая смесь суеверий и научных фактов, Флоренского и Тарковского, что столь простое решение кажется уже неприемлемым.