В течение последнего года в Грузии произошло 12 террористических актов. К ответственности привлечено около 30 человек. По официальной версии, все теракты имеют «российский след». Грузинский гражданин Гогита Аркания, осужденный на 30 лет лишения свободы за подготовку 5 терактов и участие в них, встретился в тюрьме строгого режима в Глдани, пригороде Тбилиси, с корреспондентом "Ъ" Ольгой Алленовой и рассказал, за что получил свои 30 лет строгого режима.
«Русские узнали, что ты здесь был. Ты должен приехать»
Я родился в 1979 году в Гальском районе Абхазии, в селе Чубурхинджи. Я закончил там среднюю школу. Когда в Абхазии шла война, пять лет почти, я жил в доме родственников в Зугдиди и в Цаленджихе. До 2005-го года я часто ездил из Зугдиди домой и оьратно, но в 2005-м я устроился по контракту в Сенакскую бригаду ВС Грузии, и домой ездить перестал. 7 месяцев я был в Ираке. Когда была операция в Кодорском ущелье в 2007-м году – может, вы помните, тогда там ловили Эмзара Квициани, - я в ней участвовал и даже получил награду – орден генерала Мазниашвили, за храбрость. Мне этот орден министр Окруавшили вручил лично. В 2008 началась война в Южной Осетии, я там тоже воевал. Получил там контузию.
В 2009-м мой контракт закончился, я уже не хотел его продлевать. Я хотел найти работу лучше, хотел более элитное место. Мне нравится военное дело, поэтому я подал документы в спецназ МВД. Там такие заявки рассматривают полгода, мне пришлось ждать. Все это время я жил в Тбилиси у моего брата. Он бывший полицейский. Сейчас он тоже сидит, ему дали 6 лет за то, что скрывал информацию обо мне и моих преступлениях. Но он ничего не знал. Я не знаю, зачем его наказали.
В декабре 2010 года умер моя дядя в Чубурхинджи. Мы с братом поехали на похороны. Так как мой брат давно не служил нигде, он мог спокойно проехать через официальный пост, то есть по мосту через Ингури, — а я прошел нелегально, вброд. Возле деревни Саберио, недалеко от моего села, сеть хорошее место, там мало полиции, и я там всегда переходил границу. Я там все места знаю, часто переходил даже зимой.
— Почему вы решили, что вам нельзя пройти официально?
— Я бывший военнослужащий, я воевал в Южной Осетии и в Кодори. Я знал, что абхазы меня не пустят или арестуют.
Чубурхинджи находится в 7 километрах от пограничного поста на Ингури. Возле нашего села стоит российская военная база, до нее метров 500 от моего дома. Она стоит на возвышенности и на село смотрит. Эта база не новая, она там с 1998 года — после того, как в 1996-м году было нападение на Гальский район, и оттуда уехало более 40 тысяч жителей, русские открыли там эту базу.
После похорон дяди мой брат уехал обратно в Тбилиси, а я остался дома у родителей. Я соскучился по родным местам, давно там не был, и я понимал, что если меня возьмут в спецназ, я еще долго не смогу туда приехать.
— Вы были уверены, что вас возьмут?
— Да, потому что у меня хорошая подготовка, и я из Гали, знаю местность, это большой плюс для службы в спецназе. Я очень хотел эту работу.
Пока я жил у родителей, я старался не показываться на глаза посторонним. Мои друзья и одноклассники приходили ко мне домой, а сам я никуда не выходил. Потом я стал выходить на улицу. Там, где скопления людей, я не появлялся, - на базаре, например. Но кто-то все равно меня увидел. Я думаю, это был кто-то из села, кто работал на строительстве на базе, они все там сотрудничали с русскими. Я прожил там полгода, а в сентябре уехал в Тбилиси.
— Так же нелегально, как и приехали?
— Да, опять перешел Ингури вброд.
— И многие так переходят?
— Все местные знают эти ходы.
— Неужели там такая ненадежная граница?
— Там границы от Зугдиди до Сванетии, много километров, через каждые сто метров не поставишь охрану.
Через несколько дней после моего возвращения мне на мобильный позвонили с незнакомого номера. Это был Кочойя, мой сосед из Чубурхинджи. Мы с ним в школе вместе учились.
