26 мая в здании Государственной Третьяковской галереи на Крымском Валу торжественно откроется выставка "Святая Русь" —видоизмененная версия прошлогодней экспозиции в Париже. Если французский вариант "Святой Руси" предлагал поговорить об истории, то российский — только о душе.
Прошлой весной экспозиция под тем же названием и почти в том же составе стала блокбастером Лувра и освятила собой помпезный перекрестный год России и Франции. Нынешняя выставка — наглядное опровержение аксиомы о том, что при перемене мест слагаемых сумма не изменяется. 450 произведений русского искусства X-XIX веков из 25 отечественных музеев, библиотек и архивов плюс один экспонат из Лувра в Москве расскажут совсем другую историю. И дело не в том, что некоторые прошлогодние экспонаты, кропотливо собранные парижскими кураторами со всех концов Европы, от Швеции до Италии, в Россию не поедут. Дело в идеологии.
Вроде бы многое тут схоже. Во-первых, выставка во многом первопроходческая: в Лувре, да и вообще ни в одном западном музее такого количества допетровского русского искусства не видели. Но и у себя дома эти предметы никогда прежде не встречались и столь многоцветную картину русского религиозного искусства не составляли. Во-вторых, экспозиция чрезвычайно пафосная: Париж пал под блеском, сиянием и сверканием золота, камней, парчи, шитья, резьбы и темных древних ликов; православная Москва готова приветствовать в этом событии "идеал Святой Руси", который, по словам патриарха Московского и всея Руси Кирилла, "побуждал размышлять о главном и творить с пользой для души". И там и там при сделанном на иконописи центральном акценте обилие рукописей, книг, монет, окладов, святынь, церковной утвари, тканей говорит со зрителем не столько об искусстве, сколько о целостном мире православия.
И все же это абсолютно разные выставки. Рациональные французы построили свою экспозицию строго хронологически. Им были важны исторические параллели, обозначающие место того или иного явления русской культуры в общеевропейском масштабе. Как гуляли туда-сюда стили, как цари-короли выдавали замуж дочерей, какими видели россов времен Крещения Руси испанский купец-иудей, немецкий монах или арабский путешественник. Французы разыграли несколько бесспорных карт европейского влияния на русскую культуру, но не сделали из этого культа. Острый галльский смысл и любовь к историческим фактам как таковым позволили им сочинять столь парадоксальные для нашего замыленного сознания пары, что дух захватывало: сопоставление во времени и пространстве иконы святых князей Бориса и Глеба и половецкой каменной бабы — это не в бровь, а в глаз. Одно время (XI-XII века), одна территория, но два как бы не соприкасающихся в привычной по учебникам хронологии мира.
"Богоматерь Толгская". Конец XIII века. Ярославль или Ростов
Фото: Государственная Третьяковская галерея
Московская "Святая Русь" хронологию не презирает, но интересуется куда более отвлеченными вещами. Ее главы: "Рождение в Духе" (про Крещение Руси), "Под покровом Богородицы" (о почитании Богоматери в России), "Заступники и наставники" (о почитании святых на Руси), "Свет в пустыне" (о монастырях), "Земное царство и Царствие небесное" (об отношениях церкви и государства), "Святое в повседневном" (об обиходном православии), "Небо на земле" (о русском православном храме). Тут правит не факт, но идея. Не история, но утопия. Чего кураторы и не скрывают: по их словам, из этих тем "в современном сознании складывается образ "Святой Руси" как умозрительной модели идеального общественного и духовного устройства".
Идеальных моделей в сознании современного жителя России и так больше чем достаточно. А вот порядка в нем маловато. Холодная история могла бы быть тут более полезна. Потому как некоторыми абстрактными построениями о русской духовности уже прикрывалось перемещение великих домонгольских икон в совершенно не удовлетворяющие музейным требованиям действующие храмы, а под знаменами "Святой Руси" еще много можно наворотить. Ведь чтобы постичь мысль русских кураторов о том, что "идеальный образ не всегда и не во всем совпадает с исторической действительностью", надо эту историю знать. В чем нам московский извод "Святой Руси" не слишком поможет.