— Это его имя?
— Нет, его зовут Мераб Колбая, но его все знают по прозвищу Кочойя. Я его очень хорошо знал. И он сказал мне: «Пока все хорошо, но у твоих родных могут быть проблемы из-за тебя. Русские узнали, что ты здесь был. Ты должен приехать».
— Он не сказал вам, откуда «русские» узнали о вас?
— Нет. Никаких контактов с посторонними у меня не было. За все время, пока я был у родителей, я только один раз прошел мимо военной базы.
— Почему же вы поверили в то, что Мераб говорит правду?
— В Гали живет много людей, у которых родственники воевали. Или раньше или сейчас. У этих людей иногда забирают деньги, это делает местная милиция, а иногда их даже задерживают – чтобы потом обменивать на кого-то, кто нужен абхазам или русским. Это часто бывает. Я испугался за своих родителей, они пожилые люди. И на следующий день я поехал в Зугдиди. Из Зугдиди я на маршрутке доехал до своего места, где я обычно перехожу вброд. Перешел. Рядом с Чубурхинджи есть село Саберио, там мы с Мерабом договорились встретиться. Он меня увидел и сразу сказал: «Очень плохо дело». Я спросил: «Кто-то умер?» Тут я увидел, что Мераб не один. В стороне, возле дерева стоял человек в российской военной форме. Далеко, на дороге, стоял военный уазик, там сидел водитель и человек с автоматом. Я испугался. Я подумал, что они пришел меня арестовать. Я хотел убежать, но Мераб сразу сказал: «Не бойся, он просто хочет с тобой поговорить». На всякий случай я посмотрел под ноги, увидел несколько больших камней и успокоился, я подумал, что всегда смогу убежать. Мераб позвал этого майора – он был майор, - он подошел, протянул руку и сказал: «Женя». Это был Евгений Борисов.
— Он сам назвал себя?
— Нет, он только имя назвал. Его фамилию я узнал потом от знакомых в моем селе – они там знают всех с этой базы. Я этого Борисова видел всего четыре раза, а в пятый раз уже в Тбилиси на фотографии, когда следователь ее показал мне.
Этот Женя сказал мне: «Давай сразу к делу». Я спросил его: «А кто вы? Я вас не знаю». Он ответил: «Зато я тебя знаю». Он говорил агрессивно. Он сказал, что знает, что я служил в Сенаки на базе, в Ираке и что я участвовал в операции в Кодори. «И еще я знаю, — сказал он, — что ты участвовал в войне в Цхинвали, а у меня там брат погиб». Я ему сказал: «У меня там тоже друзья погибли, это же война была». Но он больше не стал это обсуждать. Он сказал мне: «У тебя родители тут живут, сестра замужем, племянники ходят в школу. Я могу их убить, если ты не выполнишь одно мое задание».
Я спросил его, откуда он знает все про меня, он сказал, что после войны в Южной Осетии они взяли базу в Сенаки и все документы, которые там были, – поэтому они знают все про многих наших военных.
Я ему сказал: «Я солдат, если я что-то для вас сделаю, это будет предательство». Он ответил: «Не бойся, жертв не будет, твой народ не пострадает. Это всего лишь американское посольство, надо положить туда бомбу».
— Я его спросил: «Ну как я туда попаду?»
— Он сказал: «Не надо тебе идти внутрь, обойди снаружи, одну бомбу положи под забор, другую брось внутрь. Сам уходи. Через 15 минут они взорвутся. Я буду доволен, ты обо мне больше не услышишь, а с головы твоих родных ни один волос не упадет». Я стал отказываться. Я боялся, что кто-то погибнет. Он мне сказал: «Я не понял, американцы тебе дороже, чем твои родные?». Я понял, что попался. Он сказал, что сейчас за мной пойдет его человек и поможет мне выйти, но предупредил, чтобы я не смел пойти к родителям и их вывести. И еще он сказал: «Я буду следить за тобой по телевизору. Если этот взрыв покажут, значит, я оставлю тебя в покое».
— По какому телевидению это должны были показать?
— Я думаю, по грузинскому. В Гали можно смотреть все грузинские каналы.
— Сколько времени вы проговорили с «Женей»?
— Примерно полчаса. Я поверил, что он сделает то, что обещает. У нас там люди незащищенные. Я поэтому я согласился.
— А вашему другу Мерабу вы ничего не сказали? Ведь это он вас подставил.
— На Мераба у меня нет обиды. Он не ходил на базу и не закладывал меня. На него военные сами вышли. Он тоже попался.
«Через 15 минут, как и обещал Борисов, раздался взрыв»
— Итак, что было после того, как вы получили задание?
— Я вернулся в Зугдиди и там ждал. На второй день пришел Мераб, у него в руках была спортивная сумка, там лежало два взрывных устройства.
— Он через пост это пронес?
— Нет, он тоже прошел вброд, как и я.
— Как выглядели эти взрывные устройства?
— Это были большие двухлитровые пакеты из-под сока, с пластмассовыми крышками, внутри у них было вмонтировано взрывное устройство. Потом мне сказал следователь, что там был гексоген, но я сам не знаю, что там было.
Борисов дал Мерабу $200 на дорогу, мы разменяли деньги и поехали в Тбилиси на маршрутке.
— С бомбами в руках?
— Мы их положили наверх на полку.
— Кроме $200, вам ничего больше не обещали?
— Нет.
— Но я слышала, что вы примерно в то же самое время купили машину.
— Это совпало так. У меня раньше был фургон, я его продал, хотел купить другой фургон, BMW. После войны в Цхинвали мой дядя за то, что я выжил, помог мне купить машину, 90-го года, BMW. Я на ней не ездил, потому что у меня не было прав. Но когда я понял, что Борисов от меня не отстанет и мне придется выполнять новые его задания, я стал ездить на своей машине. Ездил без прав, показывал просроченное военное удостоверение, оно действовало. Но это потом уже было...
— Что же было возле американского посольства?
— Мы с Мерабом приехали в Дидубе, там авторынок и рядом американское посольство. Мы подождали, пока стемнеет. Подкрались к мусорным бакам за посольством, потом ползли к стене какого-то здания, оно похоже было на хозпостройку, - мы даже охрану обманули, она нас не заметила - и там к стенке положили одну бомбу.
— Вы туда и должны были положить бомбу?
— Не уверен. Мы не поняли, где там здание самого посольства, а где что-то другое – там стояло несколько зданий. А вторую мы перебросили через забор. Сразу после этого мы ушли. Через 15 минут, как и обещал Борисов, раздался взрыв.
Я думал, что теперь все, Борисов от нас отстанет. Я остался в Тбилиси, а Мераб уехал в Зугдиди. Я позвонил родителям и спросил, все ли у них в порядке. Они сказали: «Да, конечно». Я понял, что они ничего не знают. На третий день мне позвонил Мераб и сказал: «Приезжай, Борисов хочет встретиться». Я поехал. Мы увиделись на 5й день после взрыва. Поздоровались. Я сказал ему: «Я все закончил. Давай расстанемся, как будто мы друг друга не знаем». Он помахал головой: «Нет, это не все. Ты должен сделать еще пять таких же дел. А если ты захочешь спрятаться, я позвоню в полицию и скажу, что это ты взорвал американское посольство». Я сказал ему: «Если ты скажешь мне взорвать метро, я этого не сделаю, даже если ты убьешь всех в моем селе». Он ответил: «Нет, мне не надо, чтобы ты людей убивал. Надо просто чтобы ты взорвал бомбы у зданий. Чтобы была паника». Я спросил: «Кому это нужно?» Он сказал: «Я не знаю, это там, наверху». Я потом думал, почему он меня выбрал для этого. Мог бы и других найти, в Гали, например. Наверное, потому что у меня была военная подготовка. Не всякий справился бы с его заданиями.
— Каким было следующее поручение?
— Он сказал мне взорвать железнодорожный мост в Поти. На второй день после нашей встречи он принес специальное устройство с розеткой, его можно было легко закрепить на рельсах…
— Куда он это принес?
— Туда же, на то место, возле Саберио, где я обычно переходил границу. Там все легко было, нужно было несколько движений сделать, и устройство сработало бы. Борисов сразу сказал, что жертвы не нужны, поэтому надо взорвать грузовой поезд, а не пассажирский.
В Зугдиди у меня уже стоял мой фургон, мы сложили туда все наши вещи и поехали в Поти. Ночью мы пришли к этому мосту. Было 23 часа, а в 00.45 там должен был идти пассажирский поезд. И сразу после него должен был идти грузовой. Мы подождали, пока пройдет пассажирский, потом поставили устройство на рельсы и ушли. Но оно не взорвалось, и по телевизору ничего не показали. Наверное, мы что-то не так повернули там. Мы, конечно, не хотели говорить Борисову, что не смогли выполнить задание. Борисов позвонил Мерабу и сказал: «Я ничего не видел. Если телевизор врет, пойдите и снимите взорванный мост и пришлите по телефону». Мераб передал это мне, он уже был в Зугдиди. Я поехал обратно, увидел целый мост, но близко подходить побоялся. Пошел в сторону Поти, а там дальше по железной дороге строили новый мост, там вид был такой разрухи, что я сфотографировал и послал Борисову – он поверил, что это взорванный мост и что телевизор специально не показывает это.
«Он принес две сумки и сказал: «Это точно в последний раз»
— Потом мы снова встретились, и он дал мне двойное поручение. Надо было взорвать две бомбы в здании железнодорожного вокзала в Тбилиси и возле офиса телекомпании «Имеди».
— Все поручения он давал вам лично?
— Да.
— И каждый раз вы встречались с ним в Гальском районе?
— Да, только там.
— А деньги он давал каждый раз?
— Да, каждый раз по $200 он нам давал. На дорогу и на карманные расходы.
— На вокзале где вы должны были оставить бомбу?
— Борисов сказал, что надо оставить ее на 3-ем этаже в туалете. Я уже знал, что там всегда много людей. Мы с Мерабом приехали на вокзал, когда темнело. Я хотел, чтобы людей пострадало меньше. Поэтому мы решили ждать ночи. Внизу в здании вокзала торговый центр, он на ночь закрывается. А на третьем этаже кассы, они работают круглосуточно, и там всегда есть люди. Времени у нас было еще много, и я нервничал, потому что у нас было две больших сумки с собой, мы могли привлечь внимание. Поэтому мы пошли к моему другу Джонни, он живет недалеко. Мы с Джонни вместе в Ираке служили. Я ему все рассказал и попросил помочь мне. Он сказал: «Ну раз они твоим родителям угрожают, плохо дело». И разрешил оставить одну сумку у него. Мы оставили у него сумку и пошли со второй сумкой на вокзал.
— И вы даже не подумали о том, что подставляете своего товарища? Вы знали, чем это ему грозит?
— Я тогда не думал об этом. Я нервничал. Я думал, что меня поймают с этими бомбами. Я боялся из-за этих бомб, я не знал, когда они взорвутся. Главным было для меня, чтобы эти бомбы не взорвались раньше времени. Джонни военный, он знал, как их сохранить.
— В итоге его тоже посадили?
— Да, ему дали 30 лет, а его жене 15.
— Вы взорвали бомбу на вокзале?
— Да, но не там. Ни в какой туалет я тогда бомбу не понес. Рядом с городским вокзалом есть маленький Боржомский вокзал. Там ходит несколько электричек в день, и людей ночью не бывает. Я спустился в подземный переход к этому вокзалу и положил бомбу в мусорный ящик. И сразу сел на маршрутку и уехал в Зугдиди.
— Который был час?
— В 21.30 я положил бомбу, в 22 она взорвалась, а в 22.15 я уже ехал в маршрутке в Зугдиди. Борисов про этот взрыв по телевизору услышал. Он сказал Мерабу, что не засчитывает этот взрыв, потому что мы договаривались, что два взрыва произойдут одновременно – у «Имеди», и на вокзале. Мераб передал мне эти слова, и я снова поехал в Тбилиси. Я вернулся к Джонни, забрал сумку, положил ее в черный пакет и оставил его возле входа в «Имеди», в кустах. Я подумал, что в таком месте его обязательно найдут и покажут по телевизору. Но я боялся, что кто-то пострадает. Поэтому я выдернул шнур, но вместо того чтобы повернуть переключатель два раза, я повернул его только один раз. У меня тряслись руки, я не знал, что будет. Но я правильно сделал. Она не взорвалась. Через три месяца, когда меня арестовали, я показал это место, людей увели, и саперы взорвали эту бомбу.
На следующий день я поехал в Гали. Перешел реку, встретился с Борисовым. Он мне сказал, что ничего не видел про взрыв возле «Имеди». Я ему сказал, что не показывают специально. Он сказал, что не верит мне. Я показал ему кольца, которые выдернул из взрывных устройств: «Это же твои кольца?» Он взял их, понюхал, покрутил в руках, сказал: «Мои». Я ему сказал, что точно все взорвал, но в Тбилиси это скрывают. Он кивнул и ушел. Я думал, что теперь он от меня точно отстанет. Это было в октябре. Я уехал в Тбилиси и успокоился. В ноябре в Цаленджихе, недалеко от Зугдиди, была свадьба, я повез туда своих родственников. Знаете, какие хорошие у нас свадьбы? Это была последняя свадьба, на которой я был. После свадьбы я остался у родственников в Зугдиди. У меня там когда-то давно была девушка, в Хашури, она вышла замуж, но друзей осталось много. И я там много ходил в гости, гулял с друзьями, даже долги наделал. И вдруг снова позвонил Мераб и сказал: «Приди в Саберио». Я перешел, Мераб был один. Он принес две сумки и сказал: «Это точно в последний раз». Одну бомбу надо было взорвать около супермаркета в жилом квартале, вторую – возле офиса партии лейбористов. Я очень расстроился, потому что это места, где всегда много людей. Но мне уже некуда было деваться. Мы с Мерабом перенесли сумки через реку и доехали на маршрутке до Зугдиди. Там мы набили эти сумки сверху мандаринами и я сдал их в маршрутку, договорился с водителем, что в Тбилиси их заберет мой друг.
— Почему вы не повезли их сами?
— Я боялся уже везти эти сумки в своем фургоне – у меня не было прав, и если в Восточной Грузии патруль уважал мое военное удостоверение, то в Западной они могли придраться к тому, что оно просроченное. И вдруг они захотели бы проверить мою машину. Поэтому я отдал сумки в маршрутку. Я сказал водителю: «Осторожно, там стекло, не ставь их близко к другим сумкам». Я написал смс Джонни, чтобы он встретил сумки на вокзале в Тбилиси. Он встретил.
Мы с Мерабом приехали, взяли сумки и поздно ночью, чтобы не было жертв, пришли к зданию лейбористов…
— А вы знали, кто это такие?
— Нет, политика это не мое дело. Но если Шалва (лидер лейбористов Шалва Нателашвили. — "Ъ") завтра станет президентом, он меня сразу убьет.
Мы положили одну сумку на землю, прямо под окном первого этажа. Оказывается, всего за пять дней до этого там поставили новую камеру. А я этого не знал.
И потом, когда следователь показал мне запись с этой камеры, я понял, как они меня нашли. Там хорошо видно, как я положил эту бомбу, а потом курю и звоню по телефону Джонни.
Оставив эту сумку, я уехал в Мухиани (один из спальных районов Тбилиси. —"Ъ"), мы с Мерабом нашли супермаркет, там у входа лежала какая-то пустая коробка, мы прямо в нее уложили сумку с бомбой. Устройство состояло из трех частей, перед взрывом надо было положить одно на другое и привести все три в исполнение. Мы привели только одну – чтобы сила взрыва была меньше. Последние два раза Борисов давал нам именно такие бомбы, и мы всегда приводили в действие только одну первую часть. И в этот раз мы так и сделали, а две остальные части забрали с собой, к Джонни.
— Для чего?
— Мы подумали, что если Борисов поручит нам что-то еще, мы не будем тащить его бомбы из Зугдиди, а используем эти. А потом уже, когда меня арестовали, следователь рассказал мне, что если бы мы привели в действие все три устройства, то погибли бы на месте – третье СВУ было с нулевым запасом времени, оно сработало бы сразу.
«Меня все равно бы взяли»
28 ноября я проснулся и узнал, что ночью возле офиса лейбористов был взрыв и погибла женщина. Она спала в своей квартире, в том же доме, где офис лейбористов, и осколок стекла попал ей в сердце. Я очень расстроился. Я не знал, что такое может случиться. Была ночь, на улице не было людей, а женщина погибла. В тот же день я уехал в Гали, к родителям. Мераб пошел на российскую военную базу к Борисову, но потом вернулся и сказал мне, что Борисов в Сухуми и вернется только через неделю, надо его подождать. Я подумал: зачем мне его ждать? Я боялся, что теперь он с нами расправится, потому что мы много знаем. И я решил вернуться в Тбилиси. Но на этот раз я не стал переходить Ингури вброд, а пошел через официальный пограничный пост. Я не знаю, почему я так сделал. Зима была, мне не хотелось мокнуть в воде. И я устал уже тогда сильно. Там, возле села Пахулани, меня и взяли полицейские. Они увидели мой паспорт и вызвали оперативников. Те приехали в масках и меня увезли в Тбилиси. Потом я узнал, что они установили меня по той записи у лейбористов. Они пробили телефоны, которые работали в этот час в этом районе. Они вышли и на Джонни – мне позвонила его жена и сказала, что они хотят переехать на новую квартиру, и поэтому мне надо прийти и забрать сумку. Так что, даже если бы я не пошел через этот пост, меня все равно бы взяли.
Это было в декабре прошлого года. Скоро спецназ поймал Мераба в Гальском районе – они провели там спецоперацию. Ему тоже дали 30 лет. Джонни Абуладзе тоже взяли. По моему делу проходит 15 человек. Только двоих не задержали – Борисова и Цхадая. Цхадая из Гали. Говорят, он был русским агентом. Моего брата и невестку тоже задержали. Невестку отпустили, а брату дали 6 лет. Но я надеюсь, что это сделали в показательных целях, и его раньше отпустят, потому что он правда ничего не знал обо мне. Если бы он признал обвинения, ему дали бы условный срок. Но он не признал.
— Почему же его осудили, если он ничего не знал?
— Они говорят, что не может быть, чтобы родной брат ничего не знал. Но он не знал.
— А почему вы обращались к друзьям, но не обратились за помощью к родному брату?
— Потому что он слишком правильный. Такой, знаете, как коммунисты. Он бы заставил меня сразу сдаться. А я боялся за родителей тогда.
— А теперь вы не боитесь за родителей?
— Теперь нет. Это дело теперь на весь мир известно. Если с моими родителями что-то случится, все будут знать, кто это сделал. Поэтому они не посмеют их тронуть.
— Почему вам дали такой срок, ведь вы сотрудничали со следствием?
— Могли дать пожизненное. Но из-за того, что я сознался, дали 30 лет. Конечно, они не учли, что я воевал и у меня есть награды. И что я не хотел жертв. Они ведь знают, что я не был агентом. Знают, что меня заставили это делать. Но поэтому ко мне здесь и относятся хорошо.
— Хорошо – это как?
— Мне разрешают сигареты, радио и нарды.
— Сколько вас в камере?
— Двое.
— Вы сейчас, вспоминая все это, понимаете, что могли поступить по-другому?
— Есть старая грузинская пословица: только когда перевернется арба, тебе видна пройденная дорога. Сейчас у меня есть время подумать. Я все время сижу. А раньше я по сто километров наматывал туда-сюда. Я все время был в панике. Я думал, мои родители в опасности. Думал, что бомбы взорвутся, они действовали мне на нервы. Я все время ждал взрыва.
— И о чем же вы сейчас думаете, сидя в камере?
— Наверное, надо было мне рискнуть и пойти в полицию…
— А почему вы так не сделали? Ведь ваших родных могли бы вывезти?
— Если бы я даже рискнул и вывезли моих родителей, у нас там в селе еще 8 семей родственников. Их бы никто не защитил. Я очень не хотел жертв. Говорят, на этой женщине, которая погибла от осколка в сердце, не было ни капли крови.
— Кто виноват в том, что с вами случилось? Ваши друзья? Борисов? Или вы сами?
— Борисов, конечно, виноват. Я был у себя дома, а он не давал мне жить. И тот человек, который на меня настучал, тоже виноват. Но я виноват больше. У меня был выбор